Мальбонте вернулся в кресло. Положил руки на подлокотники. Он был серьёзен, его пронзительные глаза смотрели на меня исподлобья, не моргая.

— Я буду с тобой ласков и добр первое время. Хочу, чтобы ты поняла, что я тебе не враг и мы можем быть заодно. Но если ты откажешься, если сама выберешь сторону моего противника, поверь, не будет врага беспощаднее, чем я.

— Зачем я тебе сдалась?

— Потому что ты помогла Бонту и потому что в тебе моя сила, очевидно. Без тебя я выиграю эту войну. Но с тобой это будет проще и… приятнее.

— Я тебе не верю.

— И не должна. Обо мне было много слухов, но я развею их. Ты готова выслушать меня?

— Готова. — я увидела, как его глаза сверкнули, удовлетворённые.

— Моя мать была ангелом, отец — демоном. Тогда не было закона Неприкосновения, но я был одним из первых таких детей. Всё дело в войнах, что бушевали раньше между адом и раем. Вместе с миром пришла и любовь. В то время многие дети погибали из-за нестабильности мира. В том числе дети ангелов и демонов. Но я выжил. И был сильнее многих. Меня начали бояться. Я кое-что сделал… — он замолчал.

Было видно, что его одолевают противоречивые эмоции, настолько сильные, что даже ему едва удалось скрыть их.

— Я кое-что сделал, и на меня началась охота.

— Что ты сделал?

— Нет…

— Расскажи.

— Нет, ты не готова. Слишком рано. В итоге они решили, что я опасен и что нужно исследовать мои силы. Я словно стал чумным. Печаль и боль следовали за мной по пятам. Мама молилась за меня Плачущим девам, но я оказался тем, за кого нельзя молиться. Я был совсем мал, а Шепфа запретил за меня молиться. Ангелы, поняв это, решили оградить меня от всех. Но родители не могли позволить ангелам отобрать у них меня…

"Мама держала меня на руках, с каждым шагом прижимая к себе всё крепче и крепче. Отец бежал сзади, постоянно оглядываясь назад.

— Куда вы?!

— Не бойся, Бонт, не бойся! "

— Почему мама звала тебя Бонтом?

Его лицо было каменным, строгим, хладнокровно-бесчувственным. Но я всё равно ощутила горькую усмешку, которая так и не появилась.

— Меня называли так от рождения. Мама видела во мне только лучшее. Но из-за моей тёмной стороны все добавляли к моему имени Маль. Даже отец начал звать меня так.

— Но тебе не нравилось, когда мама звала тебя Бонтом?

— Нет.

— Почему?

— Потому что я не Бонт. — он продолжил рассказ, отсекая дальнейшие расспросы.

" — Анабель, успокойся. За нами не бегут. — отец остановил маму, взял её за плечо.

Она расплакалась.

— Он хороший. Почему его преследуют? Почему сам Шепфа дал на это добро?

— Не плачь.

— Бонт хороший. Он просто испугался.

— Отпусти его.

Отец опустил меня на землю, сел на корточки передо мной и заговорил, как со взрослым:

— Мальбонте, тебе придётся побыть здесь некоторое время, ладно?

— Зачем?

— Мы попробуем раздобыть амулет, который скроет твою энергию. А пока ты здесь, они её не распознают. Обещаешь не уходить от сюда?

— Обещаю. "

— Я сидел в центре лабиринта, пока однажды ко мне не пришла девочка. Вот так… случайно заглянула, не ожидая, что найдёт самое разыскиваемое чудовище. — на последнем слове его губы скривились в злобном оскале, насмехающимся над собственным же сравнением.

— Я помню!

— Ты видела всё, что произошло?

— О чём ты?

" — Кто это, Бонт?

— Я не знаю.

Глаза мамы расширись, когда она узнала девочку. Она прильнула к ребёнку, чуть грубо схватила её за руку и сказала:

— Ты сестра Эрагона.

— А вы мама Маль-бон-те-е!

— Да, она моя мама, и что?!

Она ахнула.

— Молчи, Бонт! Что ты наделал! — мама упала на колени, тряхнула девочку, с мольбой заглядывая ей в глаза. — Прошу, ты можешь держать в тайне, что ты видела здесь Бонта?

Раздался мужской голос, заставивший маму обернуться с облегчением и ужасом одновременно.

— Она не сохранит тайну…

— Ты хочешь сказать… — мама вскрикнула, закрыла лицо руками. Она истошно зарыдала, и крылья за её спиной вздрагивали и сжимались.

Впервые я заметил слёзы на глазах отца.

— Что такое?

— Прости…

Девочка успела лишь едва вскрикнуть, и крик её был похож на писк котёнка. Она замертво упала к нашим ногам."

— Это было первым убийством ребёнка. И кровь этой девочки, впитавшаяся в землю, стала отравой для лабиринта.

— Проклятие сада Адама и Евы…

— "Отныне всяк туда входящий становился заложником своих страхов и желаний".

— Твои родители приняли отчаянное решение.

— Да… — он задумался. — Да… это было настоящие отчаяние. Проклятие было таким сильным, что все ощутили его зарождение. Шепфа мгновенно прознал о том, что произошло, и где мы находились. Знаешь, каким является высшее наказание Шепфа?

— Нет…

"Лица мамы и папы вдруг стали странными: сосредоточенными, но при этом отдалёнными. И вдруг мама закричала. Они упали на колени.

— Что с вами?! — я видел, как из их спины, точно корни деревьев выходят основания крыльев. Кровь ручьём лилась по их спинам."

— Вот так просто, без суда и разъяснений. Это ведь сам Шепфа решил. Он не спрашивает ни у кого разрешения.

"Земля под их ногами разверзлась, словно тропа, ведущая грешника в ад. Они упали. Я бросился на пол, но дыра стала закрываться.

— НЕТ!! — я тянулся рукой, я пытался дотянуться до них. Но не смог…"

— Я остался один. Напуганный, потерянный, озлобленный. Я бежал куда мог, пока меня не окружили.

— То видение, когда ты убил их всех…

— Да, это было после того, как Шепфа оторвал моим родителям крылья и отправил на землю. Я так обезумел от ярости, что убил своей болью едва ли не половину ангелов и демонов, что находились поблизости. Во мне крылась страшная сила, которую было невозможно контролировать.

— И тогда Шепфа разделил тебя на две части?

— Да… — Мальбонте выпрямился, медленно прошёл к камину и замер возле него. Пламя осветило профиль его лица — жёсткого, непримиримого лица.

"С самого рождения Мальбонте преследовали за то, кто он есть. Его ненавидели и боялись. В страхе его потерять родители отняли жизнь девочки, а Шепфа отнял их у Мальбонте. Он был один. Всегда один."

Не оборачиваясь ко мне, Мальбонте подал голос:

— Уже поздно. Можешь остаться здесь, если хочешь. В других комнатах не так тепло.

— Я хотела бы остаться здесь.

Он стремительно обернулся ко мне, будто не ожидал такого ответа. Потом кивнул.

— Хорошо. Рад, что ты мне доверяешь.

— Ты будешь тоже здесь спать?

— Конечно. Это мои покои.

Я поднялась в постели, неловко подтолкнула одеяло, укрывая себя как в кокон. Заметив это, Мальбонте тихо рассмеялся.

— Не стоит переживать на этот счёт. — он снова сел в кресло.

Больше он не смотрел на меня: его внимание было приковано к полыхающему камину. В зрачках отражались танцующие языки пламени. Этот огонь придавал и без того серьёзному взгляду зловещий вид. Его скулы, жёстко очерченный подбородок, большие крепкие руки — каждая частичка тела была напряжена.

"Он и сейчас одинок… Мальбонте рассказал всё это, чтобы я хоть немного поняла его. Чтобы меньше ненавидела…"

Словно почувствовав мой взгляд, он посмотрел на меня. Мне хотелось натянуть одеяло до макушки головы, чтобы спрятаться от этих пронизывающих глаз.

— Тебе лучше поспать.

— Хорошо. — я послушно закрыла глаза, не выдерживая его взгляда.

Среди ночи я очнулась от лихорадки. Видения мелькали так быстро, что я не поспевала осознать их. Образы, неясные, гиперболизированные, давили на меня, пугали до истошного крика, но кричать я почему-то не могла. Вместо этого я молча, в немой мольбе, металась по кровати. Пока не ощутила руки, удерживающие мою истерику, и не услышала голос над ухом:

— Не пугайся. Ты привыкаешь к моему присутствию. От этого сила и видения усиливаются. Это нужно перетерпеть. — на этот раз он сам принес таз с водой, а затем приложил к моему лицу. Его тёплые руки казались горячими на фоне холодной тряпки.