Уже выходя из квартиры, я вспомнила, что забыла снимок. Пришлось вернуться. И еще раз взглянуть на себя в зеркало. Не то чтобы я была слишком суеверна, но… какие-то вещи делаешь, даже не задумываясь. Например, любуешься собой, если знаешь, что хорошо выглядишь. И улыбаешься своему отражению.

Я не стала дожидаться лифта, сбежала вниз по лестнице, цокая каблуками босоножек, пронеслась по Фурштатской и только у самого метро сообразила, что по своей всегдашней привычке прискакала на десять минут раньше. И каково же было мое удивление, когда у выхода увидела Максима. В светлых брюках и бледно-зеленой рубашке-поло он выглядел не хуже, чем в той футболке с волком.

- Здравствуйте, Максим… Иванович, - сказала я смущенно. – Кажется, у меня часы отстали.

- Нет, это я всегда раньше прихожу, - улыбнулся он. - Кстати, прекрасно выглядите.

- Спасибо. Я тоже… раньше прихожу.

- Нина Львовна, а давайте мы с вами где-нибудь присядем ненадолго? Я вам про реабилитацию кое-что расскажу. Тут недалеко пекарня есть неплохая, знаете? Я там хлеб домой покупаю, когда на метро еду.

- Знаю, - кивнула я. – Давайте. Тем более я вам все равно кофе должна.

- Правда? – удивился он и тут же вспомнил. И рассмеялся – так заразительно, что я не удержалась тоже.

- Только давайте без Львовны, ладно? – попросила я, когда мы уже подходили к пекарне.

- Окей. Но тогда и без Иваныча. Лучше расскажите, как у вас все с аварией закончилось.

Я рассказала, опустив тот момент, что дело подвисло и до медкомиссии вряд ли дойдет. Не хотелось признаваться, что заставила его везти ненужную справку.

- А вы, кстати, свою тогда продали? – спросила я, когда мы уже стояли в небольшой очереди у прилавка.

- Да. Такую же купил. Только красную.

«Маленькая красненькая машинка!» - хихикнула я про себя.

Мы еще немного попрепирались, кто будет платить за кофе, я настояла на своем, а Максим взял нам по пирожному.

- Давайте вон туда, к окну, - предложил он и, пока я устраивалась на диванчике, посмотрел на свет снимок.

- В общем, все в порядке, как я и обещал, - сказал он. – Руку дайте.

Покрутив мою руку в разные стороны, согнув несколько раз в локте и запястье, Максим прощупал кость, проверил, как двигаются пальцы.

- Боли есть?

- На дождь.

- Это нормально. Значит, вот ваша справка, - Максим протянул мне файл с двумя листочками. – И еще там распечатка упражнений. Надо будет поделать, а то немного заленили руку. Физиотерапия само собой, но про гимнастику не забывайте.

- Мне дали в больнице, - обиженно проворчала я. – Делала. И делаю.

- Это другие упражнения. То, что я даю тем, кто занимается всякой тонкой работой. Музыканты, художники, хирурги. Военные, конечно.

- Ну, у меня не тонкая.

- Ничего, не повредит, - улыбнулся Максим, и я снова подумала, что у него просто обалденная улыбка. Невольно начинаешь улыбаться в ответ.

Мы просидели, болтая о всякой всячине, с полчаса, пока он не спохватился:

- За мной на работе уже полкана по следу пустили. Приятно было с вами поболтать, Нина, но надо бежать.

Мы попрощались, я пошла к выходу, а Максим остановился у прилавка, вытаскивая из кармана телефон.

- Зай, привет, - услышала я, уже открывая дверь. – Я в пекарне на Чернышевского. Тебе какой хлеб взять?

Настроение мое, похожее на переливающийся всеми цветами радуги мыльный пузырь, как-то вдруг сразу потускнело.

Прекрати, приказала я себе. Это просто маленький приятный эпизод. Ничего больше. Ничего особенного.

Я вошла в квартиру и увидела в прихожей кроссовки Германа. Значит, уже вернулся. Можно быстренько пообедать и поехать в Сестрорецк или еще куда-нибудь.

Он сидел на кухне, мрачно глядя в одну точку.

- Что-то случилось? – испугалась я.

- Откуда я знаю, случились вы там с доктором или нет, - ответил он ядовито. – Тебе лучше знать. Быстро что-то. Места не нашлось перепихнуться? Или у него на тебя не встало?

- Что? – переспросила я, хотя все прекрасно слышала. Каждое слово.

- Дурочку только не надо включать, - поморщился Герман. – Я вас видел. В пекарне. Дай, думаю, зайду, хлебушка куплю. А вы там сидите у окошка, и он так нежно тебе ручку гладит. Что, за грудь постеснялся подержаться?

Не так давно я писала научпоп для детей про всякие природные явления. В частности, как образуется иней. У него есть интересная разновидность, которая называется инеевые цветы – отложение мелких кристаллов льда на теплой почве при резком похолодании. Я прямо чувствовала, как нарастает внутри лед. Это был именно мороз после тепла. Что бы я сейчас ни сказала, это выглядело бы жалкими оправданиями. Совершенно бессмысленными. Потому что Герман свои выводы уже сделал.

Сцены ревности у нас были чем-то обыденным, почти рутиной. Правда, никогда еще он не скатывался до такой грубости и пошлости. Поначалу подобное меня очень сильно обижало.

«Я тебе что, давала повод думать, будто готова лечь под первого встречного? – спрашивала я, едва сдерживая то ли слезы, то ли крепкие слова. – Или дело в том, что с тобой в постели оказалась через две недели, а не через два года ухаживаний? Ты в ком настолько сомневаешься: во мне или в себе?»

Выяснялось, что я как-то не так на кого-то посмотрела, улыбнулась, не то сказала, в общем, позволила себе что-то лишнее. К счастью, до терминального маразма («ты помыла голову, значит, идешь к любовнику» или «он на тебя посмотрел, значит, ты послала ему телепатический сигнал») дело не доходило. Очень скоро я поняла, что доказывать что-то Герману, когда он завелся, дело неблагодарное. Поэтому молча предоставляла ему возможность накручивать себя до победного конца. При легкой форме обострения он быстро выдыхался и замолкал, даже просил потом прощения. При тяжелой – собирал сумку и хлопал дверью.

Возможно, я промолчала бы и на этот раз. Подождала бы, когда он выговорится. Но были два обстоятельства, которые не позволили мне этого сделать. Потому что кое-чем ситуация отличалась от всех моих прежних воображаемых измен, которые приключились в башке Германа. И не только грубостью претензий.

Во-первых, сцена, которую он наблюдал через витрину пекарни, действительно была. Он ее не придумал. Мы с Максимом сидели в кафе, пили кофе, разговаривали, и он держал меня за руку. Это были факты. Другое дело, что интерпретировать их можно было совершенно по-разному. Или так, как было на самом деле, или так, как представил себе Герман.

Во-вторых, даже в моей раскладке у этой сцены было двойное дно. Да, из этого окопа все выглядело абсолютно невинно. Но… если не лукавить, мне ведь и правда не нужна была справка. Могла ведь так Максиму и сказать. Но я просто хотела его увидеть. Когда услышала его голос, обрадовалась так, что аж руки задрожали. Прихорашивалась, неслась к метро, едва не теряя босоножки. А как скисла потом, когда услышала, что он звонит своей Зое-Зае. Неплохо для невесты, у которой свадьба через две недели!

В общем, эти два момента не позволили мне в полной мере почувствовать себя несправедливо оклеветанной девой в белых одеждах, с укоризной взирающей с костра на инквизитора. Как будто немножко ворона нагадила на белую рубашку.

Я бросила на стол снимок и файл.

- Не вижу нужды оправдываться. Но чисто для сведения. Это справка для медэкспертизы после ДТП. И упражнения для реабилитации. Он позвонил и сказал, что я могу подъехать в академию и забрать. Или подойти к метро, потому что ему по пути. В пекарню зашли, потому что он там тоже покупает хлеб. Для жены. И чтобы можно было снимок посмотреть. И руку. Как срослась. Не на улице. Все.

Герман посмотрел на меня как на жужелицу.

- Ты меня за идиота держишь? – поинтересовался он скептически. – Какая нафиг экспертиза? Прекрасно знаешь, что до этого дело не дойдет, поэтому никакая справка никому не нужна. Так что не вешай мне лапшу на уши.

Он встал, подошел к окну, посмотрел во двор. Снова повернулся ко мне.