То, что о его продвижении вглубь Монголии, всем причастным было давно известно, Принц-Бастард знал, дозоры постоянно замечали наблюдателей, но пока все племена предпочитали отходить с его пути. Двенадцать тысяч лошадей, хоть и мелких, степной породы, до сих пор внушали уважение всем встречным. Для кочевников это было огромное войско, они и представить себе не могли, что кто-то может отправить такую силу в посольство, с целью только поговорить. Не могли. И это к лучшему, никого не пришлось убивать по дороге. Это было бы не трудно сделать, но вдруг среди убитых окажется какой-нибудь небезразличный хану человек? Оправдаться, конечно, можно будет, имея под командой три тысячи мушкетов, девяносто тысяч выстрелов к ним и двадцать тысяч новых ручных бомб, оправдаться можно от чего угодно, но цели миссии это не соответствовало.

Лучшее место для резиденции посольства подсказал хан, перешедшего в подданство Спящего Леопарда, племени Татар. Полезный оказался хан, не дурак, не баламут и не трус. Да, он отступил от Орды, но стоит признать, что шансов в прямом военном столкновении у него не было никаких, и он не стал, подобно наглому, но глупому щенку искать личной славы, он поступил как настоящий вождь – спас своё племя от истребления. Филипп это понял и оценил. Оценил и пригласил Сульдже-хана поучаствовать в посольстве. Опасно? Конечно! Но хан Сульдже трусом не был, он просто был очень ответственным человеком, которому Судьба вверила будущее племени. Обеспечив будущее татар, комфортно расселившихся не землях Принципата, он снова стал бесстрашным воином и отличным командиром разведки. Его тысяча лёгкой конницы контролировала округу на три дневных перехода обозов Орды, поэтому внезапного нападения можно было не опасаться.

– Здесь нужно вставать, Сир.

– Здесь же никого нет, Сульдже. – хоть хана и крестили именем христианским именем Агафон, подходило оно ему не больше, чем корове седло – Нам нужно найти Тимуджина.

– С таким войском, ты его никогда не найдёшь, Сир. У тебя отважные воины, но в степи они слепые. Дальше идти нельзя, там нам нечем будет прокормить двенадцать тысяч лошадей и четыре тысячи воинов. Тут же высокая трава, а в реке есть рыба. И ты ошибаешься, что здесь никого нет, Тимуджин знает о нашем посольстве, будь в этом уверен, он контролирует каждый наш шаг.

– Почему же он до сих пор не прислал переговорщиков?

– Не знаю, Сир. Ходят слухи, что в Тимуджина ещё в детстве вселился тёмный дух, с тех пор его мысли и планы предугадать невозможно. Будь уверен, он всё про нас знает, и начнёт переговоры только тогда, когда будет удобно ему. Мы остановились в самом центре его владений. Эти реки сливаются и текут в великое северное море[26], на западном берегу которого уже заложен ваш город. Тимуджин не может этого не учитывать. Год мы продержимся, подъедая больных лошадей и рыбу из реки, а потом к нам придёт помощь по воде.

– Наш город, Сульдже. Наш. Привыкай. Только на одних мясе и рыбе мы не выживем. Цинга начнётся.

– Нет, Сир. Нужно вставать лагерем здесь и начинать готовить припас. Сейчас август, корешков можно много запасти, как и ягод. Будет не так вкусно, как в ресторане, но от цинги спасёмся. А вот если идти дальше – значит положиться только на милость Тимуджина. Вели ставить лагерь и укреплять его в город, а мы пока пошаримся по окрестностям.

– А корешки кто будет собирать?

– Вели создать команду. Все корешки от цинги годны, чем противнее на вкус, тем лучше, пусть перекапывают все поля, что уже объели лошади. Не сомневайся, Сир, как только Тимуджин увидит наши приготовления, он сразу пришлёт переговорщиков. Ставлю в залог свою бессмертную душу. – усмехнулся хан татар.

– Не кощунствуй, Агафон. Ты, конечно, в Христа всей душой не уверовал, но всё равно остерегись злить его в этой бесконечной степи. Он помогал мне в пустыне Святой земли, в Чехии, Польше и Прибалтике, поможет и здесь. Отправляй дозоры. Начинаем строить город.

– Извини, Сир. Я не кощунствовал и предложил в залог только свою душу.

– Езжай, Сульдже. Многого тебе не обещаю, но Сиру Кеннету обязательно понадобится герцог местных земель. А герцог – это уже сенатор.

– Что даст мне пост сенатора, Львиный Коготь?

– Если честно, то мне это даёт только деньги. Что они там всё время обсуждают – навевает тоску и сонливость. Зато доход от монополий покрывает мне треть бюджета, а тебе покроет три четверти. Впрочем, говорить об этом пока рано, для начала нам нужно постараться здесь не сдохнуть. Ступай, Сульдже, ты знаешь, что нужно делать, Бог в помощь!

За полгода подготовки и совместного похода, не только хан Татар научился говорить по-русски, но и Филипп I в достаточной мере освоил монгольский. Во всяком случае, Сульдже утверждал, что с Тимуджином король запросто сможет общаться без переводчика. Русский же стал официальным языком в королевстве Чехии и Польши, а также очень модным на остальной территории Принципата. На русском языке издавалось больше книг, чем на лингва-франка и латыни вместе взятых. Больше не по ассортименту, а по тиражам, причём они были гораздо дешевле. В основном это были сказки для детей, как указывалось – русские народные, но в народе их не знали, да сам народ то только начал образовываться. По началу это вызывало удивление, но узнав тайну отца, Принц-Бастард проникся и глубиной замысла. Ничто не скрепляет общество прочнее, чем общий язык. Лет через десять вырастет поколение, воспитанное на общих сказочных героях и говорящее на одном языке, через двадцать их будет большинство, а через тридцать уже все. Кроме сказок издавались стихи, вернее тексты песен, поскольку для каждого из стихов сразу сочинялась музыка, а модные песни уже напевали даже те, кто не понимал ни слова из текста.

Никем не тревожимые, неделю провозились с обустройством лагеря, сразу заложившись на развитие его в полноценный город. Подгонять ветеранов не требовалось, все они прекрасно понимали, что от качества укреплений зависит их собственная жизнь, поэтому, когда к Татарграду подступили значительные силы Тимуджина (которые Сульдже оценил в тумен[27]), лагерь был окружён рвом и обвалован, а каждый боец бригады оборудовал себе стрелковую ячейку, так что сходу ворваться конными не получится, а пеший монгол – как вытащенная из воды акула, если сам сунешь ей в пасть голову, обязательно откусит, но в целом она абсолютно беспомощна.

– Ну вот и переговорщики. – усмехнулся Филипп, разглядывая монгольское войско в бинокль – Ты был прав, хан, мы вовремя остановились. Чей бунчук поднят над туменом?

– Семь хвостов. – Агафон-Сульдже тоже не отрывался от бинокля – Это либо Субэдэй, либо старший сын одержимого – Джучи.

– Значит, Тимуджина с ними нет?

– Значит так, Сир. Он подступит позже, во главе основных сил.

– И сколько он, по-твоему, приведёт?

– Ещё два-три тумена. Тимуджин одержим величием, на переговоры он выйдет только имея за спиной в десять раз больше воинов, чем у тебя.

– Они все бездоспешные?

– Тегиляй – это доспех, Сир. Ненамного хуже кольчуги.

– Если хуже даже кольчуги, то это не доспех, хан, это мы будем бить картечью. К тому-же, лошади у них вообще не прикрыты. Симеон. – Львиный Коготь, не отвлекаясь от бинокля, обратился к своему оруженосцу.

– Здесь, Сир.

– Распорядитесь пустить красную ракету, поверх их голов. Надеюсь, поймут, что им стоит остановиться. Стрелкам готовиться заряжать картечью. Катапульты с бомбами готовить, но без приказа никому не стрелять.

– Слушаюсь, Сир! – Симеон почтительно поклонился, запрыгнул на лошадку и сразу дал ей шпоры.

Красная ракета хоть и внесла некоторое замешательство в рядах «переговорщиков», движения их не остановило, похоже, что они решили подойти к лагерю на расстояние полёта стрелы из слабенького степняцкого лука-однодеревки.

Такого допустить было никак нельзя, десять тысяч лучников могли за минуту выпустить пятьдесят тысяч стрел. Не прицельно, конечно, в направлении лагеря, но такой массированный обстрел обязательно закончится потерями среди посольства крестоносцев. А если так, то закончится и само посольство, начнётся война.