— «Я установила связь с временным боевым информационным центром в Джасинто», — сказала она, показав пальцем на свой наушник. — «Вертолёт Страчана сбили».

У Хоффмана всё внутри похолодело. У него в голове промелькнула мысль, что сама судьба или божественное провидение решило уберечь полк от позора из-за действий Маркуса, но полковник тут же сам себя возненавидел за подобные суждения, вспомнив про Дома и остальных, кто полетел с ним к отцу.

— «Полковник, Рэйд на связи. Всё население Эфиры и южной части Джасинто почти что полностью эвакуировано, так что я начинаю составлять списки погибших».

Полковник выругался про себя. Ну конечно, кто ж ещё кроме этого мудака Рэйда станет сообщать ему об этом.

— «Приступайте, майор», — процедил сквозь зубы Хоффман.

— «Вертолёт сбит, но Феникса нашли живым».

— «Адама?»

— «Маркуса».

Раньше такие конфликты в полку решали в кулачном бою один на один в каком-нибудь вертолётном ангаре или же на задворках без свидетелей, но не в этот раз. Хоффман потерял право восстанавливать справедливость таким простым и эффективным способом в тот самый момент, как согласился на перевод в штаб, вместо того, чтобы основательно обдумать всё и остаться среди младшего командного состава. А теперь он уже высший чин, а не сержант в казарме.

“Блядь, да я ведь глава штаба обороны. Боже мой, как мы вообще до этого дошли?”

Теперь всё было иначе. Надо было показать всем, что приказ нарушать нельзя. Хоффман обязан был сделать это не ради себя самого, а ради всех тех исполнявших его приказы солдат, чьи отцы с председателем КОГ за руку не здоровались.

— «Он в сознании?»

— «Пока нет».

— «А что с Адамом Фениксом?»

— «Погиб, сэр. Его останки нашли под завалами».

— «Кто именно нашёл? Вы уверены, что он мёртв?» — даже с раздробленным черепом Хоффман понимал, что скрыть уже ничего не выйдет. Раз какой-то экипаж “Ворона” забрал Маркуса и остальных членов отряда “Браво” из особняка профессора, то пилоты в две секунды догадались бы, что он прилетел туда за отцом. Да и крики Хоффмана по рации тоже немало солдат слышало. Рано или поздно широкие массы всё равно узнают, что Маркус нарушил приказ. У Хоффмана не оставалось иного выбора. — «Кто их оттуда вывез? Как это всё случилось? Где тело профессора Феникса?»

— «Их забрал “КВ-Один-Один”, сэр. Прибыл на место тут же. Я точно не знаю, кто его вызвал, но там царит настоящий хаос. Восточную Баррикаду смели подчистую. Таким образом, большая часть Эфиры и несколько районов Джасинто под контролем Саранчи».

— «Что с Сантьяго?» — спросил полковник, у которого к Дому было особое отношение. Тот в составе группы спецназа воевал под командованием Хоффмана ещё на мысу Асфо. Теперь уже из того отряда почти никого кроме Дома не осталось, так что полковник не был готов жить с такой потерей. — «Только не говори, что Дом погиб».

— «Он жив и в сознании. У Стрэттона и Калисо лёгкие травмы».

— «Сантьяго не говорил, какой у него был приказ?» — Хоффман был просто обязан спросить об этом.

— «Нет, сэр. Кажется, он очень расстроен по поводу профессора Феникса и полагает, что задание по его спасению провалилось».

Хоффман потёр глаза одной рукой. Ну, по крайней мере, Маркус повёл себя, как обычно. Даже угнав вертолёт с экипажем и использовав собственный отряд ради спасения отца, он всё равно позаботился о том, чтобы никого из них не подставить под удар. Маркус не стал рассказывать им, что ослушался приказа, а также захватил армейский транспорт в личных целях. Тем не менее, он всё равно заставил их рискнуть своими жизнями. Хоффман выругался про себя. Даже факт того, что весь отряд Маркуса всё равно пошёл бы за ним, ни на секунду не усомнившись в собственных действиях, не оправдывал его поступок. Порой кажется, что знаешь человека так хорошо, что жизнь свою ему доверить готов, а затем понимаешь, как же ты ошибался.

Как только Хоффман задумался о том, что Маркус рисковал жизнями Дома и остальных членов отряда, ему вдруг куда проще стало принять это решение. И дело было даже не в том, что он ударил старшего по званию. В какой-то степени его поступок нёс в себе куда больше, чем простое неподчинение приказу, повлекшее поражение в битве за Эфиру и Джасинто, хотя именно это и будет указано в обвинительном заключении, а также переломит ход войны в дальнейшем. В глубине души Хоффман, чувствуя лёгкий привкус горечи в горле, понимал, что основная провинность Маркуса в том, что тот обманом вовлёк своих боевых товарищей в это преступление. Будь ты хоть десять раз героем, такое простить невозможно. Впрочем, у Хоффмана и выбора-то другого не было.

— «Пусть пришлют пару ребят из военной полиции и ждут моей команды», — сказал полковник. — «А когда Феникс придёт в сознание, арестуйте его по обвинению в неисполнении служебного долга».

Хоффман не стал больше ничего объяснять. Слишком уж тяжело всё это далось ему. Тех, кто вытворял подобную херню в военное время, не говоря уже о том, когда это случалось прямо посреди боя, ждал расстрел.

Хоффман надеялся лишь на то, что Маркус заявит о своей невиновности, подкрепив её какими-нибудь невероятно вескими смягчающими обстоятельствами. В противном случае полковник только что собственноручно подписал смертный приговор одному из лучших солдат, с кем ему только доводилось вместе служить.

МЕСТО: НЕИЗВЕСТНО. ДАТА: НЕИЗВЕСТНА.

Свет был такой яркий, что начинало резать глаза. В какой-то момент Адам попытался дотянуться до будильника, совершенно не понимая, какой сейчас вообще день, не говоря уже о точном времени. Он точно на работу опоздает. Но тут его грудь пронзила острая боль, будто бы ножом ударили. Несколько секунд Адам пребывал в диких страданиях, не имея возможности даже вдохнуть. Мучаясь от боли, он решил, что неудачно упал во время игры в трэшбол, в чём сам виноват. Услышав какой-то стон, Адам вдруг понял, что это его собственный голос.

“Чёрт, у меня ребро сломано! И как это меня на сей раз угораздило-то? Я ведь столько лет уже не играл…” — подумал он. Его затуманенному разуму потребовалось несколько секунд, чтобы собрать цельную картинку из обрывков воспоминаний. — “Я попал под завал, но выжил. Значит, я в больнице… Маркус! Где же Маркус? Жив ли он? Как там Дом? И где мои записи?”

Над ним кто-то склонился. Адам уловил запах антисептиков, смешанный с каким-то цветочным ароматом, который исходил откуда-то поблизости, а также тянущийся издали запах кофе. Вдруг он почувствовал укол в тыльную сторону ладони. Пелена понемногу начала спадать. Женщина средних лет в зелёной форме медсестры взглянула ему прямо в глаза, а затем сделала шаг назад.

“Больница, значит. Я точно в больнице”.

Свежие простыни под его руками на ощупь оказались прохладными и гладкими. Яркий свет исходил вовсе не из лампы, а от большого окна с рулонными шторами. Если это и впрямь был Медицинский центр Джасинто, значит, с оборудованием у них до сих пор всё обстояло куда лучше, чем предполагал Адам.

— «Маркус жив?» — спросил он, но вместо собственных слов услышал что-то похожее на стон, вышедший будто даже не из его рта. — «Где он?»

— «Вы уже можете с ним поговорить, сэр», — сказала женщина. — «Но если он вдруг разнервничается, сразу зовите меня».

Раз она сказала “сэр”, значит, к Хоффману обращалась, не иначе. Адам с трудом попытался оглядеться по сторонам, морально готовясь выслушать ворох сердитых порицаний от полковника, но затем понял, что это был вовсе не Хоффман. На профессора смотрел сам Ричард Прескотт, опершись спиной о стену рядом с обрамлённым в позолоченную раму акварельным пейзажем озера. Адам не знал, что произошло в Эфире, но, судя по всему, председатель уже разобрался со всеми срочными делами.

— «Ну как, Адам, вам уже лучше?» — с этими словами Прескотт, с привычной неспешностью отступив от стены, потянулся за каким-то предметом, находившемся вне поля зрения профессора. Послышалось бульканье воды, а затем и жужжание моторчика. Подголовник кровати медленно поднялся, приведя Адама в сидячее положение. Он простонал от неутихающей боли.