«Это почти что непостижимо. Новый вид существ, да и к тому же разумных. Все эти годы они находились буквально у нас под носом, живя на Сэре вместе с нами. Представляете, что это значит для биолога? О таком и в самых смелых фантазиях помыслить было нельзя. Мы все мечтаем сделать какое-нибудь открытие, которое перевернёт все наши представления о мире, и, чего уж греха таить, навсегда впишет наше имя в учебники истории. Но я и понятия не имею, как заявить об этом во всеуслышание. Прежде чем рассказывать о таком кому-либо, надо добыть неопровержимые доказательства, а не то выставлю себя на посмешище. Сегодня я собираюсь спуститься ещё глубже в туннели и поговорить с ними».

(Последняя запись в личном дневнике доктора Элейн Феникс,

старшего эволюционного эмбриолога университета имени ЛаКруа.

За девять лет до “Дня Прорыва”.)

ХОЛДЕЙН-ХОЛЛ, ВОСТОЧНАЯ БАРРИКАДА, ДЖАСИНТО. СПУСТЯ СЕМЬ ЧАСОВ ПОСЛЕ НАПАДЕНИЯ САРАНЧИ. МЕСЯЦ МОРОЗОВ, СПУСТЯ 10 ЛЕТ СО “ДНЯ ПРОРЫВА”.

Адам Феникс знал, что доживёт до конца этого дня, хотя с тем же успехом мог бы уже лежать в могиле. Саранча шла за ним. Усевшись на лавку в лаборатории, он уставился на умолкший радиопередатчик, лежавший у него на ладони.

“Боже мой, Маркус… Может, так даже и лучше. Тогда ты не узнаешь, что же я натворил”.

Профессор ждал, потому что прекрасно понимал, кто именно и как заблокировал его сигнал. Портфель был уже собран, и Адам прекрасно понимал, что ему надо сделать.

“Не надо было вообще вызывать Маркуса по рации. Он только разнервничается. Почему у меня вечно всё наперекосяк идёт?”

Адам слышал, как гул залпов артиллерии становится всё ближе. Вертолёты без конца летали над домом. С верхнего этажа было видно, как Саранча укрепляла свои позиции к югу от Восточной Баррикады, продвигаясь к цели.

“Они ведь в любой момент могут прийти за мной. Думают, что я скорее покончу с собой, нежели сдамся им в плен. Они не хотят меня спугнуть, и теперь пытаются придумать, как бы меня поймать живьём, ведь они нечасто подобным занимаются”.

Но профессор вовсе и не думал стрелять себе в голову. Нет никакой разницы, где проводить исследования — здесь или же в туннелях Саранчи под Эфирой. Значение имело лишь одно: найти способ уничтожить Светящихся, пока они не расползлись по всей планете. Сдаться Мирре в плен — это наилучший вариант среди целого вороха дурных решений.

Королева Мирра. Странный выбор титула. Он напоминал о колониях термитов и муравьёв, но такую аналогию Мирра сочла бы оскорблением. Адам подозревал, что она наградила себя подобным титулом в попытке прочнее войти в историю Сэры, желая показать, что именно она и была владычицей этой планеты, а не люди, которые уже давно отказались от монархического строя.

“Но ты ведь прекрасно понимаешь, что это неправда, Мирра. Ты ведь всё знаешь о своём истинном происхождении. Но сейчас не время спорить об этом с тобой. Давай же, приходи, и мы покончим со всем этим”.

Адам прекрасно знал, как Мирра поступит. Лежавший на скамье старинный радиопередатчик, с помощью которого они связывались раньше, наконец-то завибрировал. По лакированным доскам скамьи пробежала дрожь.

— «Адам, ты ведь понимал, что этот день настанет», — зазвучал знакомый вкрадчивый голос с величественными нотками, оттого не менее учтивый. Так мог говорить лишь человек.

— «Здравствуй, Мирра», — Адам поймал себя на том, что вновь думает о том, какая ужасная у Саранчи еда. — «Значит, ты получила моё сообщение».

— «Да, ты оказался совершенно прав. Ты и впрямь нам нужен, и мы идём за тобой. Надеюсь, ты не станешь вытворять никаких глупостей. У тебя ведь остались перед нами обязательства, Адам».

Это было равносильно смерти, хотя убивать его никто не собирался. Даже если профессор и разработал бы оружие против Светящихся, Мирра никогда бы не освободила его из плена. Впрочем, сам Адам считал, что и вовсе этого не заслуживает.

— «А ещё у меня остался табельный пистолет».

— «А я могу в любой момент взять в плен твоего сына», — ответила Мирра. Что ж, им обоим было чем угрожать друг другу.

— «Не втягивай Маркуса в наши дела. Это даже не обсуждается», — сказал Адам и, выдвинув ящик стола, достал оттуда свой пистолет калибром 9 миллиметров, с которым ходили все офицеры. Когда он положил оружие на деревянный стол, то издало характерный лязг. — «Если с ним что-нибудь случится, то мне всё равно, что станет с остальным населением Сэры».

— «Не уж, Адам, тебе ведь куда проще волноваться о великих обезличенных идеалах, чем о собственной плоти и крови. К тому же, ты никогда толком не умел угрожать».

Адам почувствовать себя уязвлённым, как обычно и бывало, когда слышал горькую правду о себе. Но, тем не менее, именно эта фраза и подтолкнула его к решительным действиям. Взяв в руки пистолет, он дослал патрон в патронник прямо рядом с микрофоном. Мирра точно расслышит и узнает этот звук. Профессор принялся ждать.

— «Ну, давай проверим, как я на самом деле умею угрожать», — сказал он.

— «Это ты сейчас моё терпение проверяешь. Хватит уже в игрушки играть».

— «Оставь моего сына в покое».

— «Если он и умрёт, Адам, то это будет не по моему приказу и не под моим началом».

— «Значит, договорились», — Адам спрятал пистолет обратно в ящик, поставив его на предохранитель. Он годами не носил с собой оружие на постоянной основе, но именно сейчас, отложив его в сторону, почувствовал себя будто бы голым. — «Даю тебе слово».

— «Мы придём за тобой, когда мои войска разберутся с линией обороны рядом с твоим домом».

— «Буду ждать».

Издав щелчок, радиоприёмник умолк. Адам вновь уселся в своё кресло, смирившись с тем, что он, вероятно, сейчас единственный человек на всей Сэре, который принялся спокойно ждать прихода Саранчи. По крайней мере, он уж точно был единственным, кто вообще вступал с ними когда-либо в контакт.

“Можно лишь фантазировать о том, как же это всё было бы захватывающе в иной ситуации и в иное время. Своего рода, первый контакт. Нет, вернее даже понимание всей мощи разума другого животного”.

Мирра могла что угодно нести в своих речах, чтобы настроить своих солдат на бой, но человечество ни в чём не было виновато. Оно послужило лишь катализатором. Конечно, это не отменяло того факта, что люди из-за своей жадности и жестокости сметали всё на своём пути, но никого нельзя было обвинять в появлении Светящихся. Они появились просто сами по себе.

“И мне больше всего на свете необходимо понять их природу. Как бы я хотел, чтобы ты сейчас была рядом, Элейн, и помогла мне. Господи боже, ты мне сейчас так нужна”.

Адам вспомнил об одной вещи, которую ранее забыл положить в портфель. Это была фотография жены, стоявшая на столе у него в кабинете наверху. Он настолько привык видеть её каждый день, что порой и просто не замечал. Профессор постарался не думать о том, что попусту убивает время, пока там армия Саранчи убивает людей. Особняк ещё никогда в жизни не казался ему столь опустевшим. Миссис Росс эвакуировали в Джасинто благодаря связям Адама, а Маркусу, вероятно, ничего даже в наследство не достанется, когда армия Саранчи дойдёт сюда. Что касается сокровищ искусства… Что ж, человечество уже один раз создало их, создаст и ещё раз. Придётся оставить картины на волю судьбы.

“Прости меня, пап. Мне очень жаль”.

Слишком много портретов предков тут висело. То были и мужчины, и женщины, но Адам почти никого из них не знал. Переложив туго перевязанные стопки дисков с данными и блокнотов с записями в портфеле, чтобы освободить место для дневника жены и фотографии, где Элейн была запечатлена с десятилетним Маркусом, Адам застыл в нерешительности, что же делать с медалью Октуса. Подбросив её на ладони, он положил награду в маленькую коробочку, оставленную для сына, в которой уже лежало свидетельство о праве собственности и завещание. Также в коробочку легла фотография с церемонии награждения, которая будто бы все эти годы с укором смотрела на то, как низко пал профессор. Адам выругался, ведь коробка значительно потяжелела, и нести её стало не так уж и просто. А если и взять её с собой, то как можно быть уверенным в том, что Мирра передаст коробку Маркусу? А если оставить её тут, найдёт ли её кто-нибудь вообще?