— «Задумка-то замечательная, только вот тебе особо не помогла».

— «Рив, ты видел вообще, в каком состоянии у тебя рука?»

Рив постарался не смотреть. Да, он понимал, что предплечье в лоскуты порвали, но пока он не видел, насколько всё плохо, то и боль не чувствовалась. Но затем, когда ему всё же хватило духу взглянуть, то он даже не смог разобраться, где заканчивалась изорванная ткань одежды и начиналась искусанная плоть. От такого зрелища Рива начало мутить. Обернувшись на разносившийся эхом по коридору топот ботинок, он увидел Ярви и Чалкросса.

— «Мать твою…» — пробормотал Чалкросс. — «Парментер с катушек слетит, когда про собак узнает».

— «За заткнись ты, Дэн, и помоги уже Риву на ноги подняться», — с этими словами Ярви рывком поднял Маркуса с колен. — «Бляха-муха, только этого нам не хватало! Пошли, Феникс. Зажми рану рукой. Ну, давай же, сильнее прижми».

“Так вот что такое болевой шок, да?” — подумал Рив, периодически выпадая из реальности. Он не помнил, как доковылял по коридору через очередные защитные двери, но каким-то образом всё же оказался в медсанчасти, и теперь вот, лёжа на кушетке, пытался осмотреть свою изорванную руку, пока Чалкросс, зажав рану, протирал её намокшей тряпкой. Вывернув голову что есть сил, Рив увидел, как Маркус сидит, сложив руки на груди в крепкий замок, пока Ярви возился с его лицом, накладывая швы. Каждый раз, как игла входила в кожу, Маркус легонько дёргался.

— «Не шевелись», — сказал Ярви, закончив сшивать рану. Он постарался наложить шов по всей длине, но края пореза всё равно не стягивались. — «Феникс, тебе надо в больницу».

— «Чтобы они мне рану по второму кругу начали зашивать? Дай мне антибиотики, да и всё».

— «Ну да, а что я Прескотту потом скажу?»

— «Твоя забота, сам думай. Вон Рив лежит, столько крови потерял. Отправь его к врачам», — встав на ноги, Маркус подошёл к Риву и склонился над ним, не обращая никакого внимания на Чалкросса. Лицо ему словно в кашу размешали, повезло ещё, что глаза не лишился, а речь звучала неразборчиво. — «Ну как ты, Рив?»

— «Думаю, курева на этой неделе мне не видать, Маркус. Хотя… Я ведь там мог насмерть кровью истечь, так что спасибо тебе».

— «Да не парься. И извини, что и тебя в это втянул».

Чалкросс отошёл в сторону.

— «Я вызову врачей. И хватит уже трындеть, чёрт подери, лягте оба. У вас кровь ещё не остановилась».

С этими словами Чалкросс вышел из комнаты в подсобку санитара. Ярви, взглянув на ногу Рива, покачал головой и молча направился вслед за Чалкроссом, захлопнув дверь за собой. Неудивительно, что они так пообсирались, если слова Ярви насчёт Прескотта были правдой.

— «Ну, хоть от нарядов по кухне отмазка появилась», — Рив почувствовал, как у него живот дрожит, будто бы засмеяться собирался, хотя это было вовсе не так. — «Чёрт, Маркус, шрам у тебя неслабый будет».

— «Ага», — ответил Маркус. Сейчас он выглядел совершенно иначе, и дело тут было не только в крови, всё ещё стекавшей по его лицу. В нём словно вспыхнул огонь. По-другому это никак не описать было. Будто бы Маркус забыл уже, как здорово почувствовать прилив адреналина, но теперь, вспомнив это ощущение, находился на верху блаженства. — «Когда Ярви нас отсюда выпустит, тебе понадобится помощь с подкопом. Я в деле».

Рив усомнился, расслышал ли он правильно слова Маркуса, будучи не в силах понять, что же могло так резко поменять его настрой, поэтому решил, что просто не так уловил смысл его фразы.

— «А я-то думал, что ты хочешь благородно сгнить тут к херам за свои грехи, и всё такое», — отозвался Рив.

— «Будет ещё время сгнить», — Маркус распрямился, расправив плечи во всю ширину и говоря уже сам с собой. Рив понял, что Феникс, должно быть, и не в такие передряги регулярно попадал, потому что теперь тот выглядел совершенно спокойным и думающим лишь о следующем своём шаге. — «Мне надо выбраться отсюда, чтобы перехуярить этих червей».

«В результате укуса животного пациент получил серьёзное рассечение тканей длиной приблизительно 11 сантиметров, проходящее от нижнего правого века к верхней губе. Меня пригласили для лечения раны примерно через два дня после её нанесения. Глаз оказался не задет. Рассечение тканей оказалось относительно неглубоким, кость не была задета, но потребовалось наложение саморассасывающихся швов на щёчную и круговую мышцу рта. Скуловая и щёчная ветви лицевого нерва не пострадали, так что, к моменту заживления раны, у пациенту должна полностью восстановиться способность к сокращению мышц лица, хотя вполне вероятно, что потеря чувствительности сохранится навсегда. Полностью шрам не рассосётся, хотя его депигментация и глубина со временем могут сократиться. Судя по всему, возникновения инфекции, всегда представляющей значительный риск при укусах животных, удалось не допустить благодаря пероральным антибиотикам, выданным пациенту надзирателями. К отчёту я приложил несколько фотографий раны. Также хотелось бы напомнить вам, что лечение подобных ранений в условиях Коалиционного учреждения для отбытия заключения “Хескет” приведёт к неудовлетворительным результатам, и в дальнейшем подобными инцидентами должны заниматься врачи отделения неотложной помощи в Медицинском центре Джасинто».

(Из отчёта доктора Джея Ассандриса,

ведущего инспектора по здравоохранению

Министерства здравоохранения КОГ,

направленного председателю Ричарду Прескотту

касательно заключённого №B1116/87 Феникса М.М.

Пометка для сотрудников архива от Дж. Бестон,

секретаря председателя Прескотта:

“Не вносить в отредактированное дело”.)

“ГЛЫБА”, МЕСЯЦ БУРЬ, СПУСТЯ 12 ЛЕТ СО “ДНЯ ПРОРЫВА”.

— «Есть термин такой: “одержимый”», — сказал Рив. — «Так вот это про тебя».

— «Сорок…» — прохрипел Маркус на выдохе, вновь подтянувшись на руках прямым хватом. — «Сорок один… Сорок два…»

При каждом подтягивании подбородком он касался торчавшей под потолком стальной балки, которая имелась в каждой камере на нижнем этаже. Конечно, подобные вещи надо было прятать в какие-нибудь короба, но, вероятно, начальник тюрьмы, организовавший через жопу последний косметический ремонт пятьдесят лет назад, решил, что заключённые будут ему благодарны за крепкую балку в камере, на которой можно отлично повеситься. Рив же приспособил её для сушки выстиранного белья. А ещё, благодаря удачному расположению балки под потолком, на неё можно было повесить какую-нибудь простыню, чтобы скрыться от посторонних глаз. Но если создать такую завесу, то это лишний раз подстегнёт какую-нибудь мразь разузнать, чем это таким за ней занимаются. Вертухаи всё равно уже давным-давно не спускаются на нижний этаж, чтобы проверить, что делают заключённые после отбоя.

— «Сорок три… Сорок четыре…»

Где-то в здании залаяли собаки. Для Рива этот звук был совершенно привычен, но Маркус сразу же начинал взволнованно прислушиваться. В этот раз он едва ли выбился из ритма. В нём вновь кипело желание бороться, и Рив даже знал, в какой именно момент всё это началось, ведь он своими глазами видел, как оно нарастало в Маркусе. После разговора с Прескоттом он перестал ходить, свесив плечи, да и наконец-то нашёл в себе силы прочесть письма от своей девушки. Но решающим событием для него стало нападение собак. Вспоминая об этом, создавалось впечатление, словно Маркусу надо было убедить самого себя в том, что он ещё способен сражаться, и что ему есть за что сражаться. В тот момент, когда он одержал верх в пылу драки за собственную жизнь, в нём что-то в момент изменилось. Маркус вспомнил, что у него лучше всего получалось: быть солдатом. Смысл его жизни заключался в убийстве червей, и если бы его только выпустили отсюда, он бы их, наверно, голыми руками рвать начал.