— «У вас рёбра сломаны», — сказал Прескотт, протянув профессору хрустальный бокал с водой. — «А также сотрясение мозга. Вам ещё повезло, что вообще живы остались. Бокал держать сами сможете?»

Не будучи до конца уверенным в своих силах, Адам всё же решил, что никому не даст кормить себя с ложечки, как ребёнка, и изо всех сил ухватился за бокал. Ледяная вода показалась ему самой вкусной вещью в мире. Профессор осушил бокал до дна, не обращая внимая на боль при каждом глотке. Терпеливо дожидавшийся его Прескотт забрал пустой бокал из рук Адама.

— «Где Маркус?» — спросил профессор. — «Он был со мной, когда на особняк напали. Где он?»

— «Его выписали некоторое время назад. Он в норме».

“Выписали? Некоторое время назад? Но как давно?”

— «Могу я с ним повидаться?»

— «Нет, боюсь, это невозможно».

— «Где он?» — спросил Адам, тут же мысленно начав укорять себя, что не спросил про Дома. — «Бой всё ещё идёт?»

Прескотт слегка наклонил голову вбок, уставившись в пол, будто бы ему было жаль Адама. Но такие эмоции были неведомы председателю.

— «Саранча захватила мост Канцелярского суда и большую часть Эфиры», — тихо ответил он. — «Мы эвакуировали всех в Джасинто».

— «Боже…»

— «Вот именно, только на бога сейчас и остаётся уповать. Мы потеряли немало солдат. Ну да ладно, давайте лучше о вас поговорим, не против?»

Значит, с Маркусом всё было в порядке. Адам решил, что найдёт способ связаться с ним, но его мысли тут же переключились на его исследования. Как же ему спросить о таком у председателя? Тем не менее, профессору надо было узнать эту информацию.

— «Мой портфель нашли?»

— «О, да», — ответил Прескотт тем самым своим отточенным негромким голосом, создававшим у собеседника ложное чувство спокойствия. Обычно председатель использовал такой тон, отчитывая кого-нибудь из числа младшего или незначительного персонала, который не стоил даже того, чтобы из-за него на крик срываться. — «Капитан Дьюри нашёл все ваши записи».

Адам и понятия не имел, кто такой этот Дьюри. Его сейчас куда больше волновало местонахождение портфеля и то, как его вернуть. В его состоянии мыслить ему было куда сложнее, чем обычно, но даже сейчас профессор понимал, что кто-нибудь мог открыть портфель и заинтересоваться содержимым этих чёртовых банок. Оставалось лишь надеяться на то, что любопытствующие поймут смысл знака биологической опасности и воздержатся от попыток открыть эти банки.

— «Мне надо возвращаться к работе. Когда меня выпишут?» — спросил профессор. Он мог им всё объяснить. Теперь уже просто обязан был. В горле вновь пересохло, и ему захотелось ещё воды. — «Знаете, я обычно стараюсь не задавать глупых вопросов, но всё же: где я? Мы явно не в Медицинском центре Джасинто».

— «Нет, мы на Азуре. Это довольно далеко к югу от Джасинто».

— «Никогда не слышал об этом месте».

— «Очень надеюсь, что и впрямь не слышали. Хотя именно ваши исследования и помогли нам сохранить существование этого места в тайне. Вся наша жизнь пропитана иронией, да, Адам?»

Казалось, Прескотт сейчас раскроет все свои козыри, но Адам всё никак не мог понять, что за туз в рукаве тот прячет.

— «Вы надо мной позабавиться решили?» — спросил профессор.

— «Это вы мне скажите, Адам. В конце концов, это ведь именно меня вы держали в неведении», — с этими словами Прескотт открыл форточку в верхней части окна. Ворвавшийся в комнату ветерок ударил в ноздри Адама давно забытыми ароматами. Тёплый чистый воздух был пропитан запахом океана, зелени и тропических цветков. Профессор даже представить себе не мог, где на южном побережье Тируса может находиться подобное тёплое место, да ещё и нетронутое атаками Саранчи. — «Ну же, Адам. Как там Мирра поживает? Её ведь так зовут, да?»

Её имя резало слух. Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Адам десятки раз, прокручивавший в голове эту беседу, всё равно оказался не готов к ней теперь. Внутри всё похолодело, а к горлу подкатила тошнота. Возможно, это так на него лекарства подействовали, но Адам в этом сильно сомневался. От чувства вины наизнанку выворачивало посильнее всяких таблеток. В голове проносился вихрь мыслей и догадок. Может, он где-то записал её имя? Или же они прослушивали его телефон? Но теперь хотя бы не придётся думать о том, как рассказать Прескотту всю омерзительную горькую правду. Достаточно просто ответить на вопрос.

“Сначала я никому не рассказывал об этом целый день. Потом неделю, месяц, год. А затем всё это таким тяжким бременем повисло на мне, что я вообще уже никому ни о чём рассказать не мог. Но почему? Почему же всё так сложно?” — терзался Адам, думая о том, что Маркусу придётся жить с позором из-за того, что его отец оказался предателем.

— «Я жду ответа, Адам», — прервал его мысли Прескотт.

— «Да, её зовут Мирра», — ответил Адам, размышляя о том, стоит ли уточнять, кем она является. — «Можете также её называть королевой Саранчи».

— «Видите, можем же просто поговорить, как культурные люди, да? Без оскорблений, угроз и насилия. Полагаю, вы считали, что в этот момент вас уже прикуют к креслу, а Дьюри по моей просьбе приставит провода от аккумулятора к вашим самым чувствительным местам».

— «Я из этого должен сделать какой-то вывод, да?» — спросил профессор. Значит, Дьюри был кем-то вроде секретного агента.

— «Я счёл вас угрозой для безопасности государства, но лишь по той причине, что, как мне казалось, вы не станете держать язык за зубами и решите всё рассказать общественности. Я горжусь тем, что весьма неплохо умею распознавать различные склонности в людских характерах. Но в вашем случае я оказался совершенно неправ».

Адам хотел объяснить, что всё это случилось только потому, что он ошибочно счёл, что ему хватит знаний самому во всём разобраться, и что он вовсе не помогал врагу. Но в данный момент разница была невелика.

— «Я и впрямь считал, что сумею не допустить начала войны», — выдавил он.

— «Да я-то вам верю. “Давайте не разводить панику, давайте всё изучим, давайте не будем делать поспешных выводов” — так вы думали, да? Понимаю вас. Самонадеянность от собственной учёности и уверенность в том, что можно самому решать, что лучше для мелких людишек… Я ведь из той же касты, что и вы, Адам, поэтому прекрасно понимаю, как человек, возвысившись над остальными, совершенно теряет связь с реальностью. Но то, что вы продолжали умалчивать об этом столько времени, когда всё пошло не по плану, говорит о вас, как о человеке крайне подлом, весьма заурядном, да ещё и с неслабыми преступными замашками».

— «Но я не предавал человечество ради спасения собственной шкуры, если вы к этому клоните».

— «Какая разница? Результат-то одинаковый».

— «Для меня разница всё равно есть».

— «Саранча могла бы вас убить. Что вы им предложили?»

— «Помощь».

— «Помощь?»

— «Если бы я считал, что мы сумеем подготовиться к их нападению и успешно отразить его, то предупредил бы Дальелла ещё до их появления на поверхности. А если бы мы напали на них прямо в туннелях, то нас бы там на фарш перекрутили, на корню зарубив любую возможность начать переговоры».

— «И вы решили отложить заключение перемирия на последний момент».

— «Дальелл именно так и поступил во время Маятниковых войн».

— «Даже не думайте использовать этот поступок в своё оправдание», — ответил Прескотт, медленно покачивая головой. Но всё это было лишь хорошей актёрской игрой. Председатель ни единым мускулом не пошевелил бы, пока для этого не наступил бы подходящий момент, даже моргать бы не стал. — «Вы поступили бесчестно, Адам, недостойно для человека с вашим интеллектом. Даже будучи учёным, вы не имели право принимать такие решения единолично. Вы ведь даже не биолог, и не просто какие-то там причудливые эксперименты ставили в свободное от работы время, а столкнулись с очевидной угрозой общемирового масштаба… Даже с двумя угрозами. Вы же и о Светящихся знали».

— «Значит, вы всё же читали мои записи».