“Что нам делать со всеми этими записями, если начнётся эвакуация? Их всех с собой не заберёшь. Мы ещё пять лет назад должны были начать переносить всё с бумаги в компьютеры. Как мы вообще будем работать на новом месте, если потеряем всё это?”
В Управлении оборонных исследований был свой план действий в случае экстренной ситуации, как и у всех остальных госучреждений. Они проводили выездные учения по переносу важной информации и оборудования в безопасное место с последующим повторным запуском в работу. Но таких безопасных мест становилось всё меньше и меньше. Порой Нэвил задумывался о том, владеет ли хоть кто-нибудь вообще всей этой ситуацией. Через год после “Дня-П”, грянувшего как гром среди ясного неба, и моментально начавшейся резни, а затем и куда большего числа жертв от залпа “Молота” война стала напоминать медленно распространявшийся пожар. У них было время вывезти то, что уцелело. Нэвил попытался представить себе, как будет выглядеть мир без национальных библиотек, архивов, университетов и музеев. Даже во время Маятниковых войн правительства всех стран прятали всё, что могли, но в этот раз всё было иначе. Конец света перешёл в свою завершающую стадию.
Нэвил поймал себя на мысли о том, что, само собой, есть кто-то с зарплатой куда больше, чем у него, кто держит всю эту ситуацию под контролем. Но затем доктор вспомнил, что государство на такое в принципе не способно. Даже правительство КОГ не может думать сразу обо всём.
“А ведь на мне лежит не меньшая ответственность за создание “Молота”, чем на Адаме… Кстати, а вот сейсмологи и геологи эти из университетов куда вообще смотрели, что не заметили, как Саранча всё это время под нами туннели рыла?”
В этой войне было столько вопросов, оставшихся без ответа, а также совершенно непонятных моментов, что даже те люди, чья работа заключалась в том, чтобы задавать вопросы, перестали это делать, не говоря уже обо всех остальных. В последнее время всех волновало лишь то, как произошло то или иное событие, а не почему. Нэвил понял, что совершенно не может думать о расчётах по необходимой энергии. Его внимание сейчас блуждало между новостями и мыслями о том, что же хватать в первую очередь, если план действий в экстренной ситуации накроется медным тазом, как это часто бывает. К тому же какие-то неясные, но назойливые страхи блуждали в его подсознании, словно акулы в океане.
Нэвил поймал себя на том, что так и продолжает разглядывать фото Эмиля, когда прозвучала сирена готовности к пожарной тревоге, состоявшая из трёх коротких гудков. Это означало, что персоналу следовало ожидать дальнейших указаний, пока специалисты проверяют источник аварийной ситуации. Бросать всё и бежать из здания надо было лишь после длинного непрерывного гудка. Казалось, никто рядом из служащих даже не засуетился. Нэвил принялся ждать, как и говорилось в инструкции, но, всё же, приоткрыв ящик стола, на всякий случай достал оттуда самое важное: исписанные блокноты, калькулятор и пистолет. Доктор понимал, что у него в жизни духу не хватит использовать это оружие. Положив все эти предметы рядом с фотографией, он приготовился закинуть их в портфель и бежать.
“Как там в инструкции говорится? «Оставьте все личные вещи»? Ага, как же. Замены им потом уже не найдёшь”.
Адам так и не появился. Настенные часы, на выцветшем кремовом циферблате которых виднелась выведенное витиеватым шрифтом название фирмы-производителя “Братья Колна, Джасинто”, показывали 13:06. Только что был полдень. Сверив время с наручными часами, Нэвил заставил себя вернуться к расчётам, представленным на экране его компьютера, тем не менее, не забывая прислушиваться к сигналам тревоги. Идущие фоном новости по телевизору не позволили ему забыть о том, как же стремительно ухудшалось их положение.
“Так, соберись. Как же мне повысить вырабатываемую мощность на двадцать процентов? Ведь именно столько прибору и нужно для работы”.
Нэвил вновь впал в своеобразный транс, уставившись на расчёты перед собой, но его из этого состояния выдернул длинный сигнал тревоги, после чего послышалось шипение системы оповещения персонала.
— «Внимание всему персоналу! Это не учебная тревога!» — раздался голос Горди, который явно был не особо рад тому, что приходится делать такие объявления. — «Пожалуйста, покиньте здание, следуя протоколу перемещения всего ценного в безопасное место. Сервер будет отключён через пять минут».
Прокашлявшись, Горди продолжил.
— «Прошу прощения, что испугал вас пожарной тревогой, господа, но сигнализация лишь в двух режимах работать может: “Ожидание” и “Эвакуация”».
Нэвил услышал, как кто-то в соседнем офисе расхохотался услышанному, а затем раздался звук открываемых шкафов с документами. Все знали, что надо делать. Приказ об эвакуации мог отдать лишь Адам, а, значит, он где-то в здании. Люди уже привыкли бросать всё и бежать. Каждый гражданский был готов по первому сигналу пуститься наутёк, и в каждом госучреждении и коммерческом предприятии регулярно проводились тренировки по быстрой эвакуации. Именно так люди и выживали последние десять лет: они уходили из мест обитания раньше, чем туда проникали черви.
“Только вот теперь мы в Эфире. Нам всегда казалось, что здесь-то мы уж более-менее в безопасности”.
Выйдя из своей учётной записи на сервере, пока тот не отключился, Нэвил размеренно принялся собирать всё то, без чего не мог обходиться, зная, что у него ещё достаточно времени. Из коридора послышался топот ботинок по паркету. В какой-то момент они стихли, когда бегущие скрылись за поворотом, но после нескольких мгновений тишины кто-то быстрым шагом подошёл к кабинету, а затем дверь распахнулась.
— «Здравствуйте, Адам», — сказал Нэвил. — «По какой причине сегодня эвакуация? Меры предосторожности, или как?»
Адам выглядел просто ужасно, по-другому его состояние никак не назовёшь. Обычно у него и так всегда был усталый вид, но теперь на его лице читалась и какая-то гнетущая тоска. Нэвил сроду не видел Адама в таком состоянии.
— «Это не моё решение, а приказ Хоффмана», — ответил профессор. — «Он готовится к наземному штурму Эфиры и поэтому решил, что всем гражданским надо покинуть территорию».
— «Вы в порядке?»
— «Нет, не в порядке».
— «Ну, мы ведь уже такое делали. Подождём пару дней, а затем вернёмся».
Адам бросил на него хмурый взгляд, как будто Нэвил совершенно его не понял, а затем вытащил стопку папок из портфеля и положил их на стол. Со стороны такой поступок казался чистым безумием, совершенно сбивая с толку, ведь сейчас им надо было как раз вынести из здания как можно больше документов. Нэвил уставился на папки. Значит, отчёты о вскрытии из архива забрал именно Адам.
— «Прости меня, Нэвил. Надо было давно вернуть их».
Нэвил на это не знал, что и ответить. Его куда больше удивило не то, что это именно Адам забрал все эти папки себе, а то, что профессор промолчал, когда Нэвил сообщил ему о пропаже.
— «Их нельзя выносить из здания», — сказал доктор, машинально перекладывая всё из лотка для входящих бумаг в свой портфель. Среди этих документов была и папка с фотографией прорывной дыры, происхождение которой Нэвил не мог понять. — «Впрочем, сейчас это уже неважно. Нам пора, Адам. Я из вашего ящика тоже всё забрал. Пойдёмте».
С этими словами доктор показал на распухший от содержимого портфель. Адам несколько мгновений стоял, как вкопанный, оглядывая офис. Нэвил почувствовал себя виноватым за то, что пожурил профессора за изъятие документов. Перед ним ведь был не просто его начальник, а ветеран боевых действий и герой всей нации. Такой человек вполне заслужил своё право перешагнуть разок через всю эту бумажную волокиту. Нэвил кивнул в сторону двери пожарного выхода.
— «Мне надо кое-что тебе рассказать», — сказал Адам.
— «Попозже расскажете», — ответил Нэвил, запирая за собой дверь. Необходимости в этом не было, и доктор сделал это скорее в силу привычки. Адам шагал по коридору перед ним, постоянно оборачиваясь, чем задерживал их продвижение. — «Нам надо добраться до точки сбора».