Ему в голову пришла одна мысль, но Адам понимал, что это уже безумие какое-то. Сколько времени уже минуло с их последнего разговора с Миррой? В её подземный город профессор в прошлый раз наведался как раз перед “Днём-П”. У них и после этого были беседы, если так можно было назвать безуспешные попытки Адама связаться с королевой по рации, или же все те записки, что он прятал у входа в пещеры. Но итог всегда был один. Мирра доверилась Адаму, а он её подвёл. У королевы не осталось иного выхода, кроме как вторгнуться на поверхность и истребить людей ради выживания её вида.
“«Ты знаешь, кто мы такие, Адам»”, — вспоминал её слова профессор. Порой он куда отчётливее помнил голос именно Мирры, а не Элейн, с этими её повелительными нотками аристократа, свойственными лишь людям. — “«Ты знаешь, откуда мы пришли. Мы заслуживаем того, чтобы жить, у нас есть на это право. Но ты никогда не позволишь нам жить. Просто не забывай о том, что вещь, убивающая нас сейчас, однажды отнимет и твою жизнь, а я буду стоять рядом и смотреть, как ты умираешь»”.
Адам выдвинул нижний ящик одного из шкафов с документами. В нём лежал передатчик с намотанными на него проводами, куда больше смахивавший на старый фен для волос, подключённый к коробке с сигарами, нежели на прибор для связи. Саранча всегда хорошо умела перерабатывать технологии людей на свой лад, а теперь вот уже и собственные наработки делать стала, причём, чаще всего используя живых существ. Элейн была бы поражена тому, насколько ловко черви превращали другие виды в живое оружие ради своих военных нужд. Возможно, перед своей смертью она даже мельком успела их увидеть. Адам почти что надеялся на то, что в последний момент перед гибелью она узнала нечто новое и совершила открытие, ради которого и жила.
“У них ведь такая же цивилизация, как и у нас. Сами всего добились. Конечно, они нам враги, но нельзя отрицать всех их достижений и успехов”.
Адам подкинул передатчик на ладони и сдул с него пыль, понимая, что уже слишком поздно. Не будет конца этой войне, не будет перемирия. Даже само человечество разделилось пополам. Правительство КОГ, совершившее непростительное зло, выступило против непрощённых “бродяг”. От залпов из “Молота” людей погибло не меньше, чем от рук Саранча.
“А то и больше. Вот тебе и медаль за службу на благо человечества. Эту ошибку тоже придётся искупить”.
Поставив передатчик на стол, Адам запитал его от розетки. Он твёрдо решил попробовать ещё раз, ведь как знать, что из этого выйдет? Чувство вины профессора с каждым днём лишь усугублялось из-за невозможности рассказать обо всех своих тайных исследованиях. Хуже от этого уже точно не станет.
Адам сверлил приёмник взглядом целую минуту, прежде чем включить тумблер. Комната вдруг наполнилась тихим жужжанием электроприбора, который не включали уже долгие годы. Вероятно, второго приёмника, который использовала Саранча, уже и не осталось.
— «Мирра?» — позвал профессор в микрофон, хотя ему было тяжело просто произнести это имя. Внутренности передатчика продолжали жужжать, говоря о том, что прибор всё ещё работает. — «Мирра, это Адам Феникс. Нам надо поговорить».
Читая цитаты великих правителей, которые они произносили в поворотные моменты истории, Адам всегда удивлялся тому, как же им удавалось так верно подобрать слова. У них на каждый случай имелась фраза, врезавшаяся в память своей безупречностью. Но теперь профессор понял, что все эти политики никакого отношения к собственным цитатам не имели. Их либо заранее сочиняли для речей, либо уже после произнесения их по-своему переписывали эксперты по пропаганде. Сами же правители, лишённые всяческого воображения, произносили абсолютно незамысловатые фразы, которые совершенно не годились для учебников истории.
— «Светящиеся вас уничтожат, Мирра», — сказал он. — «Я знаю, что тебе не по силам самой найти средство против них, это и так понятно. Значит, мы нужны тебе. Тебе нужна КОГ. Остановись, ещё не поздно».
Адам некоторое время не сводил глаз с динамика, слушая тихое шипение помех в эфире. Он мог поклясться, что в какой-то момент услышал негромкий щелчок из приёмника. Но это могло быть что угодно, и профессор почувствовал себя глупцом из-за собственного убеждения в том, что кто-то ещё будет слушать эту частоту после стольких лет молчания.
Профессор запер помещение лаборатории, положил портфель в сейф и, забрав из шкафа отчёты о вскрытии, вызвал по телефону служебный автомобиль, чтобы поехать на работу. По коридору эхом разносилось громкое тиканье высоких напольных часов, напоминавшее гулкое сердцебиение. Порой даже неодушевлённые предметы могли быть куда красноречивее любого политика.
УПРАВЛЕНИЕ ОБОРОННЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ КОГ, ДЖАСИНТО.
Говорят, племена, жившие на далёких Южных островах, боялись попадать на фотографии, потому что верили, что те воруют душу. Нэвил никогда не высмеивал эти убеждения. Даже наоборот — он их понимал.
Иногда он совершенно спокойно смотрел на фотографии Эмиля, но порой ему становилось невыносимо больно, несмотря на то, что минуло уже пять лет. Большую часть времени рамка с фотографией Эмиля лежала лицевой стороной вниз на потрёпанной служебной брошюре о пенсионном фонде Управление оборонных исследований, канувшим в лету вместе с остальной экономикой Тируса. Почувствовав, что сегодня ему хватит сил смотреть на фотографию, Нэвил поднял рамку и поставил справа от экрана своего компьютера. На снимке широко улыбавшийся верзила Эмиль был запечатлён в форме полка графа Толлена, излучая гордость и преданность делу. Нэвил стоял рядом в деловом костюме с довольно жалким видом. На снимке виднелась надпись: “Моему младшему брату, которому достался ум”. Казалось, что их сфотографировал во время вручения медалей, будто бы в центре событий находился сам Эмиль. Но на самом деле снимок сделали в тот день, когда Нэвил получил докторскую степень, одевшись по такому случаю в весьма простенький костюм, который последний раз был на нём на похоронах отца. В Тирусе уже тогда было не найти такую роскошь, как академическая мантия. Мероприятие это называлось “капюшонная церемония”, и Эмиля это крайне позабавило, ведь, по его словам, это звучало, как будто брата в банду какую-то принимают.
Нэвил с радостью отдал бы свою докторскую степень, да и все остальные никому на хуй не нужные бумажки с признанием его гениальности за шанс отправиться служить тогда вместе с Эмилем. Сейчас уже нехватка солдат стала столь тяжёлой, что призвали бы и Нэвила, но его сочли слишком важным кадром для работы в тылу.
“Сижу тут на жопе ровно в безопасности. Прости меня, Эмиль”.
Мама, как обычно, даже не потрудилась прийти на церемонию. Нэвил счёл, что это и к лучшему. Откинувшись на спинку кресла, он попытался сосредоточиться на мыслях о том, сколько же энергии потребуется лазерному генератору “Молота”, размещённому на земле, но Эмиль никак не выходил у него из головы. Они ведь столько ещё могли бы сделать…
Из-за двери послышался грохот тележки с закусками. Дрожа и позвякивая, та остановилась в конце коридора. Людей в здании осталось немного, и в воцарившейся тишине оставшимся сотрудникам столовой во время своих обходов уже не приходилось громко выкрикивать, что развозят чай. Некоторые обыденные вещи никуда не исчезли даже с приходом червей. Без этого никак, ведь надо было задать мотив для нового для, чтобы напомнить всем вокруг, что надо жить дальше, и что однажды мир может вернуться к нормальной жизни.
“К какой ещё нормальной жизни? Новости глянь, всё понятно станет”.
Телевизор, который в последнее время никто не выключал, стоял на высоком шкафу для документов напротив стола Адама, будучи настроенным на один и тот же новостной канал. Впрочем, кроме него на всей территории Тируса никаких других каналов не осталось. Нэвил, поколебавшись некоторое время, не пройтись ли ему к тележке за чашкой кофе, решил, что посмотреть новости сейчас для него куда важнее. На экране показывали видеозапись, сделанную из вертолёта во время вылета на разведку. Располагавшийся в южной части плоскогорья Эфиры национальный парк, безмятежные пейзажи которого Нэвил неоднократно видел на почтовых открытках, по-прежнему замечательно выглядел. Но всё это резко изменилось в тот момент, когда вертолёт, с которого велась съёмка, изменил курс, и в кадре появились столбы дыма среди руин зданий, показывавших, как далеко продвинулась Саранча. Правительство КОГ вряд ли можно было обвинить в том, что оно скармливало собственному народу пропаганду, полную оптимизма. Запись с вертолёта говорила сама за себя: следующей целью червей станет сама Эфира.
