— «Поняла вас, сэр. Майор Томас значительно укрепил оборону моста Канцелярского суда».

— «Вот пусть и работает дальше в этом же направлении».

— «Вы останетесь в здании штаба, сэр?» — спросила Аня. Её интересовало, поведёт ли Хоффман себя, как здравомыслящий человек в должности главы штаба обороны, оставшись сидеть в боевом информационном центре. Пора бы Ане уже понять, что полковник был вовсе не такой.

— «Когда окончательно в маразм впаду и сражаться на передовой больше не сумею, тогда и останусь, лейтенант. К тому же, надо за Фениксом приглядывать».

— «Спасибо, сэр», — ответила Аня, и Хоффман мог поклясться, что видел, как она покраснела. — «Вы ведь больше не станете выходить из зоны покрытия радиосвязи, да?»

— «Не стану, и ваша просьба для меня как приказ, Аня», — усмехнулся Хоффман, прикоснувшись к козырьку кепки. Пора бы Маркусу уже перестать страдать хернёй и признаться в своих чувствах этой девчушке. — «Только наружу не высовывайтесь».

Обратно к командному посту на пересечении бульвара Альмара и улицы Коррелла полковник отправился пешком. Сделал он это не столько из-за того, что это было куда быстрее, чем искать автомобиль, сколько потому, что его солдатам надо было видеть, что их командир рядом с ними. Командный пост скорее выглядел как огромная лавка на сельской ярмарке, чем как укреплённое сооружение. Единственное, что выдавало его принадлежность к военным постройками — защитная стена из мешков с песком и бетонных блоков. Эйгл установил тут стол с оборудованием для переговоров по рации и походную плитку, работавшую на твёрдом топливе. Тут была вода, запас боеприпасов, место, где можно было свернуться в клубочек и подремать несколько минут, и жестяная банка, куда можно было отлить. Хоффман мог жить тут хоть до самого наступления червей.

— «Не обращайте на меня внимания, капрал», — сказал он и пододвинул к себе поближе пустой ящик, где раньше хранились боеприпасы. Усевшись на него, полковник уставившись на дорогу, ведущую к Корреллу, в ожидании неизбежного.

ХОЛДЕЙН-ХОЛЛ, ВОСТОЧНАЯ БАРРИКАДА, ДЖАСИНТО.

Слишком поздно было придумывать отговорки, да и вообще разговаривать с Миррой.

Адаму пришлось использовать карту с мелким масштабом, чтобы отметить на ней продвижение Саранчи. Эту карту, детально отображавшую переплетения улиц, сделали при помощи наземных телеметрических станций в масштабе один сантиметр к одному километру на глянцевой бумаге. С годами её испещрённая карандашными пометками поверхность покрылась трещинами от постоянных сворачиваний. Но даже если она на части развалится, Адам всё равно не стал бы её выбрасывать, ведь карта принадлежала Элейн. Супруга профессора отмечала на ней все места и даты своих полевых работ, которые она посещала для сбора образцов.

“Ты ведь всё знала и понимала ещё задолго до того, как я вообще и помыслить о таком мог. Ты всегда была умнее меня, да и обдумывала всё куда тщательнее… Как бы я хотел увидеть тебя вновь, хоть на минуту. Всё бы на свете отдал за ещё одну возможность поговорить с тобой… Ты встречалась с Миррой? Она никогда не упоминала о тебе”.

Элейн пропала почти что двадцать лет назад. Адам надеялся, что она была мертва все эти годы, ведь он просто не мог смириться с мыслью о том, что Саранча держала её у себя в плену. Профессор нашёл её останки в туннеле. Это были плечевые кости и куски ткани, которую он тут же узнал. Вначале он скрывал от Маркуса все эти детали об исчезновении его матери, потому что это сразу бы вызвало массу вопросов о том, зачем вообще она полезла в эти туннели. Ну а затем это вошло у Адама в привычку, потому что он так и не нашёл в себе храбрости рассказать обо всём сыну. История повторялась заново, и Адам смирился с этим. Он хранил ото всех секрет о существовании Саранчи, пока не стало слишком поздно.

“А я ведь считал себя человеком честным и порядочным, а сам всем врал. И враньё это достигло просто катастрофических масштабов”.

Маркус никогда не задавал вопросов об этом. Даже будучи уже взрослым, он, казалось, смирился с тем, что эта вылазка Элейн в одну из пещер Эфиры окончилась трагедией, потому что внизу её поджидала Саранча, о которой никто не знал.

Землеройки. Всё это началось с проклятых землероек. Адам на несколько минут свернул карту, чтобы освободить место на столе. Ему было необходимо взглянуть ещё раз на этих существ. Элейн собирала различных особей для исследований, пока Адам всё ещё служил в армии во время Маятниковых войн, но ничего не рассказывала мужу, пока у неё не появились веские доказательства. Однажды она продемонстрировала Адаму маленькое существо с бархатистой шерстью, которое плавало в банке с формальдегидом. С виду это было вполне обычное животное, но когда Элейн получила его рентгеновские снимки, а затем и провела вскрытие, то обнаружила мутации. Как и у многих других исследованных ею землероек, у этой была дополнительная пара недоразвитых лап, спрятанных под шкурой.

“У нас обоих всегда были свои секреты друг от друга. Что ж это за семья-то такая? Неудивительно, что и Маркус о многом не рассказывает”.

Открыв дверцы настенного шкафа, Адам аккуратно снял с полки несколько коробок с папками для бумаг, которые скрывали банки с образцами от посторонних глаз. Вытащив пару таких банок, профессор поднёс их к свету, чтобы лучше рассмотреть содержимое. От вида этих животных в банках его всегда тошнило, а ещё появлялось чувство, что воздуха не хватает, будто бы он сам вместе с ними целую вечность тонул в этой соломенно-жёлтой жидкости. Одна из этих землероек оказалось той самой, что Элейн с такой гордостью демонстрировала Адаму перед тем, как его отправили на передовую в район Кашкура почти что тридцать лет назад. А вот в другой банке плавало нечто совершенно иное, и, казалось, оно всё ещё было живо.

Поставив обе банки на стол, Адам подождал немного, пока колебания жидкости внутри утихнут. Землеройка, медленно вращаясь, опустилась ко дну, как тонущий в кораблекрушении моряк. А вот другая особь, чьи обычные четыре лапки, а также два бугорка неразвившихся отчётливо виднелись сквозь мех, сначала всплыла к верху банки и перевернулась. Дёрнувшись пару раз, она начала тонуть. Чем дольше Адам разглядывал её, тем отчётливее видел исходившее от животного тусклое жёлтое свечение, но это были вовсе не блики солнечных лучей. Землеройка светилась сама по себе, и, несмотря на то, что животное уже давным-давно было мертво, живущий в его теле биолюминесцентный паразит по-прежнему ждал своего часа, как и предупреждала Мирра.

“Как-то даже непривычно обращаться на “ты” к самой королеве Саранчи. Мирра эта — женщина неглупая. Конечно, не чета тебе, Элейн, но ума ей всё же не занимать”.

Мирра первая придумала название для этих организмов — “Светящиеся”. Название это вошло в обиход при помощи Адама, пока сама эта светящаяся субстанция распространялась всё больше и больше, заражая трутней Саранчи одного за другим. Солдаты КОГ уже начали докладывать о том, что видели таких на поверхности.

Вдруг зазвонил телефон. В этот раз аппарат уже стоял на столе перед Адамом на расстоянии вытянутой руки. Профессор очень боялся пропустить чей-нибудь звонок, если с Маркусом случится какая-то беда. Резко потянувшись к телефону, чтобы ответить на звонок, Адам чуть было не сшиб стоявшие на столе банки, поэтому ему пришлось ловить их одной рукой, пока другой он прикладывал трубку к уху, прижав её плечом.

— «Звоню спросить, как у вас дела, Адам», — это был Нэвил. — «Всё нормально? Обычно вы рано приходите на работу».

Адам бросил взгляд на часы, выругавшись про себя, что опоздал уже больше, чем на час.

— «Извини, засел тут кое-какие бумаги разобрать и совсем потерял счёт времени», — ответил Адам. Это были не просто какие-то бумаги, а записи Элейн, и это было единственное, что могло их сейчас спасти. — «Приду к обеду».