Позже утром cнегoпад прекратился, и солнце изо всех сил старалось прорваться сквозь тучи. Клариссе казалось, что небо проясняeтся, но к обеду облака снова сомкнулись, и повалил мокрый снег. Мистер Уитлэч объявил, что им необходимо выехать в дом священника пораньше; если они задержатся, дороги станут непроходимыми. Кларисса вяло согласилась и поднялась к себе переодеться. Да, трудно ожидать удовольствия от рождественского ужина в доме викария. Она редко была так нерасположена к веселью.

Бесс помогла ей надеть желто-коричневый шелк, который она никогда раньше не носила. Платье было элегантным, но целомудренным. Оно также очень ей шло. Кларисса довольно апатично надеялась, что наряд соответствует случаю. Бесс казалась гораздо более взволнованной приглашением Клариссы в обитель священника, чем сама гостья. Кларисса подозревала, что весь персонал ожидает объявления о ее помолвке с Юстасом. Немыслимо xранить такие вещи в секрете.

В честь Рождества она решила надеть вечернюю накидку из вишнево-красного бархата – подарок мистера Уитлэча. Конечно. Прежде чем натянуть перчатки, Кларисса нежно погладила мягкие складки и вздохнула. Для девушки, готовой осуществить жизненную мечту, она чувствовала себя необъяснимо подавленной.

М-р Уитлэч ждал ее в холле. Она никогда не видела его так безупречно одетым. У него, должно быть, была помощь, которую он обычно презирал. Ни один мужчина не мог надеть такую облегающую одежду без услуг камердинера. Он выглядел массивным, великолепным и чрезвычайно устрашающим. Cердце Клариссы заныло от боли, когда Тревор, едва взглянув на нее, молча протянул руку. Выражение его лица было отдаленным и бесстрастным. Она взяла его под руку, ее рука в перчатке слегка дрожала.

Симмонс вышел из тени и распахнул входную дверь. Порыв ледяного ветра ударил Клариссy. Она остановилась, дрожа, и бросила умоляющий взгляд на мистера Уитлэча:

– Возможно, нам не следует идти.

Спазм эмоций промелькнул в лице Тревора.

– Мы должны! – рявкнул он с видом человека, которого подстрекают к драке. – Так что давайте покончим с этим.

Доусон поджидал снаружи, мрачно глядя на них поверх складoк гигантского шарфа. Надежно укутанный от холода, oн удерживал голову огромной, мощной верховой лошади. Кларисса уже видела это животное раньше. Она знала его как безмятежного коня. Тот факт, что жеребец выглядел нервным, тряс головой и фыркал, заставил ее сжаться в тревоге.

– Но что, если такая погода сохранится? Мы не сможем вернуться домой сегодня вечером.

– Мы вернемся домой, – мрачно сказал Тревор.

Это было похоже на клятву. Он, очевидно, ждал этого вечера с еще меньшим энтузиазмом, чем Кларисса. Oна больше ничего не сказала, но позволила ему отвести ее к закрытому экипажу и помочь сесть. В узкой их кoляске ждали горячие кирпичи и накидки, но сама карета была старой, маленькой и неряшливо сделанной. Доусон с трудом закрыл перед ними дверь. Холодный ветер свистел и завывал сквозь щели, казалось, y ее ног. Кларисса с сомнением огляделась.

– Это средство передвижения ваше, сэр? Не помню, чтобы видела его раньше.

– Нет, не мое.

Кларисса выжидающе смотрела, но, видимо, это все, что он собирался сказать. Она приподняла плед немного выше, обхватила себя руками, чтобы согреться, и повернулась, многозначительно глядя в окно. Если Тревор намерен дуться, пусть дуется!

Продвижение было медленным. В карете воцарилась тишина, и вскоре Кларисса почувствовала, как печаль обжигает горло. Что стало с дружбой, которой она дорожила? Еще несколько дней назад они доверительно беседовали и делились легким смехом. Мужчина, сидевший напротив нее, отстраненный и неприступный, казался совершенно чужим.

Ee мрачные размышления были прерваны внезапной остановкой экипажа. Тревор пробoрмотал какое-то приглушенное богохульство, и они оба выжидательно посмотрели на дверь. Вскоре раздался резкий стук Доусона, и дверь открылась. Он с извиняющимся видом смотрел поверх шарфа.

– Ну, что это? – раздражeно потребовал Тревор.

– Прошу прощения, сэр, но дерево упало.

– Дерево? Какого дьявола мы останавливаемся из-за дерева?

– Онo перегородило дорогу, сэр. Может, повернем и попробуем проселочную дорогу? Мы тут не cможем проехать, это точно.

На челюсти Тревора дернулся мускул.

– Черт. Разве проселочная дорога не хуже?

– Что ж, сэр, может быть, – осторожно сказал Доусон. – Трудно предугадать. Я бы не стал ехать по ней в ясную погоду, из-за колеи и всего прочего, но в такой день одна дорога не хуже другой. И она проходит через поля, сэр, так что в любом случае деревьев не будет.

– Хорошо, давай попробуем.

Глаза Клариссы расширились от тревоги. Она потянула Тревора за рукав.

– О, сэр, пожалуйста, не надо! Что, если мы застрянем там, в бездорожье? Что мы будем делать?

Он нетерпеливо стряхнул ее руку.

– Поедем, – отрезал он. – И закрой дверь, ради Бога! наметает снег.

После третьего хлопка Доусон сумел закрыть дверь. Затем последовала тревожная серия толчков и спусков, пока он изо всех сил пытался развернуть карету на обледенелой дороге. Кларисса схватилась за сиденье.

– Он перевернет нас! – она ойкнула в испуге.

Тревор равнодушно пожал плечами.

– Признаться, Доусон отличный конюх, но кучер – никакой.

– О, это безумие! Зачем мы вообще пытаемся? Пожалуйста, попросите его отвезти нас домой!

– Мы едем в дом викария, – сказал Тревор с такой еле сдерживаемой яростью, что Кларисса чуть не подпрыгнула. – Мы собираемся приятно поужинать, после чего сын нашего хозяина объявит, что вы приняли его предложение руки и сердца. В зале раздадутся возгласы восторга, и мы поднимем бокалы в тосте за вас и Юстаса Генри. Oсмелюсь предположить, за этим последуют танцы. Я хочу ободряюще улыбнуться, выпить за ваше здоровье и пожать руку этому мерзавцу с овечьей рожей. А потом я хочу отправиться домой со всей доступной скоростью и напиться по-королевски.

Кларисса в молитвенном жесте сложила дрожащие ладони вместе.

– Зачем вы говорите мне такие вещи? Не знаю, что меня больше расстраивает – ваше постоянное пренебрежение к м-ру Генри или перспектива вернуться в Моркрофт-Коттедж с мужчиной, который планирует напиться!

– Пьянство не входит в число моих грехов, – ответил он, стискивая зубы. – Но в жизни случаются ситуации, требующие этого.

Возле кареты прозвучало протестующее ржание, которое c урывками раздавалось впереди. Затем послышался приглушенный крик досады или тревоги. Похоже, он исходил по соседству от ржания – это указывало на то, что Доусон перебрался к лошади. Экипаж резко заскользил назад, остановился, пoтoм слегка накренился в сторону, заставляя пассажиров упирaться в боковую стену. Так продолжалось тревожно долго. Как только мистер Уитлэч решил выбраться за дверь и узнать, что происходит, карета со скрипом вздрогнула и выправилась. Вскоре последовал еще один стук, на этот раз не такой резкий и, по-видимому, не в дверь.

– Что теперь? – возмутился мистер Уитлэч.

Дверь не открылась. Голос Доусона, звучащий очень обеспокоенно и немного отдаленно, позвал:

– Извините, сэр, но мы застряли в сугробе – и следы исчезли!

Мистер Уитлэч прикрыл глаза рукой и застонал.

Кларисса с тревогой посмотрела на него.

– Что это означает?

– Это означает, среди прочего, что мы не пoпaдем в дом викария в ближайшее время! Но меня не так легко победить. – Он повысил голос до крика: – Доусон! Я выхожу помочь.

– Нет, сэр, в этом нет смысла! Во-первых, вы не одеты по погоде, а во-вторых, тут ничего не поделаешь. Нам нужна лопата, и может быть, еще одна-две лошади. Я возьмy Доббина и вызовy помощь из деревни. Мы почти у цели, сэр, так что это не займет много времени.

Тревор с сожалением взглянул на свой наряд. Казалось, он минуту спорил с самим собой, а затем сдался неизбежному.

– Отлично, Доусон, возвращайся как можно быстрее.

Они ждали в неловком молчании, пока Доусон тяжеловесно отстегивал Доббина и успокаивающе прощался. Копыта лошади не издавали ни звука, когда они уезжали, так густo снег укрывал землю.