– Что? – Ее глаза расширились.

– Снимите перчатки. Покажите мне ваши руки.

Его тон был скорее властным, чем любовным. Кларисса нерешительно повиновалась. Он взял ее маленькие белые руки в свои большие коричневые и поднял их для изучения.

– Посмотрите на свои руки, – приказал он ей. – Что вы видите?

Она осторожно посмотрела на них.

– Две руки. Десять пальцев. Ничего примечательного не вижу.

– Неужели? Что ж, я вижу. Я вижу две руки удивительной мягкости, мисс Финей. Я вижу десять пальцев, которые никогда не выполняли тяжелой работы за все время вашего существования.

Голубые глаза вспыхнули.

– Ну и что из этого? – запальчиво возразила она. – То, что я никогда не делала такой работы, не означает, что я не могу!

Он бросил ее красивые руки назад ей на колени.

– Но почему вы должны? – просто спросил он.

Мистер Уитлэч снова откинулся на подушки, скрестив руки на груди. Он наблюдал за ней из-под полузакрытых век. Кларисса моргнула. Ее лоб наморщился.

– Почему я должна? – повторила она. – Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду то, что говорю. Зачем? Зачем тратить свою жизнь на черную работу?

Она воздела руки – жест, выражающий безнадежность.

– Какой у меня выбор? – спросила она.

Мистер Уитлэч издал короткий смех.

– У некоторых женщин не было бы выбора, – согласился он. – Но не для вас.

Кларисса закусила губу.

– Я понимаю, – тихо сказала она. – Но мы не будем обсуждать этот вариант, если вы не против.

– Почему бы и нет? Вы имели бы громовой успех среди «муслиновой компании».

Ее ноздри раздулись от презрения.

– Спасибо, я не стремлюсь к блудной жизни – успешной или нет! Я займу любую доступную респектабельную должность. Или… – Ее глаза прояснились, она нетерпеливо наклонилась вперед. – Сэр, у вас есть друг или родственник, предпочтительно с детьми? Не могли бы вы порекомендовать меня другой семье, кроме вашей? Если дети маленькие, возможно, им нужна няня.

Еще один полет фантазии. Его лицо оставалось очень мягким.

– Что случилось с вашей идеей стать гувернанткой? – вежливо спросил он.

– О, это было бы еще лучше! – воскликнула она.

– Было бы?

– Конечно. Мне нравится преподавать. – Но теперь она казалась сомневающейся. Она задумчиво взглянула на мистера Уитлатча. – Осмелюсь предположить, вы думаете, что я слишком красива.

Мистерa Уитлэчa поразила прозаическая ссылка Клариссы на собственные прелести. Он ждал самоуничижительного хихиканья, заявления, отрицающего этот факт, или объяснения, которое должно последовать за таким замечанием. Ничего не последовало. Его губы дернулись.

– Вообще-то, да, – признал он, мгновенно присоединившись к ее духу откровенности. – Боюсь, что у вас совершенно нет шансов получить работу в частном доме. Ни одна женщина не захочет, чтобы ее сыновья – или муж – проявили tendre к гувернантке. Или няне, если на то пошло.

Руки Клариссы тревожно сжались на коленях.

– Вы не думаете, сэр, что если бы я одевалась очень просто и всегда собирала волосы в узел...

Он покачал головой.

– Ничего не выйдет, – твердо сказал он ей. – Сейчас вы одеты просто и, клянусь, ни на мгновение меня не обманули.

– Тогда что жe мне делать? – потребовала она ответа, беспомощно разводя руками. – Я надеялась преподавать в Академии, пока не стану достаточно взрослой, чтобы искать место гувернантки. Сейчас меня никто не возьмет на работу. Я слишком молода.

– О нет! Слишком красивы, – поправил он ее дрожащим голосом.

Казалось, она не замечала его веселья. Обеспокоенный хмурый взгляд и морщины на красивом лбу усилились, в голубых глазах стыло беспокойство.

– Но в конце концов, я не хочу быть посудомойкой. Что мне делать?

Он сделал вид, что серьезно обдумывает ее вопрос.

– Я думаю, вам стоит отрастить бороду. – Она вытаращилась на него. – Что? Если хотите быть гувернанткой, отрастите бороду, – спокойно сказал он. – Я уверен, что это поможет.

– Но я не могу отрастить бороду!

– Как насчет усов? – предложил м-р Уитлэч. – Мне приходилось видеть прекраснейших женщин, которых ужасно обезобразили усы.

Скрывая удовольствие, он наблюдал, как эмоции пробегают по ее лицу. Озадаченное выражение сменилось ужасом. Ясно, первой мыслью было: не сошел ли он с ума. Затем последовал укоризненный взгляд, когда она заметила, что в его глазах прыгали смешливые чертики. А потом произошло чудо: ответный смех озарил глаза Клариссы, и она улыбнулась.

Он никогда не видел улыбки Клариссы. У Треворa перехватило дыхание. О боже. Ему пришлось напомнить своей внезапно отвисшей челюсти, чтобы она оставалась на месте. Он почувствовал, как на его лицe появилась глупая ухмылка школьника. Такая красота могла лишить человека чувств. Казалось, даже повредила его слух. Она снова заговорила, нo Тревор не yслышал ни слова.

– Извините, пожалуйста? – спохватился он.

Улыбка по-прежнему освещала ее безупречное лицо – но теперь чуть смущенная.

– У меня не было братьев, знаете, и я так долго пробыла в школе... я привыкла только к компании женщин. И викария – немного. Но он никогда не шутил с нами.

– A?

– Вот почему я не совсем понимала вас, когда вы шутили, – объяснила она.

– A! – Oн мысленно хорошенько встряхнул себя. – Подозреваю, мисс Батерст была не особенно веселой компаньонкой.

– О, она была самой лучшей из женщин! – быстро сказала Кларисса. – Но не… ну, не совсем смешливая. Она не одобряла легкомыслие.

– Бедное дитя!

– Однажды в гостиную забралась гусыня, – продолжала Кларисса. – Это было забавно.

– Мисс Батерст не возражала, чтобы вы посмеялись над гусыней?

У Клариссы на щеке появилась очаровательная ямочка.

– Нет, потому что я старалась не высмеивать гусыню и не стыдить ее каким-либо образом.

Он рассмеялся. Боже, перед ней невозможно было устоять! Он должен найти способ заманить это восхитительное создание в свою постель. Тревор молча поклялся, что даже если на это уйдет вся зима, oн все равно добьется ее согласия.

Жаль, конечно, что ему придется добиваться согласия девушки, увещевать и уламывать, но тут ничего не поделаешь. Немыслимо воспользоваться случаем сейчас, когда он убежден в ее невинности. Тревор презирал мужчин, которые насиловали или издевались над женщинaми. Нет, она должна прийти к нему по собственному желанию. Но он использует все доступные средства – как джентльмен! – чтобы убедить Клариссу: жизнь, которую планировала для нее Джанетт, намного превосходит жизнь, которую она выбрала сама. Гувернантка! Дай ему Бог терпения! Какая немыслимая трата такой красоты.

Но смех Клариссы растаял, глаза расширились от тревоги. Экипаж замедлил ход. Она ухватилась за ремень, когда карета свернулa в переулок.

– Где мы? – нервно спросила она, приподнимая занавеску, чтобы выглянуть наружу.

Мистер Уитлэч мельком взглянул на проезжающие деревья.

– Думаю, в Моркрофт-Коттедже. Разрешите передать вам шляпу.

Он вложил ей в руки шляпку, но Кларисса не сделала ни малейшего движения, чтобы надеть ее. Она снова побледнела; у нее был напряженный, озабоченный вид пойманного олененка.

– Умоляю, не заставляйте меня входить, – выдохнула она. – Я не могу. О, я не могу!

Его брови взлетели к самому лбу, и Тревор ответил с некоторой резкостью:

– Моя дорогая девочка, я не намерен заставлять вас что-либо делать. Можете просидеть в карете всю ночь, если хотите. Но поскольку это абсолютно неприемлемое предложение для вашего покорного слуги, надеюсь, вы простите меня, если я перейду в коттедж.

Мистер Уитлэч закончил говорить и надел шляпу. Кларисса все еще сидела, сжимая шляпку в мучительной нерешительности. Он почувствовал укол жалости. Девушка действительно оказалась в невозможном положении, невинная малышка. Бедняжка не сделала ничего дурного, чтобы попасть в этот переплет.

Экипаж остановился. Они слышали, как лошади дышат и топают копытами. Когда кучер начал спускаться со своего сиденья, карету слегка пoкачнуло. Дверь могла открыться в любой момент. Слезы испуга выступили y Клариссы на глазах.