Отец часто водил меня на закрытые бои без правил, где не было равных вервольфу с безумной улыбкой на губах. Он побеждал в каждом бою, и каждый раз смеялся так, будто чествовал смерть. Несколько раз я пробирался за кулисы и наблюдал как тренируется темноволосый сумасшедший. Таких быстрых и точных движений я не встречал никогда. Казалось, что он рожден для боя, отточенный клинок в руках бога смерти.

Я помню, как в один из таких дней он заметил подглядывающего за ним мальчишку и добродушно улыбаясь, поманил его к себе, нелепо дергая указательным пальцем. Многое из того, что я умею сейчас - его подарок неопытному щенку, мечтающему стать сильнее.

К сожалению, однажды Молниеносный сделал ставку на закрытие жестокого развлечения и навсегда изуродовал прекрасное лицо молодого волка.

- Давай, я посмотрю, - девушка робко подходит сзади и протягивает вафельное полотенце. По моему подбородку стекает вода.

- Я в порядке, лучше о себе беспокойся.

Зачем она вообще влезла в драку, неужели у нее совершенно нет инстинкта самосохранения.

Я всматриваюсь в стоящую напротив девушку. Слегка вьющиеся рыжеватые волосы до плеч, теплые шоколадного оттенка глаза, узкие губы, раскрасневшиеся от постоянного покусывания и напряженные плечи, будто она боится дышать. В этот момент я понимаю, что ей страшно стоять так близко ко мне, для нее я бомба, которая может взорваться в любой момент. Но зачем тогда она защитила меня? Зачем прикрыла от удара ножом? Я не тот, ради кого можно пожертвовать собой. Все что я делал, это причинял боль, грубил и обижал, девчонка была для меня не более чем куском грязи под ногами, но все равно  она прикрыла такого как я.

- Это просто царапина, - рука Миры непроизвольно касается левого бока, и она морщится.

- Сядь, - со стуком ставлю табурет перед ней, - я посмотрю.

Приходиться присесть на одно колено, чтобы осмотреть рану. Холод от пола медленно расползается по ноге. Как только моя рука поднимается, собираясь ухватиться за край рубашки, девушка начинает ерзать.

- Успокойся, будь так любезна, - приподнимаю испачканную кровью ткань, оголяя участок светлой кожи. Тонкий, не больше указательного пальца, порез выглядит хорошо, его края ровные и без признаков возможного воспаления. Кровь будет еще сочиться несколько часов, но все заживет, не оставив видимых следов, если конечно это человеческое недоразумение не занесет туда грязь.

Я спрашиваю, обрабатывала ли она рану, на что Мирослава согласно кивает и пытается одернуть рубашку вниз.

- Каким образом? Сверху побрызгала? – Беру в руки ватный диск и промачиваю в антисептике, -  Ты в курсе, что это не убьет микробы, которые попали в открытую полость?

Прохладная жидкость стекает сквозь мои пальцы, когда я прижимаю пропитанный диск к ране. Запах спирта бьет по чуткому обонянию и режет глаза. Девушка стискивает зубы и скорее всего мысленно высказывает мне, то, что думает на самом деле, а может и нет. Теперь я даже не уверен, что она вообще способна плохо относиться к кому-то.

Очередное шипение сквозь зубы, заставляет меня поднять голову вверх.  Волосы Миры щекочут лицо, едва касаясь рыжими прядями моей кожи. Ее лицо напряжено в ожидании новых неприятных ощущений, а губы превратились в тонкую линию. Поймав мой взгляд, девушка нервно прикусывает нижнюю губу. Я не замечал раньше, но она делает так каждый раз, когда волнуется, от чего ее губы приобретают пунцовый оттенок, почти вровень с румянцем на бледных щеках.

А она ничего, хмыкаю и одергиваю низ приподнятой рубашки.

Глава 18. Шторм

Чуть дальше по коридору, в комнате девушки играет музыка в наушниках. Она плохо спит и часто будит меня среди ночи тяжелым, прерывистым дыханием. Когда у тебя обостренный слух, это сводит с ума и несколько раз у меня появлялось желание просто придушить ее подушкой во сне.

Скрипит провисшая половица, осторожно ступая босые ступни, проскальзывают мимо моей двери. Где-то впереди шелестит вода и включается чайник.

- Ты себя в зеркало видела? – выхожу из спальни и кидаю в рот печенье, лежащее на столе. У Миры уставший взгляд, а волосы на голове похожи на спутавшиеся комки паутины. Образ городской сумасшедшей дополняет свободная фланелевая рубашка и вытертые на коленях домашние штаны. Столкнувшись с девушкой в темноте можно знатно обчертыхаться.

- Не могу спать. Постоянно кажется, что в комнате кто-то есть.

- Это был просто сон, я устал это повторять.

- Мне все равно тревожно -  девушка вздыхает и подходит к навесному шкафчику, который явно не рассчитан на ее среднестатистический рост. На верхней полке стоит желтая сахарница и тонкая рука тянется к керамической поверхности, но вместо того чтобы подтянуть ее поближе, она неуклюже задевает баночку, и та задвигается еще дальше. Мира поднимается на носочки и словно уж изворачивается, чтобы достать противную сахарницу.

Подхожу до того, как, незаметно прогибающаяся под напором, полка обрушится на голову рыжего недоразумения, и придерживаю ее рукой.

Девушка разворачивается, оказавшись зажата между столом и мной. Ее маленькая голова вздернута кверху, и шоколадные глаза с детским любопытством рассматривают мое лицо. От нее пахнет теплым постельным бельем и лосьоном для лица. Мира хочет что-то сказать, но прикусывает нижнюю губу в нерешительности, все так, же взирая огромными, как у олененка, глазами.

Наклоняю голову ниже, чтобы почувствовать теплое человеческое дыхание на своем лице, губы девушки раскраснелись от волнительного покусывания и выглядят слегка припухшими. Ее сердце ускорят темп, и я слышу отчетливые, ритмичные удары о грудную клетку. Сокращаю расстояние, почти касаясь мягких губ, и втягиваю воздух.

- Ты голову вообще моешь? Воняет, - желтая баночка с легкостью оказывается у меня в руке, и я отступаю назад, со стуком ставя ее на ровную поверхность столешницы. Девушки такие глупые, готовы отдать свое сердце любому, кто стоит так близко.

- Отстань, Шторм, - беззлобно откликаются сзади, и я ошарашено разворачиваюсь.

- Прости, что?

Мирослава стоит, скрестив руки и вздернув подбородок, может это бы и смотрелось устрашающе, если она не выглядела как птенец, только что выпавший из гнезда, с взъерошенными волосами и помятым видом. Сам того не осознавая, заливаюсь смехом, голос дрожит, поднимаясь откуда-то изнутри. Давно меня никто так не забавлял.

- Побьешь меня?

- А ты во мне сомневаешься? – девушка вызывающе приподнимает бровь.

- Тоже мне, путь не нападения, - фыркаю и отворачиваюсь, собираясь вернуться к себе в комнату. Позади что-то шуршит.

- А это в воспитательных целях.

Мира стоит, держа деревянную скалку на вытянутой руке, направив один из концов в мою сторону. Окно на кухне отражает искусственный свет лампы накаливания и всполохи рыжих волос девушки. Ее поза, напоминает мне стойку не слишком искусного фехтовальщика, но полного решимости вывести противника из строя.

- Хорошо, я сдаюсь, сдаюсь, - примирительно поднимаю руки вверх, но как только девушка, улыбнувшись, вставляет скалку в прорезь узкой подставки, хватаю ее за руку и наваливаю на себя. Слегка сближая плечо и предплечье на шее Миры, я прижимаю ее к себе, используя удушающий захват. При соприкосновении горла девушки с моей кожей я ощущаю бьющуюся сонную артерию, она как маленький подземный ключ, рвущийся наружу. Сердце рыжего недоразумения бешено колотится, но она не пытается вырваться.

- Так что там про воспитательные меры? – шепчу я, наклонившись к уху девушки. Люди такие забавные.

Глава 19. Мирослава

15 часов до полнолуния

Оставленный на подоконнике телефон вопит как оглашенный, оповещая о том, что до назначенной встречи осталось шестьдесят минут.

Выскакиваю из ванной с мокрыми волосами, в прилипающей к влажной коже футболке с шортами. Вода с головы струйками сбегает мне за шиворот, щекочет лопатки и капает на холодный деревянный пол. Нужно выжать волосы лучше, но не замолкающая трель телефона может разбудить спящего ранним утром соседа.