— Вы ко мне на курсовую работу пришли? — продолжил он.

Только этого мне не хватало! Черт! Я даже успела забыть о его предложении.

— Я еще думаю, — поспешила ответить уже вслух.

— Тогда решайте скорее, — помрачнел преподаватель, — Я таких предложений всем подряд не делаю!

Это уж точно! Только таким дурочкам, от которых вам что-то нужно!

— Я понимаю, но у меня еще много и других предметов с интересными темами, — громко возразила в ответ.

— Вы, милая моя, в силу своей молодости и неопытности сильно ошибаетесь. Мой предмет один из самых важных и нужных, в нем так много еще нераскрытых граней, которые можно исследовать и исследовать.

«Это в синтаксисе и пунктуации то?» — скептически подумала я, но промолчала, не хотелось вступать в спор с тем, от кого зависела твоя оценка.

— А что у вас с Николсоном происходит? — неожиданно спросил господин Томпсон.

Я удивленно пожала плечами.

— Все хорошо.

А про себя подумала: «Только у него отдельно от меня, а у меня отдельно от него».

— Да? А он сказал совершенно противоположное.

— Неужели вы так близко общаетесь со своим подчиненным, что он доверяет вам даже такие подробности личной жизни? — деланно изумилась я.

Профессор важно надулся, а мне стало смешно.

— Да, это так, — произнес он.

— Ну, тогда зачем меня спрашивать, если вам давно все известно? — моя неугомонная натура не могла успокоится так просто, — И вообще, ставьте уже оценку в зачетку.

— А если не поставлю?! — заявил преподаватель.

— Тогда я обращусь в комиссию и пусть уж она решает, какой отметки я достойна, — выпалила в ответ.

Церемониться больше я категорически не желала. В конце концов сколько можно бояться и дрожать перед ним, не все в нашей Академии, к счастью, зависит от господина Говарда Томпсона.

Профессор, не ожидая от меня такой резкости, заморгал растерянно, потом надулся, я видела, как гневно сверкнул его взгляд и тут же погас. Господин Томпсон вполне успешно подавил в себе раздражение и молча поставил оценку, а затем, даже назвав меня очень старательной студенткой, пожелал удачи на прощанье и попросил обращаться к нему за помощью, если она, конечно же, потребуется.

Я вышла из кабинета в легком шоке. Столько всякого неприятного наговорила, а в ответ получила лишь комплименты. Интересно, это что же им нужно от меня, если оба готовы проглотить все?

— Ната, Наточка, подожди пожалуйста!

— И не подумаю! — фыркнула я, отбиваясь от настырного аспиранта, который уже успел достать до самых печенок.

Вот никогда не думала, что он может быть таким приставучим.

— Да, стой же ты! — и руки Николсона вцепились в меня.

Я вынужденно остановилась.

— Дорогой Ники, — торжественно начала свою речь, — Я не хочу и не буду с тобой встречаться! Ты мне не нравишься! Мы слишком разные и все такое прочее. Неужели я должна тебе все это объяснять?

— Не должна, но профессор…

— А ему можешь передать, что надоедать с курсовой тоже не нужно. Я сама прекрасно разберусь, у кого и на какую тему писать, — и досадливо поморщилась, вспоминая самое настоящее преследование, которое устроили эти двое.

— Наталия!

— Оставь меня в покое! — не выдержала наконец.

Молодой человек нахмурился, внимательно посмотрел на меня и произнес:

— Ладно! Раз я тебе настолько противен, то больше надоедать не стану.

— Ух! — облегченно выдохнула в ответ.

— Но если ты захочешь узнать о своих родителях, приходи сегодня вечером в кабинет к профессору.

Я растерянно заморгала, не ожидая такого поворота. Тема семьи всегда оставалась для меня довольно болезненной. А своих родителей я вообще не помнила.

— Но…

Мне хотелось возразить, крикнуть, что он врет и на самом деле ничего про них не знает. Однако Николсон прервал меня на полуслове:

— Послушай, Наталия, я не буду тебе сейчас ничего объяснять, просто приходи, и все. А там уже решишь, во что верить, а во что — нет, — и ушел, оставив меня одну.

Но долгожданное одиночество так и не принесло покоя. И теперь внутри непрестанно билось: родители… он что-то знает о моих родителях… хоть капля, хоть частичка правды… Я ведь их совсем не помнила, а фотографий у тетки почему-то не было. Вот и получилось так, что все эти годы в моем сердце и мыслях жили лишь фантазии: какими они могли быть, как выглядеть. Ну, разве теперь я могла упустить такой шанс, пусть даже совсем крошечный, и не пойти, не узнать о них хоть что-нибудь новое?! С другой стороны, я понимала, меня скорее всего ожидает ловушка. Вот черт! Надо срочно посоветоваться с Аром.

Сказано — сделано, я повернула к выходу и помчалась в парк. На улице сильно похолодало и теперь я неслась по мерзлой земле, несколько раз даже пришлось провалиться под тоненький ледок на лужах и промочить ноги, но сейчас меня волновали вещи, гораздо более серьезные, чем проблема мокрых носков, наверное, во всей вселенной вместе взятой.

— Привет! — крикнула я еще издали, как только заметила знакомую фигуру в конце парка.

Ар в ответ зашевелил ветвями, последние листья с которых давно уже облетели.

Тут же на стволе сверкнули знакомые багровые глаза.

— А, Натусик объявилась! — воскликнуло дерево, прекрасно зная, как я не люблю, когда меня так называют.

Поморщилась, но раздражение подавила, ведь это именно я пришла к нему за советом, а не наоборот, но вот сдержать ехидства уже не смогла:

— И тебе не хворать, старая коряга!

— Да кто это тут старый?! — возмутился Ар, — Я еще в самом расцвете сил! Я еще ого-го!

— Вижу, вижу! Значит, то что «коряга», ты уже не споришь, — фыркнула в ответ, разглядывая его неровный ствол с шершавыми кусочками коры.

— Сама-то вообще седая! — буркнул он, закатывая глаза, — Того и гляди парни скоро ухаживать перестанут, испугавшись твоего преклонного возраста!

Я фыркнула.

— Что, Николсон еще бегает за тобой? — снова спросило дерево.

А я тут же вспомнила цель своего визита. Шутки и смех слетели в одночасье.

— Я к тебе за советом! — выпалила в ответ.

— И что я за это получу?! — ехидно поинтересовался Ар.

— Информацию!

— О! Это я просто обожаю! А сведения достоверные и занимательные?!

— Еще не знаю.

— Хорошо. Тогда давай по порядку: кто, что, где, как и о чем. Я хочу знать все! — посерьезнел мой собеседник.

— Сегодня вечером Николсон предложил встретиться! — быстро проговорила я.

— Пф-ф-ф! Ну и что тут интересного?! Он периодически приглашает тебя на свидания, а ты — с постоянством барана, бодающего одни и те же ворота…

— Прошу, только без подобных сравнений! — поморщилась я.

— Ладно, спрошу короче: что изменилось на этот раз?

— Он сказал, что знает о моих родителях.

— Стоп! А что с ними не так?! Ты никогда не затрагивала эту тему, говорила только о своей тетке.

Я тяжело вздохнула, говорить не хотелось, слишком все это для меня непереносимо больно, но я понимала, если хочу получить дельный совет, надо пояснить ситуацию до конца.

— Меня воспитывала практически чужая женщина, — нехотя начала рассказ, — У нее большая семья и, честно говоря, я с ними не сильно ладила, да и сейчас лишний раз видится не хочу, даже звоню как можно реже, разве что по праздникам.

— Почему? Тебя обижали?

— Да, не так чтобы очень, но и не любили уж это точно. Скорее использовали в своих целях: тетка — как няньку для младших и бесплатную рабочую силу, ее дети — как возможность кем-то помыкать, теткин муж — как служанку, бегающую за пивом, когда только ему вздумается — в общем, ничего хорошего, и ты даже представить себе не можешь, как же я рада, что в шестнадцать лет смогла покинуть их и поступить в Академию.

— А родители? — тихо спросил Ар.

— Я не знаю их совершенно. Они оба погибли, когда я была еще совсем маленькой, при чем причины так и остались невыясненными. Тетка все время путалась в своих объяснениях: то они у нее попали в автокатастрофу, то заблудились в лесу и их так и не нашли, то умерли от какой-то неизвестной болезни. У нее в доме даже фотографий не сохранилось, так что я не знаю, как они выглядели, — пожаловалась под конец, — И вот, представь, в такой ситуации вдруг кто-то совершенно посторонний говорит, что у него есть про них какие-то сведения.