Мастер Гоода вышел от губернатора бледный и поникший.

– Монсеньор, мы уже работаем над решением проблемы, – уверял он на выходе, – как я уже имел честь доложить вам, у прибора форта Гира Моона отказал механизм синхронизации, потому мы объявили полный сбор Неприметной Стражи, и когда все мои бойцы пройдут меаграфию…

– Избавьте меня от подробностей! Будьте так любезны, позаботьтесь о том, чтобы не втянуть Империю в международный скандал.

– А когда все бойцы пройдут меаграфию – что, если окажется, что идентификация по-прежнему невозможна? – спросил Мёрэйн, когда они вышли за ворота.

Мастер Стражи сжал губы.

– Значит, мы сделаем всё, чтобы она стала возможной, – рявкнул он. – Вэддану придётся допросить наших людей лично.

Мёрэйн исподлобья посмотрел на главнокомандующего.

– Это бессмысленно и жестоко.

Гоода взорвался.

– Мы полагали, что вэддан находится на службе в форте Гира Моона, – угрожающе проговорил он, остановившись среди безлюдной улицы.

Мёрэйн в который раз за время пребывания на форте задумался – этот старик настолько глуп или настолько смел?

– А я полагаю, что служу Владычице, – сказал он. – И больше никому.

Он развернулся и, оставив Мастера Стражи стоять посреди улицы, зашагал прочь.

У заветной бутылочки вина сегодня всё же есть шансы.

Только пройдя пару кварталов Дельты, он вдруг ощутил какую-то мысль, нюанс, что-то, о чём напрочь забыл, что вылетело из памяти в переполохе последних дней, начисто вышиблось из головы всей этой историей с делитером, – но было, несомненно, связано с Сильвеареной. Конечно! Как он мог забыть…

***

Толкнув дверь под небольшой и скромной вывеской, изображавшей приоткрытую раковину моллюска, в которой белела жемчужина, Мёрэйн вошёл в таверну.

С течением лет здесь совершенно ничего не изменилось: всё те же приземистые скамьи, застланный хрустящими циновками пол, длинные лежанки ламбитской печи29, на которых дрыхнут несколько постояльцев. Пара тавернских девиц, одетых вместо ассари в декольтированные платья, весело смеются с компанией молодых моряков. Кто сидит на скамьях за столами, кто – на неизменных циновках, разостланных на полу. В помещении полумрак: дневной свет едва проходит через маленькое оконце, выходящее в традиционный для ламбитских поселений круглый внутренний двор. От лап печи волнами расходится тепло: готовят жаркое. С высокого потолка свисают резные медные светильники с колбами из разноцветной арудары. Внутри полыхают язычки пламени, и вокруг ложатся пятна разноцветного света. Известковые стены сплошь покрыты надписями и рисунками (их значительно прибавилось с тех пор, как Мёрэйн заходил сюда в последний раз), некоторые выполнены весьма недурно. Центральный – большой рисунок над стойкой – изображает взлетевший на волну, легший на правый галс парусник. Мёрэйн поглядел на картинку с нежностью.

– Вэддан Мёрэйн! Наконец-то вы пожаловали, хвала Маннану и всем богам! Капитан говорил, что вы придёте. Вот как пить дать говорил.

Мёрэйн оторвал взгляд от картины и улыбнулся полноватому, чернявому человеку, спешащему к нему из-за стойки.

– Здравствуй, мэтр Чионнэ. Доброго тебе дня и добрых постояльцев.

Удивительно всё же, подумал Мёрэйн. Сколько сменилось поколений – но он узнавал эти большие чёрные глаза, чувственные губы и смуглую кожу… Всё-таки гены и впрямь серьёзная вещь.

– Благослови вас Владычица! – Воскликнул тавернщик. – Что закажете? Я припоминаю, вы, кажется, предпочитаете настойку на Корне Жизни?

– Хреновуху, ага, – улыбнулся Мёрэйн. – Только ты не можешь этого помнить, мэтр Чионнэ, ты был ребёнком, когда мы с Роу останавливались здесь в последний раз.

– О, вэддан… – Тавернщик покраснел. И его смуглому, чувственному лицу это шло, так же как другому лицу, черты которого сквозили в его внешности. – Неужели вы полагаете, что рассказы о ваших вкусах не передаются в нашем роду со времён моей пра-пра-пра-прабабушки?

Мёрэйн кивнул.

– Достойнейшая женщина.

– О, вэддан, если бы вы рассказали о ней, пока готовится обед…

Мёрэйн усмехнулся. История о том, как капитан легендарного пиратского судна подарил таверну корабельной шлюхе, была одной из баек побережья – и всякий рассказывал свою версию, единого повествования не существовало – кроме того, что сохранилось в памяти Мёрэйна. Но это долгая история. Когда-нибудь он расскажет её… Но не сейчас.

– Пока готовится обед, мэтр Чионнэ, я поговорю с капитаном Роуиэраору. Где он, кстати? – Среди постояльцев таверны явно не было двинэа.

Тавернщик замялся.

– Видите ли, вэддан, это сложный вопрос. На который трудно однозначно ответить.

– Да? Что ж, ответь хоть как-нибудь.

– Тело нашего капитана пребывает в мансарде…

– Уже неплохо.

– Но вот сознание его… Оно, как бы это сказать… Отсутствует…

– Что случилось?

– А вы сами посмотрите, вэддан.

Мёрэйн прошёл наверх.

Мансарда в «Морской Жемчужине» была небольшой, уютной комнатой со столом и парой скамей из арудары, пледами, жаркой печной трубой и выходом на террасу, а оттуда – вниз по лестнице на улицу. Предназначалась она для тех постояльцев, которые желают приватного времяпрепровождения и готовы щедро заплатить за возможность уединиться, которую весьма редко найдёшь, находясь среди ламбитов.

Посередине комнатки лежало тело капитана Роуиэраору, просто Роу, если на людской манер. И телу было очень, очень плохо. Волнами по мансарде расходились эманации боли и слабости. Мёрэйн почувствовал, как заломило висок. Не медля ни секунды, он бросился к другу, стащил с руки перчатку, отыскал бесчувственную лапу двинэа и вложил её в свою руку, обвив пальцами его широкое запястье.

Спустя мгновение Роу раскрыл огромные флуоресцентно светящиеся глаза и, сладко потянувшись, сел. А Мёрэйн, обхватив голову руками, повалился на пол.

– Гнев и милость Двуликой!!! Ты убийца, Роу…

– Сам виноват, – Роу прикрыл глаза и шельмовски, прямо-таки по-человечески ухмыльнулся. – Вот так вот лапы-то распускать, прежде чем камбузом варить…

Изъяснялся он, по своему обыкновению, вслух. Ему стоило немало сил приспособить свой речевой аппарат для произнесения человеческих слов – но это было ещё одно из чудачеств двинэйского контрабандиста. И ещё одна его дань привычке жить среди людей.

– Ах, вот что означает «найди моё бренное тело в таверне»! – Прошипел Мёрэйн. Он терпеть не мог общаться ментально, когда собеседник использует речь.

Он на четвереньках выполз на террасу, где стояла бочка с дождевой водой, и окунул в неё голову. Так его и застал тавернщик.

– Выпьете что-нибудь, вэддан?

– Да. Хреновухи… – Мёрэйн прислушался к телу, сходящему с ума от ощущений фантомного похмелья. – Нет, лучше квасу.

– Как скажете, – развёл руками тавернщик, недоумевая. – А господину капитану?

– Ему тоже, – быстро сказал Мёрэйн прежде, чем Роу успел раскрыть рот. – Да, да, он так в нём нуждается!

Тавернщик, не выказывая никакого удивления, отправился вниз. Мускулистая лапа двинэа сжалась в кулак.

– Я тебе покажу, устрица ты недоеденная!

– Да что ты говоришь. – Мёрэйн наконец вытащил голову из бочки. С мокрых волос, завивающихся кольцами, лились потоки воды. – Я чуть не загнулся. И ты мне должен после этого, шутник.

– Ну ладно, успокойся уже.

– С тебя секрет, – проворчал Мёрэйн, поднимаясь и садясь за стол. Голова раскалывалась. – Помнишь старую традицию: когда каладэ в чём-нибудь проштрафится перед смертным, он должен открыть ему любой секрет о жизни или о себе, какой тот ни пожелает…

– Я не каладэ, я двинэа. А ты не смертный.

– Всё равно с тебя секрет…

Роу смешливо прищурился. Принесли квас. Мёрэйн сделал большой глоток и поморщился.

– Даже напиться не могу толком. Что за жизнь.

– Так ты при исполнении? Или нет? Сбежал со своего форта?