– Должно быть, ваш родственник? – Зачем-то предположил Морис, кивнув на портрет. С чего он так подумал, он сам бы не смог сказать.

– Да, – коротко ответил доктор.

– Вы не похожи, – заметил Морис.

– Только внешне, – бросил доктор.

– Вы и к музыке, вижу, не равнодушны? – Морис кивнул на рояль: разговор о портрете явно не понравился хозяину.

– Да… Немного.

– Но ведь это мешает больным, – сказал Морис.

– О, в этом крыле только служебные помещения, которые пустуют в то время, когда я обычно играю – то есть, по ночам, – объяснил доктор. – По ночам, когда в мире становится тише, меня посещает вдохновение.

– Вы вообще любите искусство, судя по всему.

– О да. Вы же знаете, что созерцание прекрасного способствует улучшению здоровья. Как врач, я не могу игнорировать это.

Морис напрягся: «Созерцание прекрасного наполняет прекрасным ваше информационное поле. Ваше информационное поле формирует ту жизнь, которой вы живёте», – гласит один из основных постулатов илипинга. Сейчас все относятся к илипингу слишком серьёзно, особенно врачи…

– По крайней мере, это точно не может повредить, – закончил доктор с улыбкой. – Не слишком любите говорить на тему илипинга?

– А вы проницательны.

– Это часть моей работы. И почему же, позвольте спросить?

– О, должно быть, любопытство – тоже часть вашей работы.

– Не без этого.

Морис тут же пожалел о своих словах. Его охватила неловкость, боязнь, что доктор обидится. Он взглянул на него, но по лицу его собеседника не скользнуло ни тени.

Меатрекер доктора дал сигнал.

– Ужин привезли, – сообщил тот и отправился вниз встречать разносчика. Морис не мог вспомнить, чтобы он связывался с меморестораном. Доктор вернулся скоро и поставил на стол большой поднос с едой: здесь был суп, жаркое в глиняных горшочках, сыр и несколько палочек хрустящих хлебцев. Довершал всё горячий шоколад.

– Вы просто волшебник, – Пошутил Морис. Ароматы еды и исходящее от неё тепло заставили его широко улыбнуться. – Сколько я вам должен?

– Забудьте, – доктор уселся в кресло напротив Мориса. Портрет «родственника» оказался при этом прямо у него за спиной. – Вы мой гость, я сам вас пригласил, к тому же я нисколько не испытываю недостатка в средствах, уж поверьте. Угощайтесь.

Морис попытался было возразить, но хозяин решительно пресёк эти попытки, и они принялись за еду. Доктор ел с таким наслаждением, чувственно смакуя вкус, что Морис впервые за долгое время ощутил настоящий аппетит.

Доктор оказался отличным сотрапезником: разговор, который они вели за едой, был непринуждённым, приятным и интересным Морису, и только глубоко после того, как ужин плавно перетёк в неторопливую беседу у камина, Морис обратил внимание на то, что единственной темой этого разговора является он сам. Он никогда не относился к болтунам и тем более не любил изливать душу. А уж незнакомым людям – вдвойне. До этого вечера он никогда бы не подумал, что способен вот так невзначай рассказать первому встречному всю свою историю.

…Ему было десять лет, когда доктор Уаилдбон, в тот день ещё мало кому известный учёный, стоял на кафедре почёта, принимая из рук Третьего Императора Премию Мира за вклад в развитие человечества. В том же году книги о материализации мыслей, ментальной энергии, тонких телах и сверхматериальной реальности окончательно перекочевали из отделов эзотерики и околонаучных мифов в отделы научной литературы; на учебниках и монографиях, базирующихся на парадигме материализма, появился гриф «устар.». Когда Морису было пятнадцать, были разработаны первые меатрекеры – устройства, открывающие доступ к информационным базам данных напрямую через сознание человека; министерство здравоохранения официально взяло курс на овладение методами информационной медицины; были открыты первые центры илипинга; имя Уаилдбона было на устах у всей Империи, им называли звёзды, города и модели информационных устройств, сменяющие друг друга с такой быстротой, что рынок не успевал уследить за ними. Ещё год спустя все каналы СМИ транслировали обращение к стране Императора, прошедшего курс инфокоррекции ДНК. В тот год Император праздновал свой сто четвёртый день рождения, устроив в честь праздника масштабные спортивные состязания, в которых сам принимал участие наравне с двадцатилетними кандидатами.

В семнадцать лет Морис закончил школу вместе с теми, кому было пятнадцать – новые технологии обмена информацией позволяли усваивать знания быстрее. Курс меафизики был введён в образовательную программу имперских школ, к счастью Мориса, на последнем году его обучения, так что он был освобождён от экзамена по этому непонятному предмету. В восемнадцать лет Морис однажды утром проснулся гражданином другой цивилизации: человечество, незадолго до этого удостоенное контакта с представителями иных видов, было признано и получило статус цивилизации Трансцендентного Интеллекта, Империя вошла в Содружество Развитых рас. Когда Морису исполнилось двадцать пять, его мать, пройдя курс коррекции ДНК в клинике информационной медицины, стала выглядеть моложе него. А несколькими годами спустя Морис перестал и вовсе узнавать её.

Морис был из тех, кто вечно не успевает, да и не хочет гнаться за безумными веяниями прогресса. Окончив школу, он спрятался от сумасшедшей современности в тишине филологического факультета Академии: здесь, среди старцев, днями напролёт дискутирующих об особенностях употребления какого-нибудь глагола среднеэллаинского языка, было спокойно, надёжно, ясно… Морис почти не заметил, как пролетели годы студенчества. Защитив диссертацию, он обнаружил себя в совершенно незнакомом мире. Книги, излагающие постулаты фундаментальной науки, по которым некогда учился Морис, не просто исчезли из научных отделов. Они исчезли вообще, потому что в Империи больше не было типографий и издательств печатной продукции. Использование и производство бумаги прекратилось. Книготорговые сети по всей стране стали закрываться первыми. За ними настал черёд продуктовых магазинов: меморестораны и продбазы с системой мемозаказов были созданы чуть позже, чем мемобиблиотеки. Последними с улиц городов исчезли магазины хозяйственных принадлежностей, промтоваров и типовой одежды – всё это теперь можно было заказать, синхронизировавшись с виртуальным торговым каталогом. Канули в прошлое многие технологии – почти всё, что раньше достигалось с помощью сложных технических операций, теперь было доступно одним усилием мысли. Были упразднены десятки специальностей и видов деятельности – в них пропала надобность. Большая часть знаний и навыков Мориса оказались невостребованными. Зато кругом требовались другие знания и навыки, о которых он имел только смутное представление. В новом мире с потрясающей скоростью обесценивалось образование: это раньше необходимо было проучиться десять-пятнадцать лет, чтобы достичь уровня знаний, положенного современному человеку. Следовало зубрить, запоминать и повторять затем, чтобы потом на каком-нибудь званом вечере прослыть интеллектуалом, процитировав высказывание философа, почившего три тысячи лет назад, на мёртвом языке давно погибшей страны. В новом мире было достаточно синхронизироваться – и ты будешь знать всё, что знает об интересующем тебя философе ТРИП, Трансрегиональное Информационное Поле. Иными словами – всё, что знали и знают об этом философе множество поколений, множество людей, терпеливо накапливавших знания в течение веков, – всё это будет в твоей голове, только запроси. Был пересмотрен подход к образованию. Младшему брату, Тэйсе, в школе уже не преподавали ни математику, ни физику, ни естествознание, ни право, ни историю с географией – но его и его однокашников учили, как пользоваться ТРИПом, чтобы получать все необходимые в жизни сведения с помощью синхронизации. В новом мире оказались не нужны специалисты по мёртвым языкам. Зато требовались аналитики, систематизаторы, модераторы, синхронизаторы, ТРИП-навигаторы, оптимизаторы поисковых систем, мемопрограммисты, илипмейкеры.