Немногие могли похвастаться тем, что видели Неприметных в их истинном облачении. В братском кругу, укрытом от глаз посторонних высокими стенами, пропастями и провалами пещер, Неприметные Стражи носят ассари разного оттенка голубого цвета, перевязанные лентами разного оттенка синего – каждая цветовая гамма соответствует определённой степени д’анаарийского посвящения16, которое принимает каждый из воинов. Большинство адептов носят белые ассари, перевязанные чёрной лентой – одежды начальной, самой низшей степени. Немногие за долгие годы служения и учения удостаивались другого ассари – голубого с синим.
Сейчас Неприметные Стражи выстроились в две шеренги во внешнем дворе форта Гира Моона, неподвижные и безмолвные, как изваяния, лишь холодный ветер треплет складки одежд. На лицах – полотняные маски, оставляющие открытыми только глаза. На крайних, самых молодых, – ассари белоснежного цвета, дальше – с едва уловимым голубоватым оттенком, ещё дальше – светло-голубые. Чем ближе по шеренгам к изрезанным иероглифами воротам форта – тем более насыщенный голубой оттенок имеют одежды стоящих, и тем старше, увереннее и спокойнее их лица. В конце этого живого коридора стоят трое – высокий мужчина средних лет в голубоватом ассари, статный, убелённый сединами старец в светло-голубом и низкорослый черноволосый юноша в лазурно-синем. Это комендант Гира Мооны мастер Ёнсэ, Мастер Стражи Гоода и вэддан Мёрэйн.
Мёрэйн пристально вглядывается в лица юношей, замерших перед живым коридором Неприметных.
По идущей из глубины веков традиции в ряды братства попадали лишь лучшие. Многие ламбитские мальчики мечтали вступить в Братство Неприметных. Однако даже самым сильным, быстрым и ловким кандидатам далеко не всегда удавалось пройти церемонию Прошения: от бойцов д’анаарийской школы требуется большее, нежели хорошая физическая форма.
Вопрошающие подходят поодиночке, проходя между двумя шеренгами безмолвных стражей. Никто из них не имеет на себе никакой одежды. Эта традиция, символизирующая твёрдость намерения, смирение, абсолютную открытость Вопрошающего перед своими будущими братьями, равно как и намекающая на то, что не принявший посвящения лишён одежд, поскольку дух его не облачён мудростью, имеет также и чисто практическое значение: если бы кто-нибудь из Вопрошающих замышлял недоброе, незаметно пронести в обитель оружие он бы не смог.
Сейчас Вопрошающим приходится нелегко: порывы ледяного ветра обрушиваются на их дрожащие, посиневшие от холода нагие тела. Юноши сжимают зубы, ступая босыми ногами по снегу, съёжившись, наклонив вперёд головы. Клубящиеся тучи заняли небо, разверзлись, сыпанули, и метель посеребрила ассари недвижных Неприметных и обнажённую кожу юношей. Жёсткие плети снега стегают их спины, небо над фортом стремительно темнеет, скрадывая в сумраке шторма и без того короткий световой день. Однако самое страшное ждёт Вопрошающих в конце шеренги.
В первый момент, увидев Мёрэйна, стоящего рядом с Мастером Стражи, новичок испытывает недоумение. Ведь каждый ламбит хоть раз в жизни видел ведунов высшего посвящения (а иные и не служили на базах Неприметных Стражей): эти строгие старцы в ассари цвета неба, с длинными бородами, унизанными колокольцами, вызывали благоговение и необъяснимый ужас. А тут – низкорослый мальчишка с яркими синими глазами и смазливой физиономией, на которую падают космы мокрых чёрных волос. Что это, насмешка? А затем кандидат заглядывает в глаза черноволосому мальчишке… В бездонные глаза – страшные, всевидящие, лазурно-синие, будто бы под цвет ассари. И всё существо пронизывает ужас. Ужас, который человек всегда испытывает перед Меа.
Мёрэйн по очереди вглядывался в мысли ребят, продираясь сквозь заволакивающий всё безотчётный страх перед его собственной персоной, смешанный с муками холода, боязнью показаться полным дураком и отчаянным желанием, чтобы весь этот кошмар закончился как можно скорее. Эта процедура в общем-то была лишней – какого подвоха можно ожидать от безоружного, голого человека, находящегося среди лучших бойцов-людей, какие только сыщутся на обоих континентах? Так что взгляд в душу должен был скорее выявлять недостойных посвящения – слабовольных, порочных или, к примеру, пришедших на церемонию Прошения по порыву, без твёрдой уверенности в своём выборе. На деле Мёрэйн знал – зачастую именно из таких ребят со временем получаются лучшие бойцы и впоследствии – мастера. Он почти никогда не отправлял Вопрошающих восвояси.
Как только тот человек приблизился, Мёрэйн сразу почувствовал недоброе. Он ещё читал трогательную историю несчастной любви, толкнувшую предыдущего парня отречься от обычной жизни и искать Пути д’анаари, когда понял – с последним Вопрошающим, который уже подходит, завершая церемонию, что-то не так. Мёрэйн окинул взглядом подошедшего юношу – высокий ламбит с бронзовыми волосами, по предплечьям вьется инициатическая татуировка – простенькая, в виде гирлянды из листьев падуба. Юноша обнажён, как и все, и, как и у всех, его руки абсолютно свободны… И он быстро вскидывает одну из них.
Всё дальнейшее произошло мгновенно.
Мёрэйн скользнул в Сэйд и увидел: на запястье юноши тягуче переливается полупрозрачная трубка, направленная прямо на Мастера Гооду. Из трубки вылетает синяя молния – именно так импульс информ-преобразующего орудия, невидимый на уровне материальной реальности, выглядит на уровне Сэйда. Мёрэйн перемещается выше, в Сиайн, и бросается на Мастера Гооду. Импульс мгновенен, но в Нижнем Меа мгновение тянется в десять раз длиннее, чем в физическом мире. И всё равно Мёрэйн понимает, что опаздывает… Синия молния быстрее – хотя здесь, в Сиайне, мгновение её полёта выглядит как растянутая, смазанная синяя дуга… конец дуги уже готов коснуться мастера. Мёрэйн кидается ещё выше по Меа – и прорывается в Поле Ти. В сознании всё плывёт от резкого перехода. Фейерверк нейронов. Пространство-время становится густым, как мёд. Вокруг всё движется, как в чрезмерно замедленной съёмке. Фигуры людей замерли в стремительном движении, их лица перекошены гримасами, которые в обычной жизни неуловимы в мимике, их молниеносные жесты длятся и длятся, убийца с бронзовыми волосами, моментально вскидывающий руку, всё никак не может завершить жест… Синия молния летит в мастера, ползя по воздуху… Время на уровне среднего Меа густое, как замазка, и двигаться тяжело. Но Мёрэйн бросает себя вперёд. Он опережает синюю молнию и достигает старика первым.
Мастер Гоода, сбитый с ног Мёрэйном, падает на снег, молния, вылетевшая из полупрозрачной палочки, проносится над их головами.
Для всех присутствующих, кроме Мёрэйна, произошедшее увиделось так: в момент, когда Вопрошающий дёрнул рукой, вэддан Мёрэйн сорвался с места стремительной, размазанной по воздуху тенью, движением более быстрым, чем мысль – и сбил с ног старика в тот миг, когда Вопрошающий завершил свой выпад. В тот же миг часть ворот форта, которая находилась бы за спиной у мастера Гооды, если бы он продолжал стоять, исчезла. Просто исчезла. Без грохота, без крошева рушащегося камня. Растворилась в воздухе.
– Что, хизз17 побери… – начал мастер Гоода и осёкся. Мёрэйн помог старику встать.
Мастер Стражи медленно обвёл взглядом картину: четверо Неприметных держали бронзововолосого юношу, пятый стягивал т’аандой его руки за спиной. Комендант Ёнсэ с изумлением вертел в пальцах полупрозрачную и такую безобидную на вид трубочку. Половина ворот форта отсутствовала. Одна из створок дверей, каменная облицовка портала и часть прилегающей стены была срезана как ножом. Вязь иероглифов драматично обрывалась на середине. Не было ни обломков, ни даже пыли.
Комендант молча глядел на разлом. Мёрэйн впервые видел этого матёрого воина деморализованным. Братья Неприметной Стражи застыли в растерянности, забыв о своей обычной невозмутимости. Никто из них никогда в жизни не видел предмета, похожего на тот, по милости которого только что бесследно исчезла часть массивного архитектурного сооружения и едва не исчез главнокомандующий. Никто никогда даже не слышал ни о чём подобном. Все понимали одно: только что случилось нечто чрезвычайное.
