Андреас, видимо, ловит мой бешено вращающийся взгляд, атмосфера безумия в этом доме заразна, право же, если выйду отсюда – найду себе хорошего психотерапевта. Терапию вообще должен пройти каждый, кто может себе это позволить, да-да-да-да, и вот, кажется, мой первый тревожный звоночек.

Андреас играет на опережение, говорит, не защищаясь, чего от меня защищаться, он может взять меня за локти и смять как бумажку. Но говорит, будто бы с малой толикой обороны, ага, правильно, в гневе я страшна, не испытывай меня, – Раньше было хуже. Сейчас она чувствует себя гораздо увереннее, помнит свое имя, реагирует на раздражители, не прячется по углам, она сейчас абсолютно вменяемая, серьезно. И даже физически в неплохой форме.

Я смотрю на него как маленький, но крайне боевой баран, на сильно зарвавшиеся новые ворота. Слишком много сравнений с овцами за последние сутки, не находите?

– Лучше???

Андреас выглядит оскорбленным, посмотрите на него, он начинает, – Если бы ты видела, в каком состоянии я ее нашел..

Я перебиваю, в самом деле, я не намерена слушать исповедь, мне нужны, черт бы их побрал, конкретные факты. Я резко теряю половину смешков и улыбочек, мне хочется кого-нибудь придушить, вот этими самыми наманикюренными ручками.

– Кстати. Мне очень интересно. Как ты вообще ее нашел? Ну то есть не то, чтобы мне известно много историй вроде вашей, так что я просто горю от любопытства. ПРОШУ ТЕБЯ, просвети меня, может быть??

Андреас смотрит на меня, долго смотрит, будто оценивает, в итоге отвечает негромко, весь разговор ведется на пониженных тонах, она за стенкой, боится громких звуков, я то и дело не выдерживаю, голос срывается и взвивается под потолок, – Я взял заказ на человека.

О. Круто. Четко. Бесподобно. Супер. Классно. Я могу продолжать так долго, какая офигительная ирония, вам не кажется?

Андреас – самый честный браконьер и самый добрый ветеринар, от него в восторге старушки, треплют за щечки, и в тихом ужасе маленькие дети, такая гора нас просто сожрет.

Ха. Ха. Ха.

– Друг мой, ты знаешь, насколько отбито ты сейчас звучишь?

Вот он – единый самоубийственный порыв, но шоу должно продолжаться! Да, господа, это Я! И я продолжаю, – Одно дело возить зверушек и лечить зверушек. Зверушки, зверушки, зверушечки. Хотя я все еще против отлова редких особей. И совсем другое – возить людей.

Он выглядит раздраженным, вы посмотрите, я его бешу, ай-ай-ай, какая досада, до тех пор, пока он не сворачивает шейку мне и Скарлетт за компанию, я, пожалуй, продолжу, остановиться не могу, меня несет. Пусть думает, что я тупее паровоза, что взбалмошная идиотка. Зато безопасная. Да, детка, я тотально безопасна, чистенькая как принцесса фей, могу даже справочки показать, прохожу обследования раз в год, а на всякие гадости вроде ЗППП раз в полгода, лучше пере, чем недо, знаешь?

Он все еще смотрит на меня как на раздражающую его муху.

– У меня не то, чтобы был выбор, знаешь? Могла хотя бы выслушать. Не понимаю, зачем вообще перед тобой оправдываюсь. За это обещали большие деньги. Думал, это мой шанс выйти из дела, наконец-то. Мне так много, как за нее, не предлагали уже очень давно. Если предлагали вообще. Тем более, мне сказали, мол там девчонка беспомощная, с ней проблем не возникнет вообще. И она все равно умирает.

ЧТО?

– Вроде талант выжигает ее изнутри, не достанем ее в ближайшее время, она сама себя разрушит. Думал, благое дело делаю.

Ах да, забыла вам рассказать, Андреас у нас моралист. Браконьер с кодексом чести, охотится на диковинных зверей и теперь вот диковинных людей.

Живет по своей правде и нет, вы его не согнете.

Моя лавандовая фаза отражается в лавандовом геле для душа, мешочке с сухой лавандой в шкафу, в общем от лаванды после взгляда на плед Скарлетт меня начинает тошнить. Эта девочка любила смотреть, как я занимаюсь сексом и делать наброски, была занозой в заднице и неисправимой вуайеристкой, а теперь боится собственной тени. Эту мысль я тоже выбрасываю как ненужную. Чувствую, как внутри меня сжимается стальная пружина – скоро долбанет так, что мало не покажется. Пристегните ремни, дамы и господа, Фредди не зря нам завещал, ой не зря. Шоу должно продолжаться! (Между цитированием группы Queen и упоминанием овец существует самая прямая связь, я вам точно говорю.)

– Что с заказчиком? Ты ведь не собираешься ее отдавать? Или ты позвал меня в надежде на то, что мы заплатим больше?

Справедливости ради – мы заплатим. За нее заплатим.

Андреас, детка, этот нежный трогательный гигант, боже мой, выглядит почти смущенным, даже игнорирует мою ремарку про деньги, пока его благородное лицо снова не принимает выражение сдержанного страдания: – Заказчика больше нет.

О-хре-неть.

Андреас – ранимый великан, честный браконьер, ангельский фруктовый пирожок – и убийца?

Мне точно нужно выпить. Мне нужно выпить, мне нужно к психотерапевту, мне нужен секс, мне нужно на маникюр, мне нужно, чтобы меня погладили по голове и взяли на ручки, как принцессу и трахнули потом как последнюю шлюху, мне нужно вытащить ее отсюда, причем мне нужно это срочно. Истерика дышит мне в затылок, БУДЕМ ВЕСЕЛИТЬСЯ. О да. Будем.

Андреас чувствует, что пауза затянулась, потому начинает пояснять. Осторожно.

Я только что замечаю, что смотрит он на меня как на бомбу с тикающим часовым механизмом, будто притащил в дом австралийского тайпана и ждет, пока тот атакует. Тайпаны лапушки и скромняжки, не загоняй их в угол и переживешь этот день. Кстати.

– Если бы ты видела, в каком состоянии я ее нашел, ты бы не задавала таких вопросов, мне пришлось решить эту проблему, подобный опыт бы ее убил, как врач (ВЕТЕРИНАР, АНДРЕАС, ВЕТЕРИНАР) говорю, Фиона..

– Скарлетт.

– Что?

– Ее зовут Скарлетт, – и боже, он хмурится, напоминание о реальности, где у этой девочки была другая, настоящая жизнь, а не занавесочки в психоделичный цветочек, они в этом доме просто повсюду, у тебя самого крыша от этого не едет?

– Она не любит, когда ее называют этим именем. Напоминает ей о чем-то.

Врешь. Я ее видела ровно пять минут назад, у нее было выражение местной сумасшедшей на лице. Ей вообще ничто и ни о чем не напоминает, а фокус внимания еще хуже моего, не надо. Не надо вот этого всего, тошнотворно, просто мерзко.

Я даю этому соскочить, я не придираюсь.

Это про меня говорят, что я святого доведу до греха и любого до безумия. Я МОЛЧУ. ПРОШУ ВСЕХ ОБРАТИТЬ ВНИМАНИЕ, Я МОЛЧУ, Я ДАЮ СОСКОЧИТЬ И ЭТОМУ. Андреас, детка, лапочка, кисуля, не заставляй меня жалеть об этом.

– Давай по порядку. Ты получил заказ на..

– Одного из сильнейших медиумов современности.

Супер. Я начинаю повторяться. Внесем разнообразие. Восторг. Экстаз. Ай. Прелесть. Это он тоже знает. Чего Андреас не знает? Кроме того, что такое Скарлетт Фиона, потому что вот эта обезьянка за дверью – это не моя названая сестра.

– Хорошо, ты взял заказ. Что случилось дальше?

Слушать я не умею. Вообще. Но поехали. Попробуем. Когда я ловлю его в фокус глаз, Андреас отводит взгляд в сторону, будто смотреть на меня ему некомфортно.

Как славно. Я здесь вовсе не для того, чтобы сделать тебе комфортно, солнышко, лапушка, мальчик мой.

Он ныряет явно дальше, чем я от него ожидаю, когда он начинает говорить, я понимаю, что события той ночи для него остаются кошмаром, который преследует его даже днем.

Вот так думаешь, что у человека эмоциональный диапазон отсутствует как таковой. А он все еще тебя удивляет.

– Знаешь, это аббатство, ну, монастырь, в котором ее держали. Оно маленькое такое. Неприметное. По всем параметрам, ты не будешь туда заглядывать. Не туристическое место от слова вообще. Но такой толпы я давно не видел, прямо как на Рождество в супермаркете. Все пришли увидеть «девочку, шептунью душ», никто не называл даже ее имени, она его не помнила, я узнал только из документов, позже. Они были там же, в комнате. Не знаю, сколько наши милые монахини заработали на подобном развлечении, но это напоминало паломничество, массовое безумие, понятия не имею, что еще.