Потому на его предложение о встрече, конечно, реагирую согласием. Из вредности. Не предложение даже, а вежливую просьбу. С Андреасом мы были знакомы по каким-то очень мутным делам, просто потому что это моя вторая натура – знать абсолютно всех. Впрочем, на Андреаса я успеваю взбеситься практически сразу, о помощи он просит настойчиво, говорит мне это будет интересно, но адрес называет в такой неочаровательной совершенно попе мира, что мою новую машинку, подарок от брата, туда выгулять просто не получится.

Что ж, вздыхаю, во всяком случае, удастся выгулять новенькие ботиночки, с паршивой овцы – хоть шерсти клок, знаете?

На встречу я соглашаюсь отчасти потому, что Андреас меня бесит с нашего первого знакомства и до сих пор. Я стараюсь не держать на людей зла – пустая трата времени и внутреннего ресурса, мои внутренние ресурсы не для этого копились, вот что я вам скажу. И эти руки не для скуки, и вообще. Тейту я на всякий случай, конечно, говорю, куда я поехала. Во-первых, если ему будет суждено найти мое бренное тело – пусть знает, где. Если моя малышка, моя любимая машинка, там все же застрянет – я сама в жизни не придумаю, как ее откопать (не захочу), а вот с десяток случайных мужчин напрягу. В ожидании, пока брат приедет меня спасать. (А он приедет, заканчиваю с нажимом)

Ах да, Андреас меня раздражает просто потому что я терпеть не могу мужчин, которым я нисколечки не нравлюсь, с ними сразу что-то не так. Обычно мужчины либо хотят меня удочерить, либо хотят трахнуть – хорошо, если не все сразу. Ну хоть за ручки подержаться! Андреас? Андреас – нет. Кремень.

Этот смотрит пустым взглядом и будто сквозь меня, возможно именно в наше первое знакомство я ляпнула, Андреас, детка, если ты расслабишь задницу хоть чуть-чуть, то будешь выглядеть гораздо симпатичнее, ты посмотри, какие скулы!

Андреас, оказывается, гребаный мастер сюрпризов. Никогда бы о нем не подумала.

На то, что он хочет мне показать я пялюсь несколько секунд, тупо открыв рот и изображая из себя рыбку. Ам-ам, твою мать.

Нам, говорит мне Андреас с очень серьезным лицом, с особым значением, просит меня быть тихой и не устраивать представление, нужна твоя помощь. Я, видите ли, слишком громкая, слишком экстра, когда я НЕ?

Заткнуться действительно оказывается сложно, почти шесть лет прошло с того дня, как я вижу ее в последний раз, и вот она передо мной, худая и какая-то потускневшая, смотрит и не узнает.

В голове маршируют мысли про то, что хочется засунуть ее в стиральную машинку и прокрутить несколько раз, да только цвета не восстановятся. В голове звучит голос брата: Ланни, ты будто знаешь, как пользоваться машинкой?

Я НАУЧУСЬ РАДИ ТАКОГО ПОЛЬЗОВАТЬСЯ СТИРАЛЬНОЙ МАШИНКОЙ И ДАЖЕ УТЮГОМ, ТЕЙТ, ПОСМОТРИ, ЭТО ВООБЩЕ НИФИГА НЕ СМЕШНО.

– Скарлетт, малышка.. Черт, я..

Я абсолютно теряюсь, а она смотрит на меня улыбка блаженная еще такая, знаете, у уличных проповедников, святых праведников на картинках и в старых фильмах у главных героинь такие бывают.

Так вот, она улыбается, вся из себя хорошенькая, я думаю о том, что ботиночки я, конечно, выгуляла, но как бы мне теперь не пришлось выгуливать свою очаровательную фляжку. Мне еще назад ехать. В самом деле.

– Скарлетт?.. Меня так давно не называли этим именем.

Я превращаюсь в сплошное ????????

Ладно. Хорошо.

– А как тебя теперь называют?

– Фиона?

Фиона???

Очень интересно.

Слова, что на «ф»… Фасоль? Феминность? О, нашла хорошее. В конце-то концов. Фейерверки. Ладно. Допустим. Флористика. Обожаю цветочки. (пялюсь на нее как на идиотку. как идиотка пялится на идиотку, поправочка.)

Франция? Да. Да. Чудесно.

– Андреас говорил, мы дружили раньше. Я.. Прости. Я сейчас практически ничего не помню о своей прошлой жизни. Но очень приятно знать, что там было не совсем ужасно и у меня даже были друзья.

Финики? Физика? Ненавижу. Ф… Фантазия?

ЧТО ЗНАЧИТ В ТВОЕЙ ЖИЗНИ НЕ СОВСЕМ ВСЕ БЫЛО УЖАСНО, ПОДОЖДИ?

Это уже просто не смешно, ты любила свою жизнь, что ты…

И по глазам вижу – не врет ни секунды. Действительно ничего. Ничегошеньки. Совсем ничего не помнит. И меня не узнает.

Вот тебе список про твое «дружили раньше», дорогая: мы вместе с четырех лет, ты пугала нас до потери сознания иногда, но мы всегда находили способ над этим посмеяться, я так и не выяснила, кто был твоим первым поцелуем, я или Тейт, И ЭТО КСТАТИ ОЧЕНЬ ОБИДНО, я даже впускала тебя в свой гардероб, одумайся, это же кто еще мог получить такой доступ? Мы были вместе большую часть времени, даже твоя ненормальная матушка нас одобряла. Мы не просто дружили в детстве. Мы были скорее похожи на семью. Друзья – это же семья, которую мы выбираем, ну же!

В машине меня ждет легкое, розовенькое пальто, в теории, я смогу ее сейчас в него замотать и увезти отсюда, она выглядит абсолютно невменяемой?

Потом бросаю взгляд на суровую гору под названием Андреас, она жмется к нему как ручной котенок.

Тут я понимаю, что собственная природная наблюдательность мне неслабо так изменила.

СКАРЛЕТТ ОДУМАЙСЯ, ОН ЗАНУДА С ВЕЧНО СЖАТОЙ ЗАДНИЦЕЙ, ТЫ ЧТО ТВОРИШЬ?

Ты же не таких мужчин любишь? Я в этом практически уверена? Я же уверена, да?

Голос у нее надломленный, еле слышный, она шепчет почти, после такого мне точно нужна шубка. Розовая. Розовая непременно. Или лавандовая. И золотые тени. Я трясу головой, но слышу ее все равно, – Андреас говорит, что меня преследовали какие-то люди. Но теперь я в безопасности. Андреас заботится обо мне.

В безопасности от кого?

Я хлопаю на нее ресницами как дурацкая мультяшка, она, как еще большая дурацкая мультяшка, недобитая принцесса Дисней, смотрит на Андреаса совершенно влюбленными глазами.

И я, конечно, все понимаю, такая мускулатура, такие феноменально голубые глаза, и такие Я ПОВТОРЯЮСЬ СКУЛЫ.

Но твою мать. Скарлетт Фиона. Твою мать.

Слова заканчиваются, стремительно, У МЕНЯ слова заканчиваются, понимаете, я иногда болтаю даже во сне, не затыкаюсь, кажется, с момента своего рождения. Могла бы поставить рекорд по скорости речи, если бы хотела, но не буду.

Однако вот я. И слов у меня нет. У меня зато хренова туча вопросов, но задавать их ей бесполезно.

Мы все видим, она вздрагивает от любого постороннего звука.

ЧЕРТ.

Я люблю все красивое, все яркое, все, что цепляет взгляд, одно из моих первых воспоминаний о Скарлетт – она улыбается, улыбается так, что у меня глаза даже слезятся, будто смотришь на солнце, ярко так, улыбка, которая меняет все лицо. Она была совсем маленькая и хохочет, и хохочет. Я даже не помню, над чем она смеялась, только как именно она это делала. Кружилась, созданная, кажется, исключительно для того, чтобы очаровывать. Тонкие руки, светлые волосы, замечательно горящие глаза. Я люблю все красивое, вообще все, мой брат может быть отмороженным на всю голову – я такая же, но наша красота – безусловный и оглушительный повод для любви.

Я люблю все красивое, яркое, ослепительное, единственное в своем роде, потрясающее, сногсшибательное, вот вам еще список, я могу продолжать бесконечно! И когда я смотрю на бледную моль в футболке с птичкой, я едва узнаю ослепительную снежную принцессу из мой памяти.

Да что за дурдом здесь происходит.

***

В коридор Андреаса вытаскиваю едва не на буксире, получается смешно, маленький катерок уверенно тащит за собой огромную баржу, понятия не имею, откуда слова “баржа” в моем лексиконе вылезло вообще, хочу забыть его поскорее как страшный сон.

У меня недавно, знаете, началась лавандовая фаза, люблю лавандовый цвет, косметику с лавандой и даже лаванду в живом виде, если бы терпела живые цветы дома вообще, ужасное расточительство природного ресурса. У Скарлетт лавандовой фазы никогда не было, Мораг все рядила ее в девочковые сиреневые платюшки, блузочки, свитерочки и юбочки, а она их терпеть не могла. Что я помню о ней, что любила синий цвет больше всего на свете, была готова загрызть за банановое мороженое, целоваться обожала до неразумного, что в ней жило огромное, беспокойное море, чего я только о ней не помню. И как же вы все умудряетесь усыпить в ней океан? Пытаться сжать до размеров лужи?