Мое сердце взорвалось, и земля закачалась у меня под ногами, но ничто не могло помешать мне добраться до него.

Ветки резали и царапали мои ноги, когда я пробиралась через них к нему. – О Боже, Лукас.

Он оттолкнул мою руку. – Я не Лукас!

Наконец на глаза навернулись слезы, мой страх превратился в гнев. – Какого черта ты делаешь? – воскликнула я.

- Я иду домой! – крикнул он, прежде чем согнуться пополам с тяжелым дыханием.

Используя его руку, я вывела его из кустов, но он сопротивлялся мне на каждом шагу. – Господи, Трэвис. Я думала, что снова потеряла тебя.

Его ноздри раздувались, а губы дрожали. – Ты никогда больше не позволишь мне увидеть его, не так ли?

- Это не мое решение.

- А почему бы и нет? – Он хватал ртом воздух. – Почему это не может быть твоим решением? Ты ведь вроде бы моя мама, верно?

- Нет, не вроде. Я – твоя мама, а Брэди – твой папа.

- Нет, это не так! Я ненавижу его.

- Нет, не говори так, - прошептала я.

Он сжал кулаки по бокам и перенес свой вес на одну ногу, когда наклонился ко мне и закричал. – Я ненавижу вас всех!

Я побледнела, покачиваясь на каблуках. Он был ребенком. Испуганным, растерянным, сердитым ребенком.

Но это все равно обжигало меня, как раскаленный нож в груди.

Я этого не показывала. – Я знаю, это тяжело, но мы любим тебя.

- Ты меня не любишь! – Его лицо осунулось, а плечи сильно затряслись. – Ты любишь Лукаса. И моя мама, она просто хотела, чтобы я заменил ее мертвого сына, Трэвиса. Но мой отец – мой настоящий отец – он единственный, кто когда-либо хотел меня! – Он рухнул на колени в траву, а потом упал на руки, делая резкие, прерывистые вдохи.

Я последовала за ним, потирая ему спину, потому что, честно говоря, понятия не имел, что еще делать.

Каждое его слово резало меня, как ржавое, зазубренное лезвие реальности.

Потому что, как бы мне ни хотелось это отрицать…

Он был прав.

Портер

- Вот, ты будешь Кеном, - предложила Ханна, протягивая голую мужскую куклу, на которой, к счастью, была нарисована пара белых трусов. С самого начала разговора она отчаянно пыталась сменить тему.

Я не мог ее винить. Мне тоже хотелось этого.

Сегодня в суде все прошло не очень хорошо. И глядя на ту сложившуюся ситуацию, по крайней мере, до того, как у нас появилась возможность снова увидеть Трэвиса, мне придется придумать, что ей сказать.

Она не собиралась прекращать задавать вопросы, и, честно говоря, у меня не было ответов. Поэтому я рассказал ей все факты. Трэвис остановился не у друга, а у своих биологических родителей. Почему я думал, что ее наивный ум может понять это, когда я едва мог понять безумие всего этого, я понятия не имел.

Ее первым вопросом было, на небесах ли Трэвис с их мамой. С этими словами внутри меня поселилась совершенно новая боль. Но мне пришлось закончить разговор.

Я взял у нее куклу и отложил в сторону. – Ты понимаешь, о чем я говорю, Ханни? – спросил я грубым, как наждачная бумага, голосом.

Я лежал на спине посреди ее спальни, слева от меня – заброшенное чаепитие, справа – домик мечты Барби, а сверху на моем животе сидела моя дочь.

Благодаря моей маме, ее длинные, непослушные каштановые волосы были заплетены в косу, чтобы выглядеть как ее любимая принцесса, и она играла с их концом, перекинутым через плечо. Ее шоколадно-карие глаза, такие же, как у ее матери, поднялись на меня. – Он все еще любит нас?

Я снял костюм в ту же минуту, как мы вернулись домой, и натянул джинсы и футболку, которые собирался сжечь после этого разговора. Я никогда больше не смогу носить их с воспоминаниями о ее опустошении.

- Конечно, - заверил я ее, садясь и заключая в объятия. – Он всегда будет любить нас. И мы всегда будем любить его.

- А что, мне тоже придется обзавестись новыми мамой и папой?

Боль заполнила мою грудь. – Нет. Никогда, - поклялся я. – Я твой единственный папа. И твоя мама была твоей единственной мамой.

- Тогда почему у Трэвиса их двое?

Я вздохнул, давая себе под зад за то, что не попросил маму принять участие в этом обсуждении. – Ну… - я начал было замолкать, но тут у меня в кармане зазвонил телефон.

И так же, как она предложила мне сыграть Кена, я вдруг отчаянно захотел найти выход не только из этого разговора, но и из этой ситуации.

- Придержи эту мысль, - сказал я, роясь в заднем кармане.

Я поднял экран так, чтобы он оказался в поле моего зрения, и вдруг из комнаты высосали кислород. Отодвинув ее в сторону, я вскочил с пола, все еще держа ее на руках.

Одно слово, вспыхнувшее в моем телефоне, послало лавину адреналина, обрушившуюся на меня.

- Шарлотта? – сказал я, прижимая телефон к уху.

- Приезжай, - попросила она тихим и настойчивым голосом.

- Что случилось? – спросил я, выбегая из комнаты, чтобы забрать ключи и бумажник.

- Всё, - воскликнула она. – Боже, Портер. Всё.

Мое сердце дрогнуло, и страх леденил мои вены. – Что происходит? Поговори со мной. С Трэвисом все в порядке?

- Он в порядке, - выдавила она сквозь слезы. – Он занимается дыхательной терапией. Пожалуйста, просто приезжай. Приезжай. Приезжай.

Облегчение только смыло страх – тревога оставалась.

Ханна крепко держала меня за шею, пока я бежал через наш дом, останавливаясь только для того, чтобы надеть пару ботинок, прежде чем выйти за дверь.

- Я уже в пути. Оставайся на телефоне.

- Мне нужно идти. Он почти закончил.

Я усадил Ханну на сиденье, пристегнул ее и поспешил к водительскому месту. – Шарлотта, подожди. – Щелкнув ключом, мой Тахо с ревом ожил, и я включил передачу.

- Я должна идти, - выдохнула она.

Множество слов плясало на кончике моего языка. Все, начиная от Ты в порядке? до Я люблю тебя. Но, когда я вылетел из своего района, одна цель в голове, «я скоро буду там», была единственной, которая осталась.

Мне потребовалось тридцать мучительных минут, чтобы добраться до ее дома. По дороге Ханна задала около семи тысяч вопросов. Я не ответил ни на один из них. Я обдумывал, не проехать ли мимо родительского дома, чтобы высадить ее, но, возможно, это был наш единственный шанс увидеть Трэвиса, и, черт возьми, я не собирался отнимать это у них обоих.

Во время поездки у меня кружилась голова.

Надежда говорила мне, что она собирается вернуть его.

Страх говорил мне, что она подставила меня, чтобы нарушить охранный ордер.

Мой разум говорил мне, что ей больно и страшно.

Моя душа говорила мне, что она страдает и нуждается во мне.

Но, несмотря на все это, темно-карие глаза и широкая улыбка моего сына двигали мной.

- Где мы? – спросила Ханна, когда я отстегнул ее от сиденья машины.

Я прерывисто выдохнул и уставился на тротуар, который вел к входной двери Шарлотты… к нему. – Новый дом Трэвиса.

Нервы скрутило в животе, а сердце билось так сильно, что я боялся, как бы оно не вырвалось из груди, но она так громко ахнула, что я не смог сдержать улыбку.

- Можно мне его увидеть? – она прерывисто задышала от волнения.

- Господи, надеюсь, - признался я.

Один шаг за другим, мои ноги сокращали расстояние до ее двери.

Я постучал один раз, тревожно вздохнул и постучал снова.

Моя рука все еще висела в воздухе, когда она распахнула ее.

- Привет, - пискнула Шарлотта. Ее лицо было бледным, а ввалившиеся глаза – красными, с темными кругами. Она была очень похожа на женщину, затерявшуюся в темноте, с которой я впервые встретился на той весенней вечеринке. И это чертовски убивало, видеть ее такой, зная захватывающие улыбки и душераздирающий смех, на которые она была способна.

Я выдавила из себя улыбку. – Привет.

Ее взгляд метнулся к Ханне, которая сидела на моем бедре, и она одарила меня натянутой улыбкой, от которой ее подбородок задрожал. – Он в спальне.