Позже, когда Ире перевалило за тридцать, я начала догадываться, что зря напираю на отсутствие у подруги материальных проблем, когда рекламирую ее мужчинам.

Правильно было бы про банковские счета Иры вообще промолчать. Такие вещи как хорошая должность и материальная стабильность, особым и, на мой взгляд, неверным образом ориентируют мужчин. Они начинают видеть в Ире не женщину, которую надо спасти от житейских бурь и одиночества, а свинью-копилку. Такая женщина сама кого хочешь спасет − даст стартовый капитал на открытие бизнеса, новый автомобиль, ремонт в квартире, айфон, другой понтовый аксессуар, выручит из безнадежного кредита, да и просто займет денег без отдачи, если у избранника есть на то срочная необходимость.

В итоге, несмотря на то, что обильные достоинства моей подруги, как вишенка на тортике, украшала ее бескомпромиссная женственность, мужчины эту вишенку замечали в последнюю очередь, а кушали исключительно сам торт материальных возможностей Ирины.

Между тем ей стукнуло тридцать пять. Не Бог весть какие лета, но Ира вдруг озаботилась проблемой «биологических часов» и женской самореализации. Ей бы включить голову и рационализировать технологии контактов с сильным полом. В конце концом, тридцать пять − не девяносто пять, нет необходимости бросаться в каждый попадающийся на пути омут с головой и с воплем «Где наша не пропадала!» или того лучше − «Какая теперь разница, все равно скоро помирать».

В тридцать пять с омутами обращаются иначе. Достаточно просто помочить ноги в том омуте и топать дальше, если вода слишком холодная или мутная. Нет, Ира предпочитала бросаться в каждый омут непременно с головой, словно путешествует по Сахаре, и на ближайшие двести миль это единственный источник жизни.

«Хорошо, − вздыхала я, в очередной раз реанимируя ее израненное сердце, − теоретически женственность и наивное мировоззрение должны правильно действовать на мужчин. Но, очень прошу, больше не признавайся в том, что у тебя есть деньги. Иначе весь эффект насмарку. Пусть для начала кандидат зарекомендует себя самостоятельным, щедрым и состоятельным самцом. Пусть озвучит свои счета, подарит что-то ценное. Не смотри на меня так. Ведь ты даришь им очень дорогие вещи, пусть и кандидаты дарят. Пусть в загс отведет что ли. Потом признаешься ему о своих банковских заначках. Нет, потом тоже не стоит признаваться. Ира, ты умеешь торговаться − я в курсе. Ты начальник отдела продаж, в конце концов. Торгуйся! Продавай свои драгоценные качества так же, как продаешь свои станки для производства колбасы. Что-что? Говоришь, что это проституция? Тогда и станки для производства колбасы − проституция. Про оборудование для коптильных цехов вообще молчу. Их продажу надо запретить законом. Мясная промышленность − вообще один разврат. Почему ты не раздаешь эти станки бесплатно? Вот и сокровища своей души, а тем более другие сокровища не раздавай просто так, за фальшивые комплименты и пустые обещания. Торгуйся!».

Нет, я не циничная и прожженная хапуга, не хищница. Я догадывалась, что мои речи звучат зловеще для тонкого слуха и нежной души. Но в данном случае это было то, что доктор прописал. Я видела, что подруга маниакально хочет замуж. При этом подает в стан свободных мужчин неправильные сигналы и руководствуется в поиске и отборе кандидатов в мужья не подходящей к случаю концепцией «великой любви, возможно, единственной в мире».

Сплошные противоречия. Так не ищут мужей. Так ищут и находят приключения на свое всё.

Во-первых, брак − это брак, то есть деловое, рациональное предприятие, юридический факт со всей вытекающей из факта ответственностью. А великая любовь не всегда заканчивается браком, даже, как правило, именно браком и не заканчивается. Краткое изложение аргументов, почему это так, займет страниц триста. Лучше перечитать «Анну Каренину» и получить ясное представление, что происходит, когда великое чувство пытаются «забраковать».

Во-вторых, если речь идет о великой любви, к чему кидаться на шею всем подряд мужчинам и нести крупные материальные потери, расплачиваясь за каждый знак внимания с их стороны? Великая любовь приходит сама, не требует совета и подмоги. Она сама все знает и одновременно не знает ничего. Это стихия и взаимная растерянность перед фатумом. Великая любовь не требует от тебя поучаствовать в возврате ее кредита на квартиру, не намекает подарить на юбилей иномарку или − на худой конец − планшет. Великая любовь − это взаимное выключение калькуляторов. Все и всё отдают не глядя, потому как не могут не отдавать. А когда перед фатумом теряется и, не глядя, отдает только одна сторона, другая же сторона фатум в упор не видит, а бесстыдно тащит все, что удается стащить, − это, дамы, не великая и не любовь. Мошенничество и развод на денежки − вот как это называется. Использование секса (или обещания секса, что смешнее) в целях хищения средств, иногда в особо крупных размерах.

В Ирэн уживались акула продаж оборудования для производства колбасы, с одной стороны, и романтическая простушка в личной жизни, с другой. Она смешивала свои роли, но не взбалтывала их. Возможно, зря. Возможно, ради эксперимента стоило и взболтать.

Впрочем, «внутренний продавец» Иры иной раз влезал на территорию наивной дурочки, чтобы оценить урон от очередной «великой любви». Это были тяжелые для подруги дни и ночи. Ее «внутренний продавец» проводил беспристрастную ревизию потерь. Пелена падала с глаз. Ира сразу видела, что мужчины ее используют, и тут же клялась себе в качестве ответной меры использовать мужчин. Даже что-то делала в этом направлении, а выходило неуклюже, смешно, истерично. Отталкивало нормальных ребят. Не добившись результата, Ира впадала в тяжелую депрессию, и дня два лила слезы в алкоголь. Для некоторых научиться торговать станками для производства колбасы проще, чем освоить науку использования мужчин.

Правда и то, что, отругав себя за наивность, Ира возвращалась к привычному поведению. Она была из счастливой породы птичек Фениксов, которые не помнят падений. Жизнь представляется им вечным подъемом к недоступным небесам, вверх, вновь вверх, пока все перья в крыльях не поседеют.

Полагаю, я опекала Иру с таким рвением только потому, что заняться мне, в сущности, было нечем.

В глубине души я подозревала, что не имею никакого права учить подругу жизни. Спасти ее финансы − пожалуй, имею право. Это дружеский долг каждой честной женщины. Что касается остальной науки − вряд ли.

Мы плыли по жизни в одной лодке.

Мои отношения с мужчинами так же были далеки от идеала. Нас с Ирой объединяли поиски личного счастья, хотя именно я и именно так не называла свое глухое раздражение по поводу второго мужа и перманентное желание убить его, чтобы развязать себе руки. Прогнать его другим способом не представлялось возможным. Мой второй супруг был подобен бумерангу. Куда ни закинь, вскоре неизбежно прилетит назад.

Мое первое замужество не стоит упоминания. Однако, если уж «мыть кости», то всем, не только подругам.

Разглядывая свадебные фотки из архива, я ловила себя на мысли − кто это? Кто эта девочка с круглыми, как у куклы глазами, в дурацких буклях, с букетом розочек, в безвкусных белых кружевах и гигантской фате рядом с потасканным мужиком с двумя подбородками и заносчивым выражением киношного супермена на высокомерной физиономии?

Я не спрашиваю, о чем думала эта девочка, когда влюблялась в своего университетского преподавателя. Все студентки влюбляются в преподавателей именно потому, что ни о чем в этот момент не думают, а следуют подростковой восторженности и стадному инстинкту.

Я спрашиваю, зачем я так поспешила и украла у самой себя два года беспечной радости − с восемнадцати лет до двадцати? Я оказалась в глупом положении дурехи, которая вцепилась в первого же препода, когда все стадо побежало дальше, влюбляться во второго, в третьего, в четвертого… Кстати, куда более импозантных и занятных, чем тот, что достался мне.