Ранние яркие лучи солнца пробрались в комнату, освещая пушистый обюссонский ковер, но не доходили до большой кровати, где лежали супруги, будто не осмеливались потревожить их. Взглянув в окно, Клэр впервые в жизни ощутила безграничную прелесть пробудившегося утра. Новый день ее новой жизни, который она не променяла бы ни на какие сокровища мира. Лениво поглаживая мягкие волосы Эрика, она посмотрела на него и тихо попросила:

— Приходи после завтрака в часовню.

Нахмурившись, Эрик с трудом поднял голову. Он не хотел шевелиться, хотел лежать вот так и обнимать ее до конца жизни, но ее слова удивили ее.

— В часовню?

— Да, часовня, которая в миле отсюда.

Он покачал головой.

— Зачем?

Ее нежная улыбка, появившаяся на покрасневших от долгих поцелуев губах, могла заставить его отправиться даже на край света.

— Я хочу тебе кое-что показать.

Удивленный еще больше, Эрик всё же признал, что не сможет не выполнить ее просьбу.

— А это не может подождать?

Она коснулась пальцем его носа и покачала головой.

— Уже нет.

Был уже полдень, когда, прогуливаясь по любимым местам, Эрик всё же приблизился к высоким дверям небольшой деревянной часовни. Солнце светило так ярко, что порой даже ослепляло. Эрик чувствовал себя еще более уставшим, когда теплые лучи солнца разморили его настолько, что он снова мечтал оказаться в постели. Вместе со своей очаровательной женой. Но она просила его прийти сюда, сама исчезнув сразу же, как только поднялась с кровати. Он же лежал на матрасе, закинув руки за голову, и с улыбкой наблюдал, как его покрасневшая от смущения жена, кутаясь в длинной простыне, которая еще больше подчеркивала соблазнительные изгибы ее стройного тела, уходит в гардеробную, чтобы одеться.

Когда-то он искренне верил в то, что ему не нужно счастье. Когда-то он полагал, что не способен испытать это странное и такое переменчивое чувство, но сегодня сердце билось иначе. Ему казалось, будто даже ноги не касаются земли. Будто это был сон, дивный сон, от которого не хотелось просыпаться.

Когда Эрик открыл двери часовни, у него перехватило дыхание от изумления. Клэр хотела ему что-то показать, но он даже не думал, что его ждет… такое!

Все внутреннее убранство маленькой симпатичной часовни было украшено букетами ландышей. Горшки с цветами стояли на всех скамейках, которые двумя ровными рядами уходили от скромного алтаря, где стоял преподобный Роберт с раскрытой библией в руках, во всем своем праздничном облачении, и с улыбкой смотрел на него. Будто ждал именно его!

Сердце Эрика чуть не остановилось, когда он понял, что всё это значит. Едва видя что-либо перед собой, он шагнул вперед, не до конца веря в то, что всё это устроила Клэр. Его Клэр, которая однажды с удрученным видом призналась, что не заметила церемонию их свадьбы, потому что он заставил ее выйти за него замуж. Но это… Это превзошло все его ожидания. От дивного благоухания цветов кружилась голова. Эрик гадал, откуда она привезла так много ландышей ведь сейчас была середина июня.

Дойдя до преподобного, Эрик с трудом заговорил.

— Добрый д-день, Роберт.

Улыбка не сходила с лица темноволосого мужчины, когда он тоже кивнул.

— Милорд, счастлив видеть вас в добром здравии. Добро пожаловать домой.

Эрик всё никак не мог привыкнуть к тому, что действительно вернулся домой. Оглядевшись по сторонам, он тихо спросил:

— А где моя жена? Это ведь она устроила?

Улыбка преподобного стала шире. Лучи солнца, проникающие сквозь красивые витражные окна, плясали на золотистых нитях его рясы.

— А вот и она, милорд.

Кивком головы он указал на входную дверь, в которую вошла Клэр.

Обернувшись, Эрик потрясенно замер на месте, не смея даже дышать. Потому что к нему приближалось самое прекрасное видение, какое он когда-либо видел.

В белоснежно муслиновом платье с округлым вырезом, прошитым тончайшим кружевом, который подчеркивал невинный и пугающе прелестный вид невесты. Широкие юбки, скрывая стройные ножки, собирались на тоненькой талии и облаком ниспадали вниз, а короткие рукава подчеркивали изящество тонких рук. Золотистые волосы, заплетенные и уложенные мягкими прядями, казались королевской короной, в которую вплели множество хрупких стебельков ландышей. Она была так прекрасна, что невозможно было спокойно смотреть на нее. Золотистые глаза сверкали таким невероятным блеском, что пронзили его сердце той любовью и счастьем, которые таились в них. Которыми она собиралась поделиться с ним и этим особенным утром.

Улыбаясь и прижимая к груди небольшой хрупкий букет ландышей, она приближалась, нет, почти плыла к нему, глядя прямо ему в глаза.

Когда, оказавшись рядом, она встала подле него, Эрик не смог сдержать стон потрясения.

— Боже, какая ты красивая!

Если бы не преподобный, он бы непременно заключил ее в свои объятия и целовал до тех пор, пока мог дышать. И она это прекрасно понимала, судя по озорному блеску изумительных глаз.

— Тебе нравится?

Она еще спрашивала?

— Где ты нашла столько ландышей?

— Я написала в Пембертон и попросила привезти сюда все эти горшки. Алекс сейчас в отъезде, но она оставила четкие распоряжения о том, чтобы выполнили мою просьбу, когда бы я ни написала. — Прикусив нижнюю губу, она чуть тише добавила: — Ты помнишь, какой сегодня день?

Она спросила это с таким видом, будто действительно думала, что он забыл.

— 19-ое июня 1832 года.

Улыбка ее стала шире.

— Кажется, теперь тебе придется запоминать еще больше дат.

Оглушительная нежность стиснула ему грудь.

— Я не против.

Она склонила голову к плечу.

— Так какой сегодня день?

— Ровно месяц назад мы венчались с тобой в Лондоне. — Ее улыбка вдруг померкла, глаза заволокло печалью, будто эта мысль причиняла ей боль. Позабыв о преподобном, он шагнул к ней и коснулся ее румяной щеки. — Я был таким глупцом… Прости меня за то, что я заставил тебя… За то, что так спешил…

Она быстро покачала головой, накрыв его руку своей. Этот день должен был стать триумфом, а не горьким напоминанием того, что когда-то было.

— Не проси у меня больше прощения, потому что я так же виновата перед тобой. — Сделав глубокий вдох, Клэр снова улыбнулась, покорив его той своей смелостью, с которой собиралась бороться с плохими воспоминаниями, заменяя их хорошими. — Надеюсь, ты не против еще одного венчания? Это конечно не официально, но я рассказала преподобному, что в тот первый раз я… — Она смущенно опустила голову, впервые в жизни солгав священнослужителю. — Тогда я была так сильно больна, что почти ничего не запомнила, и он согласился повторить торжество, чтобы я больше ничего не забывала.

Сердце снова сжалось от мучительной любви к ней, потому что он знал, для чего она это делает. Но Клэр не знала, что ей ничего не нужно делать, чтобы он поверил в ее любовь. Только Эрик ничего не сказал, чтобы не испортить этот дивный момент. Он умирал от желания поцеловать ее, но понимал, что пока этого не следует делать. Быстро взглянув на преподобного, Эрик снова посмотрел на свою жену.

— Я безмерно благодарен ему за то, что он согласился это сделать, но ты… Любовь моя, можешь поскорее обвенчаться со мной, иначе я не смогу удержаться и украду тебя из этой часовни прямо сейчас?

Глаза ее заволокла предательская влага. Судорожно кивнув, она шмыгнула носом и протянула ему руку.

— Вот, возьми. Это тебе пригодится.

В ладошке она держала то самое кольцо, которое он когда-то надел ей на палец. Эрик был уверен, что невозможно любить ее еще больше, но в это самое мгновение мог просто взорваться от переполнявших его чувств.

Кольцо, которое, как он когда-то полагал, ей будет не нужно. Кольцо, которое она сберегла и просила заново надеть себе на палец.

Осторожно взяв его, Эрик кивнул преподобному, который начал символическое венчание, еще больше сближавшее супругов. Эрик повторял слова отца Роберта, готовый даже на большее, чтобы любить, боготворить и умереть ради той, кто воскресила его из мира мертвых и привела к этому солнечному, счастливому дню, который навсегда останется в его памяти.