Она была права, но когда они вышли на улицу, возле дерева никого не обнаружили. Ни забытую шаль или шляпку Клэр. Вернувшись в гостиницу, Эрик узнал от миссис Бетани, что Анна — дочь местного аптекаря, который живет в конце улицы. Эрик не хотел брать с собой Клэр, которая еще не оправилась от падения, но не мог привести доводов против ее аргументов.

Домик аптекаря был небольшим. Сам хозяин открыл дверь, и когда узнал, кто пришел к ним и зачем, немедленно послал за дочерью. Которая бледная и напуганная появилась в небольшой гостиной, куда проводили графа и его жену.

Увидев Клэр, девочка вдруг застыла и расплакалась.

— О, миледи, вы пришли…

Клэр шагнула к ней.

— Анна, как поживает Дори? Она в порядке? — спросила Клэр дружелюбно, чтобы успокоить плачущего ребенка.

Анна вытерла носик тыльной стороной ладони.

— Простите меня, миледи, я не собиралась ничего красть. Дори испачкала вашу красивую шаль, и я подумала, что нужно вымыть ее, прежде чем вернуть вам. И вашу шляпку.

Эрик заметил, что передняя часть юбки этого юного создания и правда была мокрая.

— О, какая ты умница. — Клэр мягко погладила девочку по голове. — Я и не думала тебя в чем-либо обвинять. Просто… эта шаль очень дорога мне. Ты принесешь ее? Я переживу, если на ней останется пятно…

— Я всё выстирала, — с улыбкой сказала Анна, убежала наверх, а потом явилась вместе с намоченной шалью и шляпкой Клэр. — Вот, миледи. Возьмите. Я так вам признательна за вашу помощь!

— Миледи, — заговорил застывший аптекарь, строго глядя на дочь. — Я должен извиниться перед вами за то, какие неудобства причинила вам моя дочь. Это непростительно!

Клэр встала и обернулась к нему, сжимая свою шляпку и шаль.

— Мистер?..

— Мэтьюз.

— Мистер Мэтьюз, я не думаю, что ваша дочь заслуживает наказания за то, что попыталась отстирать мою шаль. У вас замечательная дочь, и она достойна восхищения.

Эрик не мог налюбоваться своей довольной, даже несколько счастливой, невероятно красивой женой, которая стояла в тесной гостиной с забинтованной рукой и защищала девочку от наказаний. Девочку, которая действительно ни в чем не была виновата. Клэр просто захотела вспомнить заветы девичества, не в состоянии оставить в беде ребенка. И почему-то эта мысль согрела его, впервые вызвав желание улыбнуться.

Но он не улыбнулся, а шагнул к своей жене. Встав рядом с ней, он строго взглянул на аптекаря, который бы даже не посмел приблизиться к нему.

— Моя жена права, сэр, ваша дочь поступила весьма мудро для столь юного создания. И сберегла шаль, которая так дорога моей жене. — Повернувшись к девочке, он заглянул в заплаканное несчастное личико и, нырнув в карман жилета, достал оттуда золотой соверен. — Спасибо тебе, Анна.

Он положил соверен на стол, кивнул, и они вместе с Клэр покинули дом аптекаря, который еще раз пожелал извиниться.

Но Эрик уже ничего не слышал, идя вслед за женой. Она хмурилась, будто не могла что-то решить для себя, что-то понять. А потом вдруг обернулась к нему. Так резко, что он чуть не налетел на нее. Он замер в шаге от нее, глядя в ее невероятно красивые темно-золотистые глаза.

А потом подул сильный ветер.

Не слишком сильный, но ветер оторвал от стоявшего рядом дерева листок и бросил его прямо на них. Эрик поднял голову до того, как листок мягко опустился и застрял в его волосах. Он застыл окончательно, а потом снова взглянул на Клэр.

Которая так же ошеломленно смотрела на него. Смотрела так, как целую вечность назад, когда закончилась прогулка по Гайд-парку. Он все смотрел ей в глаза, чувствуя, как перехватывает горло от мучительных воспоминаний. Которые несомненно вспоминала и она. Это было понятно по ошеломленному выражению ее лица, будто бы она не могла поверить в то, что это снова повторялось.

Воспоминания, которые так много скрывали. Так много значили для него.

Он не должен был позволять этим воспоминаниям отравлять еще и этот день. День, когда Клэр даже без алкогольного опьянения коснулась его, вызвав в нем те самые чувства, которые он отчаянно пытался позабыть.

Но ему не суждено было этого делать.

Эрик поднял руку, готовый смахнуть проклятый листок и двинуться дальше, как раздался тихий голос Клэр.

— Замри.

И он замер, замер почти так же, как и вечность назад у дверей ее дома. И потрясенно смотрел, как она сделала последний шаг вперед, шаг, который и отделял их друг от друга.

«Господи, умоляю тебя, не подходи! Не делай этого! Не прикасайся ко мне!» — в ужасе думал он, чувствуя, как замирает сердце.

Он вообще перестал дышать, когда она оказалась настолько близко, что запах ландышей заполнил все вокруг. И едва мог соображать, когда Клэр подняла руку и сама смахнула листок. Точно так же, как в тот далекий день, невольно погладив его по голове.

Именно это и определило тогда всю его дальнейшую жизнь. Именно тогда Эрик и понял, что не сможет отпустить ее. Ни за что на свете. Уже тогда он отчетливо понимал, что просто пропадет без нее. Когда в тот день Клэр с такой же осторожной лаской вытащила из его волос, кажется, листочек клевера, она даже понятия не имела о том, что навсегда перевернула его жизнь.

Клэр вздохнула, а потом произнесла просто невероятные слова.

— Спасибо за сегодняшний завтрак…

Эрик был так сильно потрясен, что не заметил, как она медленно убрала от него свою руку. Он не мог дышать и как завороженный смотрел в глаза девушки, которая продолжала переворачивать его мир.

Так, что вокруг всё громыхало и рушилось, но никто этого не слышал. Даже она. Особенно она.

— Не за что, — сумел он как-то произнести, полностью захваченный ею.

Она отошла от него, но не спешила отвернуться, не спешила уйти, будто сама была захвачена моментом. Будто хотела сказать что-то еще. И сказала, навсегда разбивая ему сердце.

— И спасибо, что поймал меня.

Лучи солнца, выглянувшие из-за воздушных облаков осветили стоявшую перед ним девушку. В простом платье с тончайшим кружевом, расшитом по округлому вырезу, обрамляющим белоснежную грудь. Волосы ее, с утра собранные сзади и аккуратно разделенные посередине и заплетенные, слегка сбились, несколько золотистых прядей упали ей на лицо. Самое красивое лицо, которое он когда-либо видел. Она была так восхитительна сейчас, что он не мог перестать смотреть на нее. Не мог поверить в то, что она настоящая.

Девушка, переполненная искренней благодарностью к нему. Девушка, которая пожелала сохранить кольцо своего нежеланного мужа. Которая пожелала коснуться его для того, чтобы помочь ему прогнать страх. Которая должна была ненавидеть его, но вместо этого пожелала вернуть им их прошлое с такой щемящей лаской, что едва не разбила ему сердце.

Ради которой он был готов на всё. Он до смерти хотел коснуться этой новой Клэр. У него так громко бухало сердце, что Эрик мог оглохнуть. И не помня себя, шагнул к ней. Она замерла, словно не ожидала этого. Тогда Эрик осторожно заправил за ушко шелковистую прядь золотистых волос, вернув ей толику того чуда прикосновения, которое навсегда останется с ним.

— Ты — моя жена, Клэр. Я всегда поймаю тебя.

Ей не следовало касаться его, она не должна была ни при каких обстоятельствах вытаскивать сегодняшний листок из его волос, потому что это было невероятно опасно. Опаснее, чем залезать на дерево.

Потому что на этот раз она окончательно и бесповоротно перевернула его жизнь.

Сделала то, что не смог бы забыть никто из них. И кажется, она сама это понимала.

Стоя возле окна и обхватив себя за плечи, Клэр невидящим взглядом смотрела в темноту ночи, понимая, что поздно, что ей следует лечь и попытаться хоть немного отдохнуть. Но она не могла спать. Сердце было охвачено такой волнительной тревогой, что она была не в состоянии даже пошевелиться.

Гонясь за малейшими попытками понять Эрика, Клэр упустила из виду способность понять саму себя. Настолько, что не представляла, что ей делать теперь. Как ей относиться ко всему, что происходило? Происходящее не поддавалось объяснению, в этом не было логики. Но стоило Эрику оказаться рядом с ней, как всё оказывалось таким… правильным, что объяснений уже не требовалось. Будто рядом с ним сам мир становился другим, не таким, каким виделся ей прежде. Клэр иногда даже казалось, что она видит мир совсем иначе. Мир перестал быть прежним. Или она перестала быть прежней?