Клэр потрясенно застыла.

— Что?

Потрясали ее не только слова Алекс. Клэр была поражена тому, какую бурю чувств они вызвали в ней, воскресив самые глубокие, самые запретные воспоминания, когда она совсем недавно, сидя в карете и глядя на Эрика, не могла не подумать о том, что ощутит, если он действительно когда-нибудь поцелует ее. По-настоящему.

Алекс мягко улыбнулась, сжав ей руку.

— Нам, девушкам, иногда совсем не просто выбирать. Тебе нужно просто поцеловать Эрика, и если Клиффорд уже целовал тебя, твое сердце подскажет, что тебе делать дальше.

Клэр не могла вымолвить ни слова, глядя в красивые глаза женщины, которая на самом деле подумала дать ей такой совет. Сказала вслух о том, о чем Клэр даже боялась подумать. Но теперь… теперь эта мысль станет преследовать ее до тех пор, пока не сведет с ума.

Сейчас, когда она боялась обнаружить, что все ее чувства выдуманы, непостоянны и неправдивы, когда она не могла вспомнить лицо человека, которого любила, но стремилась к тому, от которого когда-то бежала… Клэр почувствовала, как глаза заволокла предательская влага, потому что к ней пришло полное осознание того, что именно она должна сделать. И как ей теперь поступать.

— Ваша светлость, — прошептала Клэр едва слышно.

Герцогиня покачала головой.

— Зови меня Алекс, прошу тебя…

Алекс замолчала и выпрямилась, когда увидела, как к ним подходит взволнованный дворецкий.

— Миледи, простите, что прерываю вас, но его светлость просил передать, что ваш муж…

У Клэр перехватило дыхание и закружилась голова, так что она какое-то время не могла пошевелиться, понимая, что дворецкий пришел только по одной причине.

Боже, Эрик очнулся! Могло ли это быть правдой?

Могло. И об этом говорила улыбка дворецкого, который мягко взирал на нее.

Сердце замерло в груди, а потом застучало так быстро, что было невыносимо дышать. Голова продолжала кружиться, а тело дрожало так, что Клэр боялась встать. Она была уверена, что упадет, если встанет. Но ничего подобного не произошло, когда она поднялась на ноги.

И тут же устремилась к дому, не помня себя. Клэр горела лишь одним желанием: поскорее добраться до Эрика. Поскорее убедиться в том, что он очнулся. Что это правда!

Едва добежав до его комнаты, она распахнула дверь и вошла. И тут же услышала тихий голос герцога, который обращался к лежащему в кровати.

К тому, кто пошевелил здоровой рукой, что-то сказав герцогу в ответ. У Клэр задрожали ноги. На мгновение она обессилено привалилась к двери, боясь дышать. Боясь даже дыханием развеять то, что возможно снилось ей. Но это не было сном. Во сне не могло быть так мучительно больно. И страшно.

А потом она увидела, как Эрик медленно повернул к ней голову. Она увидела его тусклые, усталые серо-голубые глаза, и в груди у нее будто бы что-то надломилось.

— Клэр?

Что-то острое пронзило ей сердце, когда она услышала до боли знакомый глубокий голос. Такой тихий и хриплый, что едва можно было расслышать его, но она услышала. Услышала, а потом обнаружила, что движется к нему. Клэр не заметила герцога, который кивнул и вышел, оставив их одних. Она не видела ничего, кроме Эрика, к которому подошла. Присев на кровати с левой стороны так, чтобы не потревожить его раненое плечо, Клэр, как в тумане подняла руку и коснулась его серого, заросшего многодневной щетиной красивого лица.

— Ты живой… — прошептала она, ощущая под пальцами тепло его кожи. — Ты проснулся…

Она не могла в это поверить, но он действительно лежал перед ней с открытыми глазами!

Эрик пристально смотрел на нее, а потом, подняв здоровую руку, взял ее дрожащие пальцы в свои. И когда Клэр почувствовала его тепло, когда увидела, как он медленно кивает, она поверила в то, что он действительно пришел в себя! Безумный страх, который владел ею все эти долгие дни, наконец, развеялся, позволив ей дышать. На нее нахлынуло такое облегчение, что Клэр чуть не задохнулась. Благодарная небесам, которые услышали ее молитвы, она закрыла глаза и заплакала.

— Клэр, — выдохнул потрясенно Эрик все тем же шершавым после пробуждения голосом, но она не могла остановить себя. — Клэр…

Она не могла дышать от боли, которая разрывала ее изнутри. А потом почувствовала, как он обнимает ее здоровой рукой и притягивает к себе, так что она опустилась на кровати и прижалась лбом к его здоровому обнаженному плечу. Он обнял ее крепче, как только это позволял ему ослабевший организм, и зарылся лицом ей в волосы. От него пахло лекарствами, потом и легким ароматом сандалового дерева. Запах, который она не перепутала бы ни с чем.

Клэр вцепилась в него, боясь отпустить. Боясь того, что его могут снова отнять у нее. Ища в нем защиту оттого, с чем едва справилась без него. Ища в нем силы пережить то, что чуть не разрушило ее. Нуждаясь в нём сейчас гораздо больше, чем в собственном дыхании. Боже, он был ей нужен так, что она действительно задыхалась без него!

— Эрик, Боже мой… — бормотала она, рыдая у него на плече. — Эрик, ты проснулся! Наконец, ты проснулся! Проснулся… Боже мой, ты на самом деле проснулся!

Эрик не мог понять, где находится, и что с ним происходит до тех пор, пока не открыл глаза. Смертельная усталость и невероятная тяжесть не позволяли ему даже пошевелиться. Зловещий мрак туманил сознание, возвращая отвратительные, жутковатые видения из прошлого, которые нагнали его в очередной раз, и Эрику в какой-то момент стало казаться, будто он вновь попал туда, откуда не существовало возврата.

Он задыхался. На самом деле задыхался только от одной мысли о том, что его снова вернули в прошлое…

Ему мерещилась маленькая сырая комната без окон и дверей, с тяжелым, затхлым воздухом. Липкие холодные пальцы, которые ни на минуту не оставляли его в покое. Которые касались его, вызывая непереносимое отвращение. Острое лезвие ножа, которое с пугающим постоянством проходилось по его телу, принося очередной неумолимый приступ боли до тех пор, пока однажды боль не притупилась настолько, что ее невозможно было ощутить. Содрогаясь от мучительных спазмов, Эрик изо всех сил боролся, чтобы освободиться, но не мог, ужасаясь того, что прежние кошмары, почти как в прошлый раз, неумолимо возвращаются.

И навсегда овладевают им.

Эрик никогда не думал, что на свете будет существовать нечто, способное ввергнуть его в такой ужас, что он не сможет даже двигаться, что вызовет отвращение от общения с людьми, от прикосновения людей, от их голоса, от их взгляда, ведь вся его работа заключалась в общении с людьми. Любимая работа, от которой теперь ничего не осталось… Произошедшее с ним два месяца назад осталось и срослось с ним так крепко, что он не мог больше заниматься своим делом.

Он боролся, изо всех сил сражался, чтобы прогнать прошлое, но ему не нужно было так напрягаться.

Чье-то постоянное присутствие не позволяло мраку полностью поглотить его, и в какой-то момент дурное исчезло. Кто-то всё время находился рядом с ним. Кто-то, чье незримое присутствие помогало ему сразиться с тьмой. Эрик мог поклясться, что слышал нежный голос. Даже чувствовал до боли знакомый, пробирающий до костей запах ландышей, а потом и осторожные, почти воздушные прикосновения, которые и помогли ему успокоиться.

Прикосновение, от которого не становилось хуже. Прикосновение, которое не приносило отвращения.

Прикосновение, которое исцеляло…

Ни одно прикосновение в мире не могло бы сотворить с ним такое, ни одна человеческая рука не была способна заставить его ощутить покой и благодать.

Такое произошло с ним только один раз, и он запомнил это на всю оставшуюся жизнь. Прикосновение, которое перевернуло ему всю душу…

Когда же он проснулся, Эрик отчаянно старался вспомнить, где находится. Почему не может пошевелиться. Свинцовая тяжесть не позволяла ему сдвинуть даже руку.

Он находился в большой комнате, залитой ярким дневным светом, который, однако, не ослеплял, а лишь помогал лучше разглядеть все вокруг. Повернув голову, Эрик увидел стоявшего возле кровати с высоким балдахином, на которой лежал, друга своего отца, хорошего друга, который обеспокоенно смотрел на него.