— Когда вы стали увлекаться музыкой? — спросил он, сжимая ее руку.

На этот раз Клэр даже не задумывалась над тем, что ответить. Потому что внезапно обнаружила, что хочет сказать ему правду. На свете было очень мало людей, кому она могла бы рассказать об этом. Обычно в таких случаях Клэр ловко уводила собеседника от темы разговора, но сейчас… Ей показалось неправильным уводить его от того, что на самом деле интересовало его.

— Я была маленькой, кажется, мне было семь лет, когда папа пригласил к нам домой одного известного композитора. В тот день папа разрешил мне присутствовать в гостиной, а потом наш гость сыграл на мамином фортепьяно…

— Лунную сонату?

Ее почему-то не удивило то, как легко он догадался о самом главном.

— Верно.

— И соната настолько сильно покорила вас, что вы решили вырасти, научиться играть на фортепьяно и обязательно сыграть эту сонату.

Если бы Клэр не восхищали этот момент и этот разговор, она бы испугалась его чрезмерной проницательности и догадливости. Но ее не напугали ни его слова, ни тем более взгляд ярких выразительных глаз. Потому что ей было по-прежнему тепло и хорошо рядом с ним.

— Неужели я такая предсказуемая?

Он покачал головой.

— Нет. Вы похожи на человека, который следует за своей мечтой. Причем очень решительно. И надо отдать вам должное, вы преуспели.

Клэр нахмурилась, расслышав в его словах нечто странное, тревожное, но мгновение длилось недолго, потому что вальс закончился. Они остановились. Эрик сжал ей руку, и собирался было отпустить, но, что-то заметив, хмуро посмотрел на нее.

— Что это за шрам у вас на большом пальце?

— Шрам? — Ощутив странное дежавю, Клэр взглянула на свой палец. — О, это… Это пустяки…

— Вовсе нет, потому что его появлению предшествует малоприятное событие. Как это произошло?

Клэр вдруг поняла, что ему на самом деле важно знать, как появился этот шрам.

— Это было так давно. Еще в далеком детстве. Кажется, я лазила по дереву, но не удержала равновесие и упала.

— Вам было очень больно?

— Больно? — Какие странные вещи он говорит. И таким странным голосом. И взгляд его был странным: наполненным мягкостью и пониманием. — Полагаю, что да, ведь у меня шла кровь, но рану забинтовали, и она быстро зажила.

Вероятно, такой ответ удовлетворил его, потому что Эрик медленно опустил ее руку и, положив ее длинные пальцы на свой согнутый локоть, повел Клэр к ее родителям.

— С трудом могу представить себе, что вы лазили по деревьям.

Клэр снова не сдержалась и рассмеялась.

— В детстве я была очень проворной. И не пропускала ни одного дерева. Меня даже дразнили «Обезьянкой».

— Жуткая кличка, — произнес он поморщившись.

— А мне нравилось, потому что никто кроме меня не мог с такой ловкостью лазить по деревьям.

— Запомню на случай, если на дерево вздумает залезть несчастный кот. Боюсь, тогда без помощи профессионала нам не обойтись.

Смех снова сорвался с губ, поэтому Клэр не расслышала, что ему сказал маркиз Ричмонд, когда они приблизились к ним. Отпустив руку Клэр, Эрик повернулся к ней и поклонился.

— Благодарю за танец.

Клэр внезапно застыла.

— Вы уходите?

Ее охватила паника. Почти такая же паника, которая завладела ею в момент его появления.

— Мне пора.

— Но вы только…

— Уже поздно. Мне пора.

А ведь действительно, было уже далеко за полночь. Клэр не заметила времени, которое пролетело с такой молниеносной скоростью.

— Да? — прошептала она с такой грустью, что могла бы разбить даже каменное сердце.

Эрик вздрогнул и привычным жестом завел руки за спину.

— Был рад видеть вас в добром здравии.

— И я… Я тоже.

— До свидания.

— Д-до свидания…

Он развернулся и ушел. А Клэр стояла на месте и смотрела ему вслед, понимая, что не хотела, чтобы он ушел.

Придя сегодня сюда с тяжелым, почти разбитым сердцем, она даже не думала о том, что совсем скоро позабудет и тяжесть в груди. И разбитое сердце.

Было так трудно проснуться. Ей снился какой-то приятный сон, который она тут же позабыла. Потому что в сознание вторглась веселая трель птиц, которые собрались на дереве под окном. Клэр поморщилась и натянула на голову одеяло, но даже это не спасло ее от звонкого, почти оглушительного переливчатого щебетания птиц. Откуда они взялись? Почему так безбожно мешают ей спать?

Перевернувшись на другой бок, Клэр попыталась заснуть, но пение птиц продолжалось, и через пять минут стало очевидно, что она больше не сможет заснуть. Улегшись на спину, Клэр вскинула руки и открыла глаза. И почему-то улыбнулась.

Ей было так хорошо. Пусть они поздно вернулись домой, и она спала всего несколько часов, но Клэр чувствовала себя выспавшейся и полностью отдохнувшей. А еще на сердце было намного легче, чем вчера. Даже не смотря на то, что Клиффорд уехал. На мгновение что-то резко кольнуло сердце. Клэр поморщилась и закрыла глаза, вспоминая тепло его рук, его улыбку, блеск его темных, глубоких глаз… Когда он напишет ей? Когда он вернется? Он должен был вернуться. Не мог ведь вечность остаться с отцом, потому что знал, как сильно нужен ей. И она была ему нужна. Клэр знала об этом так же хорошо, как и то, что они будут вместе. Несмотря на все те препятствия, которые пыталась учинить им жизнь.

«Веселиться, радость моя. Ни в коем случае не грусти, иначе, если я узнаю об этом, у меня разобьется сердце».

Слова Клиффорда никак не выходили из головы. Которым она и последовала. И нисколько не жалела об этом. Вероятно, поэтому ей и было так хорошо.

Через час, умывшись и одевшись с помощью своей горничной, Клэр спустилась на завтрак, который подавали в малой столовой, и обнаружила, что почти вся ее семья в сборе. Напольные часы пробили четверть двенадцатого. Усевшись за большой стол, Клэр стала накладывать себе любимые яйца пашот на листьях салата, жареный бекон и мягкие тосты, которые принялась намазывать клубничным джемом, пока лакей наливал ей теплый шоколад.

— Чудесно выглядишь, дорогая, — заметил отец, отложив в сторону утреннюю газету.

Клэр сделала небольшой глоток шоколада и улыбнулась отцу.

— Спасибо.

— Твоя игра вчера поразила всех собравшихся, — заметила маркиза, с гордостью глядя на дочь.

Клэр жевала тост, поэтому только кивнула.

— Клэр всегда хорошо играет, — вставила Розалин, допивая свой чай.

— Вероятно потому, что у нее хороший слух? — предположила Агата, протянув матери небольшую корзинку с тостами.

Занятая тем, что накручивала на вилку тоненький длинный ломтик бекона, Клэр снова предоставила матери ответить за себя.

— Клэр играет сердцем, поэтому ее игра восхищает слушателей.

Подобные разговоры никогда не нравились ей. Клэр поморщилась и опустила вилку, позволяя себе насладиться сладким вкусом бекона.

— Можно я позавтракаю без того, чтобы меня восхваляли?

Мать тепло улыбнулась дочери и покачала головой.

— Человека должны хвалить другие, и уж тем более хвалить, если это моя дочь.

— Мама! — простонала Клэр.

Маркиз повернулся к жене.

— Маргарет, позволь своей дочери спокойно позавтракать.

— Ну что ж, так и быть, — кивнула маркиза, ласково улыбнувшись мужу, но затем взглянула на младших дочерей. — Чем сегодня займетесь, девочки?

— Нас куда-нибудь приглашали сегодня? — спросила Агата.

— Нет, сегодня у нас свободный день.

— Какое счастье! — выдохнула Агата с облегчением. — Можно будет отдохнуть в тишине и спокойствии.

Розалин недовольно ткнула старшую сестру локтем в бок.

— Какая ты несносная! А как же кавалеры? Лучше бы веселиться и танцевать. Обожаю танцевать!

Клэр с улыбкой покачала головой.

— Тебе бы только танцевать и веселиться. Когда-нибудь твои ножки должны же отдыхать.

— Они отдохнут, когда я выйду замуж. — Все члены семьи рассмеялись, а Розалин, надувшись, сложила руки на груди. — Какие вы несносные! Зачем молодой девушке сидеть дома?