— Не поверишь, но очень понравилось.

Глаза ее мерцали, будоража и околдовывая.

— На самом деле?

Эрик подумал о том, что мог бы поцеловать ее сейчас. Мог бы коснуться ее губ и ощутить еще раз их вкус, их сладость. Их неповторимое тепло… Если бы это было возможно.

— В детстве, когда я много учился и до вечера пропадал в комнате для занятий, Алан и Дилан прибегали ко мне и приносили с собой теплый, густой бельгийский шоколад, который часто привозил отец. Они говорили, что это полезно и улучшит мою работоспособность, чтобы я больше запоминал.

— Ты любил теплый шоколад? — изумленно спросила Клэр.

Только сейчас Эрик вспомнил, что и она любит шоколад.

— Твой шоколад разбавляется молоком, а мой не был таким жидким и быстро затвердевал, когда начинал остывать. Такой способ выжимки масла какао из тёртого какао запатентовал четыре года назад в 1828 году голландец Конрад ванн Гутен. Мои братья обожали этот вид шоколада и регулярно снабжали меня этим лакомством целых два года, но потом…

— Что произошло?

— Я наелся шоколада так много, что он перестал мне нравится. Мне становилось плохо уже от одного его запаха, с тех пор я не могу есть сладкое.

Она так пристально смотрела на него, словно стремилась добраться до всех его тайн. А потом к его удивлению сжала его руку, которой он держал ее, и… Эрик не мог поверить своим глазам, но ее восхитительные губы раздвинулись в такой манящей и ласковой улыбке, что у него чуть не остановилось сердце.

Господи, она улыбалась ему! Впервые за долгое время улыбнулась так, как не должна была улыбаться никогда. Улыбнулась так, что его сердце разбилось во второй раз.

— Зато шоколад помог тебе запомнить всевозможные даты и события. Удивительно, как при твоей нелюбви к сладкому, ты всё же попробовал клубничный джем.

Удивительно, что всё это не снится ему сейчас. Выпустив ее руку, Эрик как зачарованный коснулся пальцами ее губ, чувствуя крупную дрожь во всем теле.

— Ты… твоя улыбка! Никогда не видел ничего прекраснее. — Она замерла, а улыбка сбежала с милого лица. Эрик испытал настоящую боль от того, что так быстро развеял внезапно появившееся в его жизни чудо. Опустив руку, он покачал головой. — Прости…

Господи, что он делает! Что он творит! Еще немного и он окончательно потеряет голову. Прежде ему удавалось контролировать себя, но теперь когда даже прошлое не могло уже остудить его, Эрик был в полном отчаянии, потому что знал, что не может притязать на нее, не имеет права даже поцеловать ее. Черт бы побрал всё на свете, но он вёз ее в Шотландию, и единственная причина, по которой он мог бы дать ей развод — не консумировать брак.

Вот о чем он должен был помнить всякий раз, когда смотрел на Клэр. И всё же, даже его великая сила воли была неспособна бороться с силой притяжения к ней.

Отпустив ее, Эрик отвернулся, продолжая дрожать. Продолжая желать ее даже тогда, когда желание чуть не сгубило его. Проведя рукой по своим волосам, он рассеянно огляделся и внезапно увидел на столе книгу, которую заметил еще в ту ночь, когда принес ей воды. Нахмурившись, он потянулся к ней и взял…

— Биография Сальери?

Он удивленно посмотрел на Клэр, которая вдруг напряглась и пристально посмотрела на книгу.

— Да, я… я взяла ее в дорогу, чтобы читать.

Было в ее голосе нечто такое, что насторожило его.

— Сальери, который был учителем твоего любимого Бетховена и к которому стремился попасть любой начинающий композитор?

Глаза ее, эти восхитительные темно-золотистые глаза расширились от удивления почти так же, как и в тот день во время танца, когда он признался, что читал о Бетховене.

— Ты читал не только о Бетховене, верно? — спросила она, быстро взглянув на книгу.

Эрик вдруг замер, осознав одну важную вещь: после свадьбы они никогда больше не говорили о ее любимом Бетховене и тем более о музыке. И она больше не играла на пианино. Ни для кого. Это могло вновь заставить его ощутить чувство вины. Если бы не появилось другое желание: желание вернуть ей музыку. Эрик прочитал гораздо больше, но ничего не сказал Клэр, потому что в ней было какое-то странное напряжение, которое он не мог понять.

— Да, — медленно кивнул он.

Клэр протянула руку. К своей книге.

— Можно?

Эрик нахмурился, но вручил ей книгу.

— Конечно.

И только когда она забрала свою книгу, он увидел, как напряжение отпускает ее. Странная перемена, которая прошла так же быстро, как и возникла.

Вздохнув еще раз, Эрик вновь отвернулся от нее и на этот раз уже решительно зашагал к двери.

— Уже поздно. Тебе нужно отдохнуть. Запри дверь и никому не открывай.

Он услышал позади легкие шаги, и когда перешагнул порог и обернулся, она стояла почти рядом, придерживая свободной рукой дверь. Такая же восхитительная, юная и ошеломляюще красивая с собранными волосами.

— Спасибо, — обронила она.

— За что? — изумился Эрик, сознавая, что это он должен упасть перед ней на колени и благодарить за всё то, что она сделала для него.

Клэр медленно подняла к нему сове невероятно красивое лицо.

— За то, что заплёл мои волосы.

Она сказала это так, будто он подарил ей все сокровища мира. Он был готов ради нее не только на это. Эрик кивнул, и как бы мучительно ни было уходить, он всё же прошептал:

— Я всегда помогу тебе. Что бы ни произошло. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — молвила она и, наконец, прикрыла дверь.

Застонав, Эрик привалился к двери и закрыл глаза, потрясенный тем, что произошло. Что продолжало происходить. Что он не мог остановить, но должен был сделать это во что бы то ни стало. Иначе погубит Клэр окончательно. А этого он точно не смог бы допустить.

После возвращения Эрик не допускал и мысли о том, что когда-нибудь вновь сможет ощутить это мучительное, почти парализующее чувство, от которого едва не ослеп в прошлый раз… А теперь, когда Клэр превратила его кошмары в чистое безумие, Эрик не представлял, как будет видеться с ней, как будет разговаривать с ней, не желая дотронуться, поцеловать ее… Как он мог перестать желать ее тогда, когда его тянуло к ней с такой сокрушительной силой?

Ему было непросто сражаться с собственным желанием, но он должен был держать себя в руках, пока не довезет ее до места. Он не имел права рушить последнее, что у нее осталось. Он не смог бы поступить с ней так…

Клэр была не только его спасением, лучиком света…

Она была…

Эрик резко открыл глаза и тяжело вздохнул, охваченный холодной решимостью довести дело до конца. Он дал ей слово. И не только ей…

«Почему хочешь отдать меня другому?»

Ему было невыносимо думать об этом, но он должен был сделать и это!

Прежде он полагал, что найдёт в себе силы вручить ее тому шотландцу, но только теперь стал понимать, что сил может не хватить… Потому что он играл с настоящим огнем.

Утром на подносе с любимым завтраком Клэр стояла вазочка с маленьким букетиком ландышей.

Утром пятого дня, проведённого в пути, Эрик стоял во дворе гостиницы и ждал появления Клэр, не собираясь теперь оставлять ее одну. Он понимал, как мучительно будет для него видеть ее, но он должен был убедиться в том, что она в целости благополучно сядет в ждущую их карету.

Сжимая руку, Эрик старался дышать и уверял себя, что сумеет вынести эту встречу. И все последующие, которые потребуются, чтобы довезти ее до места назначения.

Было необычайно теплое и солнечное. Совсем скоро наступит лето, цветы распустятся и станут благоухать во всю силу. Птицы начнут петь более заливисто, жизнь обретет новые краски. Но ему ничего этого не придётся увидеть. Они проделали половину пути, и если смогут придерживаться строгого графика и двигаться без задержек, через два-три дня они окажутся в Эдинбурге… Эрик леденел от этой мысли, всю ночь меря шагами свою комнату. Он не мог уснуть, то дрожа, то цепенея от того, что собирался сделать. Прежде ему казалось, что он справится, ему просто нужно было привезти Клэр в Эдинбург и оставить ее там, но теперь…