Он не мог дышать. Он хотел коснуться ее. Господи, он так отчаянно хотел коснуться ее! Но не пошевелился.

— Мы никогда не были врагами, Клэр.

Глаза ее потемнели еще больше. Руки задрожали, и она быстро опустила голову. Отвернув от него свое лицо, Клэр глухо молвила:

— Я думала, мы — друзья.

На этот раз он не смог бы заговорить, даже если бы и захотел. Потому что был потрясен тем, что она считала, верила в то, что они друзья. И это после всего, что он сделал? После того, как она предположила, что он применит силу, чтобы склонить ее к чему-то против ее воли? После того, как заявила, что не полюбит никого, кроме того… шотландца? Она думала, они друзья? Она считала его другом? Не врагом, которого стоило бы ненавидеть? Которого нужно было каждую секунду винить в том, что он натворил…

Эрик подумал о том, что если еще немного останется в карете, он просто свихнется. Или, того хуже, снова дотронется до нее.

Поразительно, но прежде он никогда с таким отчаянием не желал коснуться другого человека.

Бросив на сиденье газету, он стукнул по крыше кареты и, когда та послушно остановилась, Эрик молча вышел из нее и закрыл дверь.

Вечером, когда стало смеркаться, карета повернула в сторону города, где им предстояло переночевать. День выдался пасмурным и унылым, но по крайней мере, не было больше дождя. Сквозь тяжелые серые тучи не пробивался ни единый лучик солнца, словно бы еще больше усугубляя страдания.

Этот день не сулил ничего хорошего так же, как и все предыдущие.

Клэр было так горько на сердце, что она с трудом сдерживала слезы. Встреча, которой она так боялась, еще на несколько дюймов пошатнула ее мир. Мир, который давно накренился, но по какой-то непонятной причине пока еще не падал в бездну.

Мир, который мог пошатнуться и развалиться на части в любой момент.

«Знал».

Одно маленькое, короткое слово, но какую колоссальную мощь оно имело! Клэр действительно не думала, что он ответит, ответит честно. После ночного столкновения ей казалось, что он станет еще более замкнутым и, несомненно, будет сторониться ее.

Но вновь заблуждалась.

Она не думала, что сможет вынести встречу с Эриком. По правде говоря, она даже не знала, чего ждать от очередной встречи.

Но уж точно не того, что произошло на самом деле.

Клэр не могла побороть трепет, который охватил ее и держал в заложниках до тех пор, пока карета не остановилась. Трепет перешел в сокрушительное волнение, а потом всё снова замерло, когда в карету вошёл Эрик. Когда вместе с ним появился и запах сандалового дерева и специй. Запах, который она не могла забыть. Запах настолько приятный, что легкая дрожь снова охватила ее. Но теперь уже от его близости. От его присутствия. Разве такое возможно?

Ей казалось, что она никогда больше не забудет этот запах. Куда бы она ни шла, ей всюду мерещился аромат корицы. И гвоздики.

И вот Эрик сидел перед ней, явился сразу же, как только она позвала его.

Взволнованный почти так же, как и ночью, когда увидел ее в коридоре.

Клэр старалась не думать о прошлой ночи, чтобы не потерять самообладание. Ей было трудно сосредоточиться, когда она вспоминала его в одной рубашке, надетой так неряшливо, что оголилась шея и верхняя часть груди. Его взлохмаченные густые волосы, которые падали ему на лоб, разрушая образ неприступного человека, каким он пытался казаться. Вчера ночью он выглядел более земным, более простым и таким притягательным, что она не могла перестать смотреть на него.

Вот почему она не узнала его! Вернее, не могла понять, что в нем изменилось. Неожиданная встреча явила ей человека, который не был облачен в непоколебимую сдержанность, которая держала весь мир на расстоянии от него, и на короткое мгновение она увидела его настоящего. Того самого, кто ей так сильно понравился в музыкальной комнате его отца. Человека, которого она пожелала пригласить в дом своего дяди. Мужчину, который притягивал ее так сильно, что она не могла допустить и мысль о том, что больше не увидит его.

Вот в чем было дело, думала Клэр, глядя на нахмуренного мужа в карете.

Муж, который всё же ответил ей. Она боялась, до ужаса боялась того, что он вообще ничего не скажет. Или того хуже, просто развернется и уйдет. Но он остался.

И это так много открыло. Открыло то, что продолжало потрясать ее.

Эрик не только не скрыл от нее того, что расспрашивал о ней, стремясь знать, что она любит. Глядя ему в глаза, пока ждала его ответа, Клэр ошеломленно поняла, что это было важно для него. Так важно, что он, возможно, расспрашивал даже ее мать.

Но даже это не так сильно потрясло ее.

Он заменил все цветы в соборе ландышами!

Удивительно, с какой бережливостью он поступил с ее маленькой тайной. Столь сложный человек, который почему-то пошел против всех, лишь бы в соборе были только ее любимые цветы.

Клэр не могла перестать смотреть на Эрика, пораженная тем, что узнавала о нем. Постепенно начинала хоть как-то понимать человека, за которого вышла замуж. Человека, которому она доверилась в прошлом, доверилась так безрассудно, а теперь убеждалась в том, что ее тайны действительно были в надежных руках. Он не предал ее секреты, не развеял их, как дым. Он сделал то, что придало им еще больший смысл.

Не в силах перестать думать о ландышах, которыми он заменил все цветы в соборе, Клэр так и не смогла вспомнить хоть бы одного случая, когда бы Клиффорд подарил ей ее любимые цветы, объясняя это тем, что она заслуживает лучшего. Другие не придавали особого значения ее любви к столь простым цветам, но не Эрик. Потому что он знал, почему она питает слабость именно к ландышам. И его попытка показать это не просто тронула ее. Это даже пугало, потому что в какой-то степени он знал тайны ее души. То, что она не показывала никому. Ей даже в голову не приходило рассказать о давней и такой важной статье в газете, которую увидела в детстве, Клиффорду, но Эрик…

Она почему-то вспомнила его слова, сказанные еще в тот день, когда он попросил ее руки. Когда он говорил, что найдет тысячу способов, чтобы сделать ее счастливой. От этих воспоминаний у нее сжималось сердце. Очень сильно, болезненно сжималось то, что всегда так остро реагировало на него. Реагировало даже тогда, когда она любила другого… Потому что до сих пор не встречала человека, который бы с такой поразительной решимостью воплощал свои обещания в реальность.

И вновь ей не должно было быть дела до этого, но Клэр не могла игнорировать значимость его признания. Она так отчаянно пыталась понять, с какой стати когда-то доверилась ему. Но теперь понимала, что уже тогда инстинктивно распознала в нем надежность, с которой могла бы положиться на него. И еще она увидела в его глазах то, что и позволило ей довериться ему.

Он смотрел на нее так, будто каждый ее секрет, каждая тайна, каждая мечта имели для него такое колоссальное значение, что он не отдал бы их никому.

Господи, о Господи!

И сегодня утром в карете он смотрел на нее почти так же, ошеломляя и ужасая одновременно, потому что, рассказав ему все свои тайны, она тем самым сделала себя совершенно беспомощной перед ним.

Тяжело вздохнув и повернув голову, Клэр выглянула в окно и тут же нашла взглядом Эрика, который ехал чуть впереди кареты, и, глядя на него, вновь ощутила мучительное раскаяние от того, что никогда не стремилась ранить или обидеть его. Но вся эта ситуация принесла им только раны и обиды.

Как она могла обидеть того, кого считала другом? Кого никогда не считала своим врагом, что бы ни произошло. Логика диктовала ей поступать иначе, но она не могла… Даже сейчас она не могла ненавидеть его. Потому что не могла забыть то тепло и ощущение чего-то сокровенного, чем они невольно поделились тогда на прогулке.

А теперь ей приходилось сталкиваться с его собственными признаниями. Она не должна была испытать такого облегчения, но когда он сказал, что не считает ее врагом… Клэр с трудом удалось сдержать слезы, потому что только тогда поняла, как это было важно для нее.