— Если не сочтете за неуважение, что у вас за встреча с другом, зачем мы его ждем?

— Ради науки?

— науки?

— Да, он, как бы выразится, можно сказать летописец. Только его летописи не просто переписывания страых фалиантов, а более точное описание событий. Он анализирует сказания, сказки, песни, хроники и пишет вою. Иногда приезжает на значимые места и осматривает округу.

— И что же он ищет здесь?

Оулден улыбнулся:

— Вы не поверите? Курган Морриган.

Шорох кажется выпал из мира на несколько секунд:

— Тогда, возможно, мы ближе к Марку, чем думаем.

— Я знаю — бросил Оулден. Благородному Найлджелу не обязательно это знать.

Шорох покачал головой, в знак согласия.

После трапезы, они взяли еще пива.

Крунд стал высказаться о своей нелюбви к наемникам, и прочим никому не подчиняющимися воинам, все это время он не спускал взгляда с мечников. Он высказал неожиданно для него мудрую мысль, о том, что негоже внутри королевства не должно существовать вооружённых банд и иных соединений, не имеющих ни вассальной, не иной клятвы. Шорох все таки немного рассказал о лихих приключениях марка в городе.

Наконец, среди вошедших, Оулден увидел знакомые худые плечи, чернявую голову и немного вытянутое, с глубокими скулами, лицо, маленькие, черные, неестественно сияющие, глаза, бегающие по всему залу.

— А ты нисколечко не изменился. — Поприветствовал старого друга Оулден крепким объятием, скомкывая грязный синий походный плащ. — Эйнсли, дружище — имя старого друга с необычной небольшой дрожью слетело с уст. Словно, Оулдену было вновь в новинку произносить его.

— Да, да, все такой же мелкий и горбатый. И страшно по тебе соскучился.

— Боги, Оулден. — Он похлопал его по плечам. — Где твоя сутулость? Прям на рыцаря стал походить… — А, — приподняв палец вверх, он обернулся назад — …у меня тоже есть мечник — Он указал на подошедшего подмигивающего всем шлюхам в округе, головореза, хамовато вскидывающего подбородок вверх.

— Милорд — улыбнулся мечник скотской ухмылкой, обнажая неровный ряд желтых зубов. — Рад вас снова видеть, а вы возмужали… — кувшин с вином заткнул его рот на минуту.

А Оулден стоял бездвижно. Не в силах что либо сказать.

— Ты же помнишь Орсо? Мне было его нелегко найти после твоего возвращения на север. Он согласился помогать мне и еще набрал парочку ребят, умеющим обращаться с оружием. Вот только где они опять ходят… — в торопях, на миг в извиняющемся жесте приложил ладонь к кисти мечника, протараторил.

— Орсо — медленно протянул Оулден, — да, конечно. Рад тебя видеть.

Его бледное лицо и гуляющий сквозь собеседников застывший взгляд говорили об обратном.

— Нелегко было его найти. — Повторился Эйнсли.

— Не сомневаюсь.

— Я снимаю здесь комнатушку, довольно сносную, к моему удивлению. Даже лучше студенческой кельи. Предлагаю отобедать там. Что скажешь?

— Мне нужно разместить своих людей.

— Я поселил Орсо рядом, там же есть еще лавки?

— Они заняты прекрасными женщинами. — Усмехнулся мечник.

— За них я не плачу, так что подвинутся.

— Несправедливо, но так тому и быть. Твои громилы могут послушать мой храп. Но пусть будут готовы лицезреть мои забавы с этими прекрасными дамами. — Он обвел демонстративным жестом находившихся в таверне женщин.

Комнатка Эйнслина была заставлена несколькими столами, на которых весьма небрежно расположились свитки и переплетенные книги. На углу одного стола и на полу под ним виднелись следы разлитых чернил.

— Сейчас, — Эйнслин раскрыл вставни, — вот теперь светло. — Он чихнул.

— Прям навеивает воспоминания об университете.

— Да, только молится пять раз на дню не надо. — Эйнслин снял ремень с ножнами и поставил меч на пол, оперев о край кровати.

— Ты все-таки взял в руки меч? — Удивился Оулден.

— Знаю, выгляжу я с ним нелепо, но в пути даже один вид оружия может отпугнуть потенциальных воров.

— Ты преисполнился дорожной мудростью?

— Орсо научил.

— Как ты додумался до такого: путешествовать по стране с головорезом. У твоего отца не осталось для тебя оруженосцев?

— Я их сразу отослал, к тому же моя семья не знает о целях моего исследования. Отец думает, что я пишу историю правления короля Йоррена Второго и место моей семьи в возвеличивании Рейна. Ну, наверное думает. У меня слишком много братьев, чтобы родитель мог поспевать следить за делами всех.

В дверь вошли без стука. В проеме появилось несколько пухлых женщин с большими тарелками, за ними следом зашел хозяин таверны. Высокий, круглолицый, с большими лохматыми усами, заходя в комнату он пригнулся, в широкой ладони он нес деревянный поднос с кувшином и головкой сыра. Яства поставили на стол. Женщины тут же ушли.

— Ваш обед — по-военному отчитался хозяин.

— Да, сейчас. — Эйслин отвернулся к противоположной стенке и начал активно шуршать. Послышался звон.

Он протянул усачу монеты и тот, почтительно кланяясь вышел за дверь.

— Ну, за встречу. — Эйнслин поднял кубок с вином над головой и сделал маленький глоток.

Комната наполнилась стуком глиняной посуды.

— Твое письмо было весьма взбудоражущим. — Запив кашу большим глотком вина, Оулден разбил царящую в коморке тишину обеда.

Эйнслин жестом показал, что как только дожует хрящистый кусок мяса, будет готов говорить.

— Ну… — после трехминутной борьбы он запил все небольшим глотком вина, — по другому тебя было и не вытащить. Может ты наконец-то допишешь свою книгу. Я прихватил все наброски.

— Я заметил. Какой толк от нее, дружище, это будет лишь очередной сборник слухов и легенд, как у святого отца Феонира Элинского или иллирийского Мафуса-Аль-Хилиана.

— Почемуй-то?! Я помню, как ты восхвалял отца Феонира, причитая по всей моей келье: «Какой труд! Какая работа! Сколько усилий, какая святая одержимость!». — Эйнслин принялся размахивать руками, и чуть было не перевернул наполненный кубок.

— Я слегка переосмыслил свой взгляд.

— И что тебя побудило?

— Север, отношение северян к «великим восстаниям».

— И в чем же оно заключается?

— Ну, — Оулден закусил губу. — Видишь ли, отец Феонир рассматривает выступление Морриган и ее красноволосых всадников как восстание северян и диких племен восточного великаньего скелета против объединения рейнских земель. К тому же, многое что ему было известно о религии всадников Морриган он считал верой северян. Я увидел, что это не так. В северных лесах ее бояться так же, как и наши церковники. Слышал о «последнем волчьем вое»?

— Ты о восстании после которого твой отец наводил порядок по всем землям вольных танов? И стал самым влиятельным графом на севере королевства? — Эйнслин самодовольно отпил вина. — Нет, не слышал.

— Так вот, лидер северян тогда пытался возродить культ крови, тот же, что и исповедовали всадники Морриган, как я понимаю.

— И? Северяне же пошли за ним.

— Единицы.

— Ну, с Рейном они не могли тягаться, поэтому для них довольно мудро было не лезть на рожон. К тому же, сколько их танов получили новые цивилизованные титулы?

— Ты не знаешь север, дружище.

— Не спорю. — Пожал плечами Эйнслин. — Просвети…

— Их пугали не наши доблестные рыцари, они боялись его самого, вернее, богов, что он нес с собой. Его до сих пор проклинают. Его сын наш сосед, насколько я знаю.

— И не страшно? Ведь яблоко от яблони…

— Не-а, этот парень для них хуже любого рейнца. Так вот, есть еще кое-что. Мой отец утомлял своих ближних воинов ведением подробных отчетов о наведении королевского порядка в Волчьем пределе и ближних лесах.

— Сомневаюсь, что благородные рыцари сильно утомляли себя в этом. Сколько из них умеют писать?

— Для этого при них были монахи-писцы. И да, ты прав, отчеты довольно слабые, по ним можно написать историю, но без подробностей. Однако был там один момент, который меня привлек, — Оулден наполнил кубок и отпил, — в сражении у поющих болот, по словам брата я знаю, что это довольно мерзкое местечко…так вот, муровинги окрасили волосы кровью жертвенников. Потом, из расспроса пленного выяснилось, что когда они брали замок, их волосы так же были выкрашены красным цветом. Они считали себя продолжением дела Морриган.