Хаг потерял равновесие, рухнув на мертвое тело. Он зарычал, вскидавя круглый щит перед собою, принимая удар палицы, от которого вмиг отсохла рука. По шлему пришелся удар клинка. Потемнело в глазах, роняя щит, он вновь упал наземь.

«Все, конец» — мелькающие сапоги перед глазами превращались в тени. Он поднял взгляд, стоящий над ним горец завел руку с булавой за спину. Сквозь накатившуюся полутьму, он смог разглядеть паскудную ухмылку противника. Но, наслаждавшись страданием своего врага, горец забыл про остальных. Меч напавшего северянина рассек ему лицо, и роняя булаву себе под ноги, воин из каменных воронов рухнул рядом со своей несостоявшейся жертвой.

Хаг поспешил подняться, такой удачи моет больше и не быть. В голове все еще шумело. Он быстро выдернул меч и ринулся на следующего горца, со спины. Сначала порезал ногу, повалил на колени и вогнал острие в предплечье. Кровь бурлила в нем, виски стучали, бол уходила, а сердце вырывалось из груди. Казалось, избежав смерти, он возомнил себя неуязвимым. Но не уверенность застилала его глаза и заставляла с одним лишь клинком, без щита, вклинится в толпу врагов, а неожиданно пробудившаяся животная ярость…

Хаг рубанул молодого безусого копьеносца по голове, и когда тот завалился, добил. Его меч нацелился на горца в надежной кольчуге и с рейнским мечем в руках. В тот момент, когда он был избран, он добивал северянина, размашистым уколом в грудь. Хаг зарычал и ринулся на него. Горец парировал выпад, и контратаковал. Молодой северянин ушел несколько раз от яростных атак, оставляя меч без пищи. Клинок рассекал воздух перед самым его носом и над головой. Когда гоец отступил, Хаг с чавканьем вырвал топор из чьего то тела, и атакуя с двух рук, нанес удар мечом сверху, который горец успешно заблокировал. Но топор целился вбок, противник согнулся. Кольчуга не была пробита. Но кровь отлилась от его лица, и глаза выпучились вперед, почти падая на землю. Хаг размахнулся, уводя клинок вниз, и точным ударом рассек внутреннюю часть бедра. Горец упал, поднимая измученный взгляд вверх, встречая лезвие топора…

Рядом с Хагом оказалось пятеро северян, быстро окруживших его щитами.

— Мы побеждаем! Вернемся в строй!

Хаг огляделся: действительно, горцы отступали со всех сторон. Дунланг разбивал все щиты, что еще не дрогнули, Овейн и вовсе затопил в крови всю атаку каменных воронов. А на его фланге, горцы хоть и углубились, но увязли, часть из них уже убегала.

— Добейте их! — Неожиданно для себя самого взревел он. — Вырежьте всех! — И оттолкнув от себя хрускарлов, ринулся в бой.

Его клинок рассек двух отступающих горцев, на вид им было лет тринадцать — четырнадцать.

«Наверное, вчерашние пастухи» — подумал он про себя.

Однако отступающие начали отстреливаться: стрелы из луков и самострелов поразили троих копьеносцев, что попытались преследовать бежавших. Сам Хаг наблюдал за этим, словно во сне. Он ринулся вперед, почему то ему показалось, что стрелы ненастоящие, и не способны нанести ему вред. А стоящий перед ним горец, перезаряжавший арбалет, ребенок, играющий с раздражающей игрушкой. Которую Хаг захотел разбить вдребезги.

Арбалетный болт пролетел мимо, не зацепив. Оно и не удивительно: руки и юного горца дрожали от приближающего окровавленного северянина. Хаг отбил выпад небольшого широкого клинка, и ударил кулаком, а затем обхватим меч двумя руками направил его со всей силой прямо на шею противника. Рыжеволосая голова отлетела. Эта картина вызвала у него непроизвольную улыбку. Тело, издавая конвульсии, упало под ноги. Это зрелище его так же заворожило, он представил перед собой обезглавленную курицу, что пытается спастись бегством.

В чувство его привел раздавшийся совсем рядом вой и летящее прямо в лицо широкое лезвие топора. Хаг даже не успел вскинуть клинок, да это бы и не помогла, еще один удар сердца, и он так же смешно упадет рядом с обезглавленным мальчишкой, только его лицо, будет изуродовано.

«Наверное, он пробьет мне переносицу, череп, и увязнет в мозгах» — пронеслось в голове. Как-то равнодушно.

Хаг за долю секунды отскочил в сторону, все еще сохраняя опасную дистанцию. Но лезвие неожиданно сменило траекторию, и несостоявшийся его убийца упал, со стрелой в шее. Хаг повернул взгляд по направлению выстрела. В проеме между сгоревших амбаров, с луком на изготовке на коне восседал Воган, весь в крови, с полупустым колчаном, и улыбающийся…

Глава 15.

Принц отбросов

Смерть отца не вызвало у Мердока никаких эмоций. Когда его наконец запустили в замок, после творившейся там неразберихи, он, первым делом отправился к телу короля. В темном зале кроме него находились монахи, отпевающих под нос душу упокоенного, и Гластейн. Старший брат выглядел ужасно: болезненная бледность захватила его лицо, а твердый, с легкой ухмылкой взгляд потух.

Перед ним стоял не его воинственный, волевой, уверенный в силе своего меча, старший брат. Его подменил тот раздавленный, потерявший любое желание жить и сражаться человек, тот, которого Мердок уже встречал в лице Гластейна, когда тот потерял свою жену и ребенка. И на фоне горести брата, ему стало на секунду стыдно, что он не горюет. Нет, его мысли занимали воронята, положение дел в портовых и беженских районах. И голова никак не хотела принимать в себя скорбь по тому, кто принял его в семью, кто дал ему знатное происхождение, а вместе с тем, и более легкую жизнь, нежели он вел бы, не будучи признана отцом. За это он чувствовал не любовь к покойному королю, а благодарность.

«Спасибо» — единственное, что он мог из себя выдавить, когда подошел к мертвому, исхудавшему и измученному телу.

В таверне как всегда было шумно. Моряки пропивали остатки своего жалованья, бедняки пропивали последние деньги. Чтобы хоть на миг, хоть иллюзорно приблизится к своим господам. Алкоголь и доступные женщины еще со времен Торвальда-первопроходца скрепляли общественные массы и стояли у истоков их союзов.

«Похоть и пена — скрепляют человечество не хуже божьей воли и королевской руки!» — вспомнил он девиз какого-то пьяного священника.

Он любил пить с образованными, от их пьяной бормотни можно было выловить множество интересных мыслей. К сожалению, сегодняшний вечер ему приходилось коротать, отнюдь не с такими людьми. Нет, таверна не была набита городскими работягами и беженцами из сухих степей, дерущимися утром за какую-нибудь маломальскую работу, а вечером из-за кружки выпивки. Напротив, сидящие рядом «господа» выглядели довольно богато для этих уголков города: одежда чистая, без заплаток, оружие на поясах, на некоторых, даже виднелось золото, которое они выставляли напоказ, словно графские матроны на каком-нибудь важном приеме. Ангус был лишь один раз на подобном королевском приеме, сопровождал Мердока, притворяясь его оруженосцем. Правда, все остальные оруженосцы-мальчишки, да и даже многие юные рыцари на фоне его роста и нарощенного при помощи тяжелого труда мяса выглядели как неопытные ребятишки, едва взявшие в руки мечи. Да и сам Мердок, на фоне своего «оруженосца» выглядел не лучше. Тогда ему вдоволь удалось насладить взор, к сожалению, ничего больше, томными выпирающимися фигурами графских матрон, чьимужья либо были слишком заняты охотой и другими, так называемыми важными делами, либо настолько исправно и доблестно служили королю, что не хватало времени на собственных жен.

Углубившись в воспоминания, дабы уйти от окружения, Ангус и не заметил, как она оказалось рядом с ним. По приказу Мердока, он привел сюда не менее тридцати девочек из практически всех борделей города, в основном из самых дорогих. Им надо было развлечь головорезов, глав банд, пока те, будут держать серьезный разговор. Работа эта была крайне неприятна для него, но могло быть и хуже. Все девушки, видя в здоровяке довольно отталкивающую, и даже, осуждающую фигуру, не стремились соблазнить своего нанимателя. И его это полностью устраивало. Ангус был необходим абсолютный покой, до определенного часа.