— Нет, — Оулден приник к огромной ране — вытащили органы, и, кажется, забрали.

— Сектанты?

— Похоже.

Оулден обошел столб и нашел то, что и рассчитывал найти: вырезанный неровный круг с рогатой тенью в центре.

Оруженосца закопали в эту же ночь, неподалеку от сторожки. Лопаты они нашли в том же сарае. Оулден думал сжечь тело, но Гасс рассказал, что юнец был родом с юга, а там было принято закапывать в землю. Второй оруженосец зачитал длинную молитву под зевки всех стоящих.

— Меч передадим семье, как по обычаю?

— Некому, — Гасс рассправил попону на земле, ночевать он решили за пределами сторожки, а не в этой проклятой деревеньке. — Был у него отец и брат, первый помер в походе, а брат вроде как стал странствующим всадником, мода у них такая, от семьи от имени отказываются для служения Всеотцу. Еще сестра вроде, но, бездна ее знает. Где она, вроде держит с мужем где-то таверну. Оставим себе, в замке лишним не будет.

— Вот такая незавидная участь Карла… — читавший молитву оруженосец изрядно поднабрался из запасов мертвых егерей. — Ни семья не узнает о его храброй гибели, ни могилы нормальной.

— Раз так переживаешь, ты первый в дозор — зевнул старый рыцарь и в обнимку с мечем лег спиной к костру.

Через пару дней они выехали на прямой людный тракт, который вел до Солнохта. Пригород был наполнен оживленным гулом, а на лесных развилках то и дело появлялись то рыцари, наряженные в герба своих домов, то вереницы лесорубов и прочих наймитов и торгашей, что скупали работников под трезвучия нетрезвых бардов. Это наполнило Оулдену его университетское времечко. Они обогнули город, не доезжая до пригородских селений, и отправились по направлению к поместью. Здесь все было по-другому. Кони мчались сквозь безлюдные редколесистые холмы по засохшей выцветевшей траве. Когда солнце зашло за полдень, впереди замаячили стены имения.

Старое имение Таврусов переживало не лучшие времена. Да и раньше, как помнил Оулден из своего детства, земли отца не выделялись доходностью. Он уже и забыл, что, так ненавистный им север, стал настоящим подарком для семьи. Каменная кладка порядком подветшала, да и стены крепостенки здесь были гораздо ниже. Когда то по этим подгорьям проходила восточная граница Рейна, и участки земли раздавались особо отличившимся рыцарям, с этого и начиналась история фамилии Таврус. Прославившийся всадник Альфреда Великого Аонэт Таврус занял в свое подчинение один из пограничных фортов, и оборонял его от тысяч и тысяч орд, что, как полагал Оулден, было преувеличением. Но тем не менее, место действительно было древним и значимым. Позже Аонэт перестроит стены, заменив дерево, камнем, привезенным из склонов на севере, это стоило ему всего состояния, которое частично восстановил его сын походами против еретиков и иллирийских торговцев, с ними торговавшим. В семейную летопись он вошел, как вождь благочестивой божьей армии, но Оулден твердо стоял на земле обеими ногами, чтобы понимать, что предок его был всего-навсего вожаком удачливой шайки головорезов. Сейчас в стенах и этой шайки бы не наскреблось.

Торжественной встречи наследника не было. Ворота открыли? как только завидели всадников под знаменем, отец раннее послал гонца с вестью о скором прибытии. Гонец был в числе встречающих, вместе с тремя потрепанного вида мечниками и парой лающих под копытами охотничьих грязных собак. Слезая с коня, Оулден обвел взглядом двор: несколько небольших сараев, длинная деревянная конюшня и в центре башенка с деревянной треугольной крышей, из под которой то и дело вылетали вороны. Все было серым и молчаливым, словно комната умирающего. Не таким все это себе запомнил Оулден, не таким.

— Милорд Оулден — старый мечник со следами глубокого облысения, как мог поклонился, придерживая рукоять меча на поясе. Наклонятся ему явно было неудобно, что отразилось на его гримасе.

Вслед за ним поклонились и остальные. Собаки не приближались к гостям, гавкали издалека.

— Где этот чертов мальчишка? — Буркнул один из мечников — Кейн! Кто у господ лошадей принимать будет?

Из конюшни выбежал каштановолосый кучерявый паренек с бегающими серыми глазами, полными растерянности. Он быстро подбежал и подхватил поводья лошади Оулдена.

— Простите, милорд! — Он неловко поклонился.

— С возвращением милорд. Простите за столь скромный прием.

— Ничего, сэр… — Оулдену стало неловко. Он не узнавал стоящего перед ним, хотя, по виду, это был старый вояка отца.

— Ливарх Стейн — напомнил мечник.

— Сэр Ливарх, простите меня за мою память. — Оулден хотел казаться, как можно, более вежливым.

— Да вы меня и застать-то наверное не успели, но я наслышан о ваших успехах в университете. Отец гордится, что его сын… — он запнулся, придумывал концовку.

— Поверьте, с головой я давно не дружу, именно из-за университета.

— Это, сэр Найджел и пришибленный к нам волей судьбы безземельный сэр Шорох.

Сэра Найджела Оулден помнил хорошо и рад был увидеть родное, знакомое, но порядком постаревшее лицо. Но приплюснутый круглый нос, занимавший приличную часть лица, и длинные бакенбарды, свисающие теперь с редеющей головы, наводили воспоминания почти десятилетней давности. А вот Шороха он не знал, воинственный вид и необычное имечко давало огромную долю таинственности рыцарю. На вид ему было примерно столько же, сколько и Найджелу, больше сорока. Темные маленькие глаза, темные длинные волосы, темное лицо, покрытое черно-рыжеватой бородой и черные одежды лишь добавляли загадочности и одновременно отталкивали.

— Пройдемте, обед как раз подоспел.

Краем глаза Оулден заметил, что называвшийся Шорохом не зашел в замок.

Внутри было так же скромно, как и снаружи. Не сказать, что северное имение Таврусов отличалось роскошностью, Тирион Таврус не особенно любит южную столичную моду, в первую очередь, замок — это военное укрепление, в всякие золотые побрякушки лишь мешаются под ногами, поэтому вместо ярких золотых занавесок голые деревянные вставки, а вместо примеров зарождающегося изобразительного искусства — мечи и топоры. Даже единственные гобелен, висевший в главном зале замка вещал о завоевании Альфреда Святого вольных северных танов. Главный зал был на треть меньше по размеру, все остальное почти такое же. За исключением видавшего вида круглого стола. Оулден вспомнил его сразу. В детстве, все соседи благородного сословия считали это странной причудой отца. Сам Оулден тоже не понимал. Позже, друг отца, сэр Марк рассказал юноше смысл такого, оказалось, дело в разбойничестве. Вернее, в благородной защите границ королевства от еретиков со степи и налетов на границы земель герцога Виконта. Как понял Оулден, его отец, будучи молодых и горячим, собрал вокруг себя отряд рыцарей, кажется, их было шестнадцать, и создал, что то вроде ордена. Сам отец не очень любил распространятся о своей жизни до замужества, а всех его братьев погубили клинки врагов, и, по слухам и меч самого Тириона прихватил пару родственников, поэтому информацию любопытный мальчик собирал по крупицам. Зачастую, от окружавших на севере его мечников и щитоносцев, которые когда-то ка краз служили членам отцовского «ордена». Оулден назвал бы это ватагой. Вся суть с круглым столом была в том, что все в ордене имели равные обязанности и права, и долю в добыче, равный шел за равным. Юнному Оулдену это казалось безумно красивым и он только восхищался прозорливостью своего отца, но в университете он вычитал о некоем культе «Колеса», пришедшего, ка кон вычитал «из самой глубокой бездны восточных степей». Его тайно придерживались многие рейнские рыцари, воевавшие со степняками, пытаясь, по старой памяти, задобрить древних богов. Отличительной особенностью, помимо принесения кровавых жертвоприношений в форме жеребенка колесу о восьми спицах, являлось равенство вооруженных всадников друг перед другом и столы круглой формы.

Оулден усмехнулся, усаживаясь, как он полагал, за языческий объект преклонения праведного Тириона Тавруса.