Эревард Гис тихонько ступал на узкие ступени. Возраст сделал лестницы главным врагом. Забавно, на его худые плечи опиралась корона, но сам он не мог без опоры и усилий преодолеть узенькую незаметную лестницу. Судьба неумолима и не щадит никого, не смотря на заслуги. Хотя лорд-канцлер не жаловался, многие его возраста уже давно умерли или обросли жировыми кирасами настолько, что при ходьбе задыхались, словно их легкие были пробиты арбалетным болтом. Эревард усмехнулся в мыслях, представляя, как один из подобных индивидуумов спускался бы по этим узким лесенкам. От этого становилось легче, и преодоленные ступеньки становились символом. Символом того, что ты еще на многое способен.

Вокруг царила удивительная тишина, все похабные выкрики и песни воров и убийц остались позади, за толстыми стенами. Эреварда всегда удивляло, как политические изменники вели себя тихо после того, как оказывались здесь. Они не оскорбляли стражников, не швырялись дерьмом и дерьмовыми похабными шутками, не кричали о своей невиновности — идеальные заключенные. Порой, они нарушали тишину лишь красивыми стихами и веселенькими лозунгами, что довольно забавляло тюремщиков и самого канцлера. Сейчас же стихов не было слышно, и тишина нарушалась лишь шарканьем шагов самого лорд-канцлера.

У допросной его уже встречал лорд-хранитель — глава королевских алых сержантов. В отличие от других, они занимались сохранностью не прикосновения короны вне закона и внегородской стражи. И порой, чудовищными методами, в общем, палачи и костоправы, мастера пыточных дел. Одет он был в длинную тунику самого страшного цвета в мире — белого. Туника была безупречно выстирана и буквально сияла на фоне полутьмы и слабых факельных огней.

— Лорд-канцлер. — Он медленно поклонился. — Простите за хамство, но я все-таки не вижу никаких срочных причин вашего здесь присутствия. Мои специалисты смогут выявить все интересующие вас секреты. И не только. — Тихо добавил он.

— В этом-то все и дело. Эти люди навряд ли знают что-то, вернее, они могут не догадываться, что знают нужную нам информацию.

— При всем уважении, я не понимаю.

— Затем я и здесь.

— С кого начнете?

— С невиновных.

— А ну дай пройти тупой ублюдок! — Коридор разразился громкой бранью.

— Сэр, но….

— Велю тебя высечь, если не отойдешь! За руганью появился третий сын короля — Мердок. Лорд-канцлер устало вздохнул. Разгоряченный юноша мог все испортить. Эревард хоть и понимал стремление молодого принца, однако его эмоциональность, как следствие потрясений, которое он испытал при виде объеденных тел головорезов не помогли бы делу.

— Милорд…

— Нет, господин канцлер, я не уйду! Это все касается уже лично меня!

— Хорошо, если хотите остаться. Ради богов, закройте свою пасть и держите челюсти сомкнутыми все время!

— Что?

— Брат дал мне позволения в случае неповиновения вас поколачивать.

— Ха — Мердок выпрямился, сделав грудь колесом. — И вы посмеете поднять руку на королевскую особу?

— Ваш брат помоет мою руку.

Сзади Мердока появились двое высоких широкоплечих детины, с красными перекрестиями на груди.

— Ладно, я буду молчать, но вы мне поясните. При чем здесь задержанные вами люди?

— Ни при чем. Вернее, напрямую они не знаю о вороне и его сподручных едоков.

— Тогда какого…

— …но все они так или иначе ничто иное, как глаза улиц. Глаза и уши городской толпы, которая видит все, пускай и не осознавая это.

— Получается — попросту теряем время!

— Доверьтесь мне, мой лорд! — Неожиданно повысил голос канцлер. — Или уйдите с глаз и не мешайте!

— Будь вы не таким стариком я бы врезал вам не раздумывая!

«Только высокоблагородной истерики мне не хватало» — раздраженно подумал про себя Эревард — «мальчишка».

— …прошу прощение, я буду молчать.

— Я понимаю вас, милорд, но, мы столкнулись с сильным врагом и очень — очень умным и прямыми методами нам его не выудить. Мы можем лишь по крупицам собирать информацию, всю мелочь.

— Ваши шпионы…

— Мои шпионы не я. Пойдемте…

Первым на беседу привели глав религиозных общин. Сначала был трясущийся лысый толстяк. Глашатай секты святой Адуи, ставившей божественную кормилицу выше бога-отца. Когда-то канцлер подозревал их в связях с еретическим герцогством на востоке и ее правителем герцогом Виконтом, однако это была всего-навсего деградирующая версия еретического учения святой Адуи. Первоначально она действительно повторяло богомильство Виконтов, однако за несколько лет туда втянулись практики старых мистерий и извращенных версий святых мучеников, что привело к тому, что община превратилась в прибежище разных рода извращенцев. Канцлер даже подсылал к ним шпиона из дворян, тот после одной из подобных мистерий вернулся весь покрасневший от стыда и следов похоти. От него он и узнал, хоть в душе они и предпочитали женское воплощение божественного, воплоти, они не отказывались от мужского воплощения плоти, особенно, от такого стройного, которым обладал юный шпион. Эревард усмехнулся про себя, рассматривая трясущиеся толстые щеки сорокалетнего прелюбодея. На шее, под третим трясущимся подбородком он заметил несколько синющих следов — остатки сладострастий. Его пухлая губа трясясь, выпуская на обшарпаный стол струю слюней.

— Вы — проповедник Хармон, первый муж Первосвятой Адуи? — Ровным голосом спросил канцлер. Так было положено по распорядку.

— Й..я…я — он затряс головой, из-за чего слюны на стол упали большим комком.

Канцлер поморщился:

— Вы знаете почему вы здесь?

— Нет, клянусь богом, нет. Наша община не запрещена, конечно, мы ругаемся иногда со святыми отца, но по законам короля мы чисты, мы ничего не делали…

— Мужеложство запрещено по королевским законам.

— не знаю, что вам наплели, все это ложь. Ложь и клевета! — Хармон даже оскорбленно воспрял. — И вообще скажите, кто вам это наплел, и я вам сам могу кое-что рассказать! Про кого угодно!

«Олично, даже долго раскалывать не пришлось. Вот то, что мне нужно».

— Ворон.

— Ч..что?

— Мне нужен ворон.

— В…в…в. в каком смысле?

— Вы считаете меня идиотом?

— Что? Простите, я не знаю вашего имени…я…

— Весь город растерзает банад безбожников — воронят, а вам ничего не известно?

— А, вы про это. Я никак к ним не отношусь. Клянусь. Готов голову на отсечение отдать.

— Это мы еще успеем.

— То есть…нет. Я не это. — он затрясся еще сильнее.

— Перестаньте скулить! — Канцлер ударил по столу. — Целостность вашей головы зависит от того, сколько вы расскажете. Так что, пока ваш рот раскрыт, голова остается на шее. Вы меня понимаете?

— Д-да, конечно.

— Итак, как вы помните. Наверняка, это событие не обошло вас стороной. — Эревард позволил себя расслабленную ухмылку, от которой вынужденному гостю стало только хуже. — Меньше месяца назад был зверски убит первосвященник.

— О, да. Конечно, ужасно…но…

— Не перебивайте. — Злобно бросил канцлер. — Как это пережила ваша община?

— Что, я…я не понимаю. Конечно же, мы были устрашены подобным.

— Вот как? Почему?

— Ну…такое — он тщательно подбирал слова. — Такое могли сотворить лишь чудовища. Это бы напугало любого.

— Понятно, мне это надоело.

— Нет! — Вскочил толстяк, но цепь не дала ему подняться. — Я…я. не знаю! Клянусь! Но…но…

— Что «но»!? — Канцлер ударил по столу. Мердок непонимающе наблюдал за этим: было весьма очевидно, что этот тип понятия ни о чем не имел.

— После… уже после драк в столице, этих ужасных беспорядков, несколько моих подопечных…

— Любовников?

— Подопечных…единоверцев, они говорили о том, что это знамение и пора действовать.

— Действовать?

— Ну, понимаете, храм не всегда относился к нашим молитвам благосклонно и некоторые, особенно из молодняка, очень на это обижались. Но это всего лишь разговоры, клянусь, они никак не связаны с ужасными убийствами. Мы сами живем в страхе перед ними…