Ему тан Железнобокий был бесконечно благодарен, особенно за то, что смог совладать со старой целительницей, и не смотря на все ее проклятья занялся ранами своего приемного сына. Лекарь благополучно смог отбиться и от козней старухи, и от подарков Хорна — изворотливый старикашка.

Но Хаг не смог. После того, как до него дотронулся рейнский лекарь, старуха отказалась напрочь проверять его раны: следить за состоянием и процессом заживления. Но он и сам не особо и интересовался ими.

С каждым днем ноющей боли становилось все меньше, а руки частично, с прежней силой брались за топор, этого, казалось, вполне достаточным. Однако голова все еще мучала Хага. Он помнил практически все виденное в небытие, и не мог выкинуть из головы ни единой детали.

Отец, вернее его образ, тот которым он его запомнил, вновь за многие месяцы явился к нему и к чему-то призывал. Но вот к чему?

Желание бросить все и уйти на поиски вновь засвербило в груди. От этого его раньше отговаривал Хорн, обещая, что на следующую весну он будет волен уйти за кем и куда пожелает. То было две весны назад. Тогда его еще держала мать, но теперь…Почему он еще здесь?

Мысли о том, куда мог отправиться отец, частенько проникали в его голову перед сном. В длинном зале у дяди была огромная карта обитаемого севера. Подробная, ее когда-то сделали рейнские картографы в подарок. Хаг немало времени провел, разглядывая ее. Южная граница начиналась на реке Итин, заканчивалась северным побережьем и фортами, подданными Рейна. Западная граница упиралась в бесконечный океан, а восточная в цепь хребтов, из-за которых северянам приходилось без помощи Рейна отражать нападки горцев и диких Даннан, чьи друиды, в память о прошлом поклялись вырезать всех, кто встал под руку Рейна, чьи друиды служили его отцу и были помазаны дружбой и единой целью. С отцом, но не с дядей. А южнее от этой цепи, проходили непроходимыми границы Первого леса. Где обитали нелюдимые, истинные и старейшие Даннан, коих он видел в свите отца, правда, всего двоих. Они походили на людей разве что тем, что имели две ноги две руки, и одну голову. Это были бледные высокие зеленоволосые гиганты, такими их запомнил Хаг.

Отец мог направиться именно туда, именно оттуда были родом его боги, как все полагали, но сам отец говорил, что его боги — боги Рейна, истинные и искать их следует в самом его сердце. После вновь слышанного зова, воскресших образов танцующих тенях, он почувствовал прикосновение судьбы. Это было знаком, не могло не быть им. Именно в эту весну он убил, он стал готов к путешествию. Оставалось только найти смелости покинуть дядю и брата.

Хаг настолько погрузился в свои мысли, что потерял в них все посторонние звуки: и удар топора, расплывающийся по бревну, и болтовню о приближающемся празднике. Не услышал он и приближающихся коней и смех брата. Из думы его вырвала нависшая тень. Хаг развернулся, позади него на коне восседал его младший брат. В одной руке он держал, уже приросший к руке лук, а другой размахивал, сопровождая страстный рассказ. Когда же Хаг вернул свой слух пространству, он понял, что речь шла об удачной охоте и загнанной дичи. Воган, увидев, что его брат наконец-то вышел из своего мира, и вернулся к ним, радостно потрепал перед его носом связкой из трех серых туш:

— Ты бы своим копьем такое не изловил!

— Да, хватит на тарелочку похлебки.

— Не надейся, поднесу богам перед праздником, и кровь и печень. Не смотри, что малы, от стрел бегали достойно.

— Прям как рейнцы — послышался рядом смешок лесоруба.

— Лучше съедим — возразил Хаг.

Выйдя из раздумий, он осознал, что желудок его полностью пуст.

— На празднике мяса хватит. — Мечтательно протянул Воган, прибирая зайцев к седлу. — Хоттон зарезал десяток поросей и пяток быков. Еды много будет. Ты видел, какую корову на подношение приготовили?

— Не-а, занят. Мне некогда, как видишь, по округе с коня глядеть. — Хаг демонстративно положил широкий топор на плечо.

— Самую крупную — пропустил укол Воган, он был сыном тана, в его обязанности входило только крепко бить клинком, и не быть глупцом. — Рога длинной с мечи, а мяса — он развел руками, показывая тучные бока. — А нам зарезали доходяг. Вот какая разница Лунгу какую корову ему забили? Они же все равно с невестой только кровь изопьют и все. А мясо так и будет тухнуть.

— Прадеды самых пышных пленниц ему резали, или жен. — Стоявший рядом старый седой лесоруб вмешался в раздраженные возражения Вогана.

— Ну, это еще понимаю. Видал жену старосты из Йелунка. — Он подмигнул Хагу. — Вот она бы подошла. Вот я диву даюсь, зерна мало, мяса и того меньше, там только капуста и свекла, а они оба тучнее того облака. Колдовство — пробубнил Воган. — Ладно, я повезу в дом. А ты, когда наиграешься в лесоруба, приезжай ко мне, пора напиться.

— Дядя уже уехал?

— Не, проезжал, щиты еще стояли. Не будешь его провожать?

— Нет, простимся здесь, там слишком много чужаков.

— А я послушаю, похожу, если будет что интересное, расскажу. Хотя, он потрогал лук, — я и так знаю, зачем послы здесь. Говорят, горцы переходят горы, каменные вороны, кажется, с друидом, представляешь?

Хаг пожал плечами: горцы каждое лето совершали разбойничьи набеги, ща исключением последних пару лет, это было обычным делом.

Воган словно догадался о мыслях брата и усмехнулся:

— Не, не простой набег, их много, и трутся они у границ, выжидают. Эхх, — он мечтательно погладил лук. — Если большой набег будет, отец должен меня взять, он обещал. Да и пора мне, засиделся я за отцовой штаниной.

— Ага, еще две весны назад.

— Должен! Я его наследник, а еще не кому стрелы в глаз не загнал. Неправильно, не по-людски.

— Не по-людски вздохнул Хаг, про себя усмехнувшись.

— Ладно — он развернул коня — жду тебя с элем брат.

Хаг посмотрел в спину уезжающему брату и продолжил счищать чешую с бревна.

«Вот и дядю созвали на совет. И правда, идут перемены»

Вчера с севера прибыл вестник под серым флагом — посланники совета танов, который собирался в празднества летом или осенью, каждый год. Однако все дело было в том, что Железнобокого уже не призывали на совет не менее восьми раз. И если его позвали, то дела плохи. Но был бы совсем конец, если бы призвали и северных племен с берегов, что тоже являлись частью северных народов, что считали себя первородными, но ни сами таны, ни уж тем более Рейн видеть их черные щиты не желал.

Хорн собрался явится на совет горделиво и во всей красе. Хаг это понял, как только оглядел богатый и грозный эскорт тана: десятки вооруженных, закованных в лучшие кольчуги всадников под расшитыми знаменами, гремя сталью, проносились сквозь лесные дороги.

Провожая взглядом изумрудные стяги, уходящие на север, Хаг еще раз убедился про себя: «Действительно, грядут перемены». И в воздухе летало предчувствие, что все это как-то связано с тем, что произошло на болотах. И его роль в этом: найти отца, он-то точно знает, кто были те пустоглазые. Но что потом. Ведь он так и не дал ответ на вопрос: кто же танцевал в его кострах?

— Мы и есть эти тени в огнях! — неожиданно пронеслись ветром слова отца.

Хаг отмахнулся. Благо сегодня он напьется, и эти мысли улетят, хотя бы на время.

Возвращаясь на двор тана, Хаг заметил вздымающийся дым из рощи и мелькающие вдали огни. При виде этого работники ускорили шаг и весело запели гимны. Несколько идущих впереди молодых парня сладостно обсуждали каких-то девок из соседних селений, коих они видели на прошлое празднество. И речи их были полны предвкушения увидеть их на этот год. Хаг помотал головой, слушая эти разговоры. По сути, возлежание на свадьбу Лунга и Летты считались частью поклонения, и неженатые парни и девушки могли со всей страстью и без осуждения со стороны старших отдаваться этому ритуалу. При некоторых обстоятельствах даже связь чей-нибудь жены или мужа с посторонней не являлась изменой. Ибо, скорее всего, сама Летта и Лунг спустились к вакханалии, чтобы насладиться, испивая кровь и наслаждаясь плотью. А ребенок, зачатый в эту ночь, непременно должен был стать великим воином или как минимум, ему должна сопутствовать божественное благословение.