– Я пригласила вас, Лансдорф, чтобы сделать следующее предложение, – деловито изложила леди Перси. – Общение со мной отнимает у вас много времени. Вам уже известно, что я рассталась с Бонончини и теперь хочу предложить вам стать моим учителем. Что скажете?

У Дерека радостно забилось сердце.

– Для меня это огромная честь, миледи, – спокойно ответил он, и добавил, обращаясь к Перси, – но что об этом думаете вы, граф, и ваш отец?

– Я всецело согласен с Элен, – улыбаясь, сказал граф Перси, – я уже давно вместе с ней слежу за вашим творчеством, оно мне по душе. А что до отца – ему все это безразлично, он доверяет нашему с Элен вкусу, но вы должны непременно зайти к нему. Можно прямо сейчас, пока он у себя.

От этих слов Дереку стало дурно. Он был в ужасе при мысли о встрече с Нортумберлендом лицом к лицу, помимо прочего из опасения, как бы тот не догадался о его любви к Элен. Граф заметил его страх и снова улыбнулся:

– Не стоит пугаться. Пойдемте, я провожу вас к отцу.

Доведя Дерека до дверей кабинета герцога, граф зашел туда и, выйдя через мгновение, произнес:

– Он ждет вас.

Лансдорф, перепуганный и почтительный, предстал перед герцогом. Тот что-то увлеченно писал. Рядом с ним лежал другой доберман, который посмотрел на Дерека более миролюбиво, чем Гектор. Несколько минут герцог не обращал на него внимания, пока не дописал начатое, а затем, подняв голову, уставился на бедного юношу немигающим взглядом зеленых глаз. Дерек стоял, не смея пошевелиться.

Внимательно разглядев его, герцог изрек:

– Моя дочь желает, чтобы вы были ее учителем музыки, – на минуту он замолчал, а на его неподвижном лице вдруг появилось отдаленное подобие улыбки, – чего вы застыли как истукан?

Дерек, насколько смог, спокойно ответил:

– Если вашей светлости угодно знать мое происхождение и образование…

– Мне это все давно известно, – нетерпеливо перебил его герцог. – Не следует думать, будто я не знаю, в чьем обществе моя дочь проводит столько времени. Должен предупредить – она необыкновенно пытлива, когда речь заходит о новых знаниях и посему вам, вероятно, придется тратить на нее больше времени, чем обычно на это требуется. Такой подход к делу вас устроит?

– Да, ваша светлость.

– В таком случае можете приступать к занятиям. Ваши музыкальные способности меня не интересуют. Моей дочери виднее, какой ей нужен учитель.

Герцог снова погрузился в свои дела, назвав перед этим баснословную, по разумению Дерека, сумму за занятия с Элен.

Теперь Лансдорф проводил много времени в Сайон-хаузе. Его чувства к Элен возрастали день ото дня, но при этом она по-прежнему не давала повода к признаниям, да и в ее музыке чуткий юноша не слышал любви. «Но Элен – девушка необыкновенной красоты и необычного склада ума. Должно быть, и любовь ее также незаурядна, как и она сама», – успокаивал себя Дерек, ведь среди всех своих знакомых она явно отдавала предпочтение ему! Зачастую, она сама желала танцевать только с ним, чтобы он избавлял ее от некоторых слишком назойливых ухажеров.

Круг общения леди Перси составляли писатели, поэты, а главным образом, музыканты и певцы. Среди последних был двадцатидвухлетний итальянский певец и композитор Луиджи Торелли, который безмерно раздражал Лансдорфа своими манерами, а в особенности слишком рьяным ухаживанием за леди Перси. Точнее, за ней ухаживали практически все молодые люди, которые имели счастье общаться с ней, но Торелли был самым горячим ее поклонником. Как композитор он ничего из себя не представлял, и Дерек как-то вскольз намекнул об этом Элен. Она согласилась с ним, но заметила, что Луи, как она его называла, вызывая тем самым в Дереке немалую ревность, примечателен для нее своим прекрасным голосом – у того был великолепный тенор. А его ухаживания заметно забавляли ее. У самой же Элен тоже был чудесный голос – сильное сопрано. Но своим настоящим и главным соперником Лансдорф считал герцога Норфолка. Молодой еще вдовец и владелец огромного состояния, Норфолк был дружен с герцогом Нортумберлендом и, как видно, мечтал жениться на его дочери. Но гордый папаша объявил всем женихам, что не собирается расставаться с дочерью до ее совершеннолетия. Влюбленный Лансдорф все больше и больше привязывался к прекрасной девушке, не замечая в ней никаких недостатков, даже несмотря на ее капризный нрав. Она казалась ему самим совершенством. Элен очень любила животных, и они платили ей за это своей преданностью. Не считая огромного количества доберманов, которые неусыпно стерегли Сайон-хауз, пес Гектор был самым строгим и ревнивым ее стражем. Был у нее и щенок мопса, непомерно толстый, по кличке Жижи. Элен не разводила мопсов, но, когда-то подобрала больную собачку, выходила ее и от жалости так раскормила, что теперь Жижи, привыкшая много есть, сбавить вес уже не могла. Она очень боялась чужих, но, в отличие от Гектора, полюбила Дерека. Заметив это, Элен позволила ему носить иногда Жижи. Дерек был счастлив – такой чести она не удостаивала никого из своих поклонников! Как-то раз в их конюшнях, помогая леди Перси спуститься с лошади, он увидел загон для старых и больных лошадей. Девушка подошла к ним. Раздалось радостное ржание. Одна старая кляча доверчиво положила голову ей на плечо. «Это подруга моего детства. Мы с отцом не отдаем друзей на живодерню», – объяснила Элен, целуя клячу в облезлую морду. В другой раз он застал леди Перси, играющей на скрипке в саду. На плече у девушки сидел прикормленный ею соловей и пел. Увидев Дерека, птичка испуганно упорхнула.

Лансдорф искренне не понимал, отчего Мэри Вильерс, догадавшаяся о его чувствах к Элен постоянно повторяла, что у фарфоровой куклы и сердце из холодного фарфора? Ведь леди Перси всегда старалась помогать талантливым, но бедным музыкантам, певцам, художникам и писателям, тратя на это свое содержание, получаемое от отца. Но эти деньги, как правило, быстро заканчивались, и тогда она черпала средства из щедрого кармана графа Перси втайне от отца – тот терпеть не мог богемы вообще. И милостыню свою она творила столь деликатно, чтобы ни коим образом не задеть достоинства нуждающегося. Размер оплаты его труда тоже был делом рук леди Перси, позже он узнал, что сам Бонончини получал от герцога вдвое меньше него!

Дерек уважал Мэри Вильерс, считал достойной и умной девушкой. Она утверждала, что у Элен отнюдь не романтическая натура и ненавязчиво, по-дружески намекала – чтобы хорошенько ее узнать, достаточно взглянуть на ее отца. Но влюбленному юноше и сам герцог не казался больше таким ужасным и злым, хотя он по-прежнему боялся его. Просто все, что относилось к обожаемой им девушке, казалось таким прекрасным! Лансдорф уже думал признаться ей в своих чувствах, но робел, не зная понравится ли ей это. По просьбе Элен он представил ей, помимо Гарсиа, остальных своих друзей. Дерек втайне опасался, как бы красота Гарсиа не затмила перед ней его талант, но к своему удивлению обнаружил, что тот произвел на нее совершенно обратное впечатление. Из его друзей она особо выделила некрасивого и веселого Пирсона. Теперь они тоже стали частыми гостями Сайон-хауза, играя уже не квартетом, а квинтетом, где первой скрипкой всегда играла, конечно же, леди Перси.

Для Лансдорфа было поразительно, что герцог Нортумберленд никогда не препятствовал таковому образу жизни своей дочери: ведь иногда Сайон-хауз буквально наводняли нищие певцы, музыканты, актеры и прочие представители богемы. Но Элен благоволила только талантливым, так что остальные уходили несолоно хлебавши, стараясь стащить что плохо лежит и от этого порой не спасали ни слуги, ни доберманы.

Леди Перси задумала было устроить у них придворный театр, но герцог был взбешен подобным предложением и запретил даже мечтать об этом. Зато постановку новой оперы Генделя папаша все-таки оплатил, чтобы смягчить перед дочерью свой отказ!

Приехав в очередной раз для занятий, Лансдорф увидел как леди Перси с братом несутся на конях и фехтуют прямо на скаку! Леди Флеминг и графиня Перси наблюдали за ними из беседки. Дерек остановился, завороженный необычным зрелищем. Они засмеялись, увидев его, спешились и продолжили свой поединок на траве.