– Что это за музыка?

– Это менуэт, – смутился Дерек.

– Ты ведь, как будто, не пишешь ничего для танцев?

– Вообще-то да, но поступил такой заказ, и я решил попробовать.

– Кто же заказчик?

– Одна очень знатная дама.

«Он хочет меня уморить! Неужели его соблазнила одна из светских замужних блудниц? О, как я этого боялся!» – в ужасе подумал Фредерик, но все же сдержался, пожал плечами и вышел.

В полдень к Дереку пришли заниматься певцы из придворной капеллы герцога Чандоса для разучивания новой оратории. В залу, где они занимались, зашел Фредерик.

– Отец? – удивился Дерек.

– Хочу немного послушать божественных гимнов. Я не помешаю.

Во время пения отец Фредерик внимательно всматривался в лица певиц – вдруг сын обманул и это какая-нибудь певичка! Но как он ни старался, ничего подозрительного обнаружить ему не удалось.

Спустя три дня Дерек сидел в обычное для него время в кофейне Уилла в обществе нескольких поэтов. В кофейню зашел важный лакей в дорогой ливрее и направился прямо к нему.

– Господин фон Лансдорф?

Получив утвердительный ответ, лакей сообщил, что леди Перси находится в данный момент в Ковент-Гардене и выражает желание, чтобы он немедленно появился там. Тут же распрощавшись с поэтами, Лансдорф поспешил в театр. Зайдя туда, он увидел леди Перси, любезно беседующую с Генделем. С ней были ее гувернер Грейл и леди Флеминг.

Элен заметила его и сделала знак веером подойти.

– Господин Гендель исполнил мой заказ, – довольно произнесла она и протянула тому кошелек, – три сонаты для скрипки!

Гендель вежливо поклонился.

– Миледи, у меня тоже кое-что для вас имеется, – сказал Лансдорф и вдруг спохватился, – как я мог! Забыл в кофейне! Меня позвали…

– Да не волнуйтесь вы так, – улыбнулась Элен, взяв под руку Долорес, – идемте же туда и заберем.

Кивнув на прощание Генделю, девушки и Грейл пошли к выходу.

Лансдорф ощутил на своей спине злобный взгляд немца-композитора.

– Мы подождем вас в карете, – сказала на улице леди Перси.

Быстро забрав забытые в кофейне партитуры, Дерек сел к ним в карету и протянул их Элен.

– Менуэты? Но вы же сказали, что не пишите их?

– Я решил попробовать. Отдаю их на ваш суд.

Леди Перси пробежала глазами по нотам:

– Но это же недурно, весьма недурно! Что ж нам делать а, Долли?

– В чем проблема, миледи? – спросил Дерек.

– В том, что негде играть. Я, собственно, искала вас, чтобы показать некоторые свои сочинения. Уверена – в них есть недочеты, и мне нужно точно знать какие. Бонончини только восторгается.

Может оттого, что мой отец хорошо платит ему. Но мне-то нужна правда!

– А господин Гендель не смог ответить на ваши вопросы? – с хорошо скрытой ревностью спросил Дерек.

– Гендель? Он тоже восторгался, но явно неискренне. Знаете ли, с ним тяжело общаться. Говорят, он ужасно обращается с певицами и вообще груб.

Дерек достал из кармана пошетту[17] и протянул ее девушке, но она с презрением отвергла такой инструмент.

– Может, поедем к Мэри Вильерс? – предложила Долорес.

– Уэлсли там нас быстро обнаружит и не даст играть. Мы же только что ловко улизнули от него! Послушайте, Лансдорф, а где вы живете?

Дерек слегка покраснел.

– Я живу в таком месте, куда ваша светлость вряд ли захочет войти.

– Но отчего же? У вас ведь имеется скрипка, клавесин?

– Даже домашний орган и некоторые духовые, – ответил страшно смущенный Дерек.

– Так чего же еще нам надо? – обрадовалась леди Перси. – Мы едем к вам! Назовите адрес кучеру.

в XVI–XIX веках. От франц. «poche» – карман.

Лансдорф повиновался, и карета тронулась. Грейл сухо заметил:

– Я бы не советовал вам, миледи, ехать запросто, неизвестно куда с малознакомым человеком.

Лицо леди Перси застыло, в глазах промелькнул недобрый огонек. Она медленно произнесла:

– А кто здесь нуждается в ваших советах, сэр?

– Вот именно, Грейл! – подхватила Долорес. – К тому же вы-то едете с нами!

Грейл недовольно промолчал и уставился в окно. Воцарилось молчание. Лансдорфу явно было не по себе.

– Мой отец, леди Перси, редко заходит в зал, где я принимаю музыкантов, – тихо заговорил он, – но все же если зайдет… вобщем, он очень благородный человек, но может показаться вам несколько, как бы это сказать, странным.

– Думаете, меня можно этим смутить? – улыбнулась Элен и многозначительно посмотрела на свою подругу. – Господин фон Лансдорф, приходилось ли вам жить под одной крышей с мегерой, скандалисткой, ханжой, ищейкой, злобной фурией – и все в одном лице?

– Простите, я не понимаю вас, миледи.

– Поняли бы, если б близко знали мою невестку – графиню Перси, – тут девушки весело рассмеялись, чем несколько разрядили напряженность Лансдорфа.

– Слава Богу, Оливер разрешил эту проблему, – сказала леди Флеминг, – кстати, господин фон Лансдорф, мы напросились к вам в гости, но даже не знаем, как вас зовут.

– Мое имя – Теодерих Вольфганг Иоганн. Сокращенно – Дерек, если вам угодно.

– Теодерих Вольфганг Иоганн фон Лансдорф – как-то по-немецки длинно, – заметила леди Перси.

– Ну уж не длиннее твоего, – засмеялась Долорес.

– Разве миледи зовут не Эллен Эдуарда? – спросил Дерек.

– Эллен Эдуарда Анна Изабелла Катарина Анаис Элеонора Луиза Элизабет Беатрис София Кристина, – с улыбкой ответила леди Перси, – запомните? Матушке и всем остальным нравится называть меня Элен на французский манер, как вы наверное и сами заметили, но отец зовет меня Нэдди, то есть – Эдуарда.

– Я обязательно запомню это, миледи. А у вас, леди Флеминг, такое же длинное имя?

– О нет, со мной все просто – Мэри Долорес. Я никогда не пользуюсь своим первым именем.

Так, незаметно за разговором, они подъехали к пансиону Дерека.

Один из камер-лакеев, ехавших на козлах, открыл дверцы. Вокруг них моментально начала собираться стая зевак, ибо такие кареты не часто останавливались возле пансиона миссис Астер.

Войдя в апартаменты Лансдорфа, леди Перси не спеша огляделась:

– Что ж, у вас довольно мило, – она подошла к его столу, на котором с чисто немецкой аккуратностью были разложены бумага для писем, партитуры, катехизис и кругом ни одного чернильного пятнышка, ни пылинки. – Лансдорф! – восхищенно сказала девушка.

– Что-то не так, миледи? – обеспокоился Дерек.

– Вот именно! Такой идеальный порядок! А у меня вечно разбросаны партитуры везде, я ужасно злюсь, когда прислуга собирает их – ничего после нее не найдешь. И не только партитуры, но и другие вещи. Ну да ладно. Взгляните-ка на мои сочинения.

Дерек стал их просматривать. В основном они были для клавесина, флейты, скрипки или для двух скрипок. Его удивила строгость и отсуствие манерности в ее музыке, хотя в некоторых сонатах все же проступала сентиментальность. Стало ясно, почему она выбрала именно его в качестве критика: они писали светскую музыку примерно в одном направлении, отходя от вычурного барочного стиля. Еще одно приятно удивляло – Элен была необыкновенно грамотна в написании, лишь с небольшими погрешностями.

– Что вам сказать? Написано совсем неплохо, – он черкнул пером в нотах, – вот здесь бы я внес поправки в гармонии. Спешу заметить, я приятно удивлен.

– Вы считаете, девушка не может написать хорошую музыку?

– Не в обидном смысле, миледи. В любом обществе, как вы знаете, всегда было принято, что женщина – это жена и мать. А осваивать профессии чисто мужское занятие. Но тут, я спешу вас заверить, – Дерек улыбнулся, лаская ее взором своих лучистых глаз, – что я лично совершенно не согласен с таковым общественным мнением. Грешно зарывать такие таланты как у вас в землю. Но ведь и далеко не все девушки стремятся познавать какие-либо науки, чего никак не скажешь о вас. И еще: у вас видно врожденное чувство гармонии и хотя пока есть некоторые недостатки, я уверен – вы пишите недавно и со временем отточите свое мастерство.