– Я к вашим услугам, леди Перси.

– Элен, пожалуйста, возьмите свою скрипку и сыграем вместе трио Лансдорфа для двух скрипок и клавесина, – попросила Мэри.

– Я вообще-то хотела послушать… но, хорошо.

Мэри села за клавесин, разложив на пюпитре партитуры. Леди Перси и Лансдорф встали сзади. Во время игры Дерек стоял к ней так близко, что ощущал тонкий аромат ее духов. Не боясь быть пойманным, он стоял спиной к остальным и разглядывал ее плечи, шею, прекрасные волосы, маленькое ушко с сапфировой сережкой.

Закончив игру, она спросила:

– Ну что вы скажете о моей игре? Только честно!

– Леди Мэри была права – у вас талант. Я слышал, ваш учитель сам Бонончини.

– Да, но мои вкусы стали меняться. Мне теперь все меньше и меньше нравится его итальянская музыка. Ведь Гендель пишет несравненно лучше. А вас я ставлю еще выше Генделя! Но только объясните – отчего вы не пишете танцев? Я так люблю менуэт! А опера, мне кажется, далась бы лучше вам, чем Генделю.

Лансдорф смутился, не зная что ответить. Мэри ответила за него:

– Господин Лансдорф – сын пастора и потому, наверное, не любит легкой музыки, верно?

– Не совсем так. Я действительно имею, быть может, несколько несовременные религиозные взгляды, но… просто я не думал об этом, вот и все, – смущенно пояснил Дерек.

Элен смотрела на него с минуту не отрываясь, а затем произнесла:

– Мне жаль, что я не смогу в ближайшее время пригласить вас поиграть у нас во дворце. У меня имеется огромная коллекция редких партитур, – она вдруг погрустнела, – видите ли, господин Лансдорф, герцогиня – моя мать очень тяжело больна, и отец запретил музицировать даже в самых укромных уголках нашего дворца.

Дерек с участием посмотрел на нее.

– Но вы могли бы некоторые партитуры принести сюда! – возразила ей Мэри. – Можно устроить концерт, правда господин Лансдорф?

Моему отцу бы это понравилось.

– Не знаю, прилично ли мне бывать сейчас на концертах? – вздохнула леди Перси.

– Но Элли, матушке всегда нравилась хорошая музыка, твоя игра, – вмешалась Долорес, – я не думаю, что ей было бы это неприятно, она такая добрая!

– Да, да, – подхватила Мэри, – вот, посмотрите – господин Лансдорф принес нам свое новое творение для клавесина.

Леди Перси живо подошла, пробежала глазами по нотам и, сев за клавесин, заиграла. Девушки и Грейл сидели в креслах, а Дерек, делая вид, что наблюдает за игрой, снова любовался красавицей. Никто и не заметил, как появился дворецкий. Когда Элен закончила играть, он возгласил:

– К вам лорд Уэлсли!

Мэри сразу охватило волнение. Леди Перси поднялась и устало вздохнула:

– Нет, это поистине становится невыносимым! Таскается за мной повсюду. Сейчас наверняка он был во дворце, проведал там, что я поехала сюда и примчался следом!

– Он любит тебя, – улыбнулась Долорес.

Леди Перси рассердилась:

– Я ему много раз говорила, что его любовь мне не нужна. Как можно быть таким настырным!

В зале показалась долговязая фигура молодого Уэлсли, сына герцога Веллингтона. Поздоровавшись с девушками и не обратив внимания на Лансдорфа, он робко сказал Элен:

– Миледи, во дворце мне сказали, что вы…

– Что я здесь, – резко перебила его она, – но уже ухожу! И не смейте за мной следовать, слышите? Грейл, Долли, идемте, – затем она повернулась к Мэри, – непременно скоро заеду снова. А с вами, фон Лансдорф, я надеюсь увидеться на днях, – и она протянула ему руку.

Дерек ее почтительно поцеловал. Леди Перси, дружески потрепав Бетти по щеке, вышла со своей свитой. Уэлсли, пробормотав какие-то извинения, бросился вслед за ними.

– Да неужели в вас совсем нет гордости? – неосторожно вырвалось у Мэри.

«Похоже, здесь кипят страсти» – подумал Лансдорф и, сохраняя отрешенный вид, отвернулся к окну, желая дать Мэри прийти в себя.

– Надо полагать, наш урок сегодня закончен, господин Лансдорф? – прошептала Мэри.

Дерек повернулся и увидел, что она плачет. Быстро достав платок, она утерла слезы.

– Простите, мне так стыдно. Вы ведь все поняли, конечно? Умоляю, не говорите никому, – вновь заливаясь краской, заговорила смущенная девушка.

Дереку стало жаль ее.

– Да ничего я не понял, слышите? Ничего, – ответил он и тихонько пожал ей руку.

– Спасибо, вы очень великодушны, – слезы продолжали течь по лицу Мэри. Утерев их вторично, она спросила, – сознайтесь, леди Перси произвела на вас должное впечатление, так ведь?

– Она очень талантлива.

– Да я же не об этом. Только не подумайте, будто я не люблю ее.

Мы с детства знакомы и она хорошая подруга. Но скажите мне ради Бога, если есть девушки подобной красоты, ума, таланта, то что делать остальным, таким как я?

– Я глубоко убежден, леди Мэри, что настоящая красота женщины заключается в ее добродетели, верном и любящем сердце, в котором нет места гордыне и лицемерию.

– Так мог бы сказать любой мужчина до встречи с леди Перси, – всхлипнула Мэри. – А ведь она гордячка! Люби она его, я, может, и не так страдала бы. Но она глубоко презирает Уэлсли, насмехается над ним и прочими безумно влюбленными в нее глупцами, а сама любит только свою скрипку.

– Но разве плохо любить музыку?

– Конечно же нет, но надо уметь любить и уважать других людей! Разве не это заповедал нам Господь? Ах, – внезапно осеклась она, – простите, я, кажется, несколько необдуманно увлеклась своими рассуждениями. Кстати, вы ей понравились. Элен очень капризна.

Подобное от нее я слышала только о Генделе, но вам она говорила сплошные комплименты. К тому же она подала вам руку – это очень добрый знак, поскольку обычно этого Элен не делает никогда. Так что поздравляю вас – леди Перси умеет ценить талант и возможно скоро перед вами откроются двери самых знатных домов в Англии.

Лансдорф скромно промолчал.

Домой Дерек почти что летел на крыльях от счастья. «Вы ей понравились» – стучали у него в голове слова Мэри, а губы все еще ощущали нежность ручки Элен.

Фредерик, увидев сына, остолбенел:

– Что с тобой? Какая идиотская улыбка! А…я, кажется, догадался! Проклятый испанец добился своего – ты пьян, католики напоили тебя в таверне! Я знал, я чувствовал, эта дружба добром не кончится!

– Отец, я не был в таверне и не пил, – тихо возразил Дерек.

– Как не пил? – отец начал подозрительно принюхиваться, а сын неожиданно обнял его, затем резко забежал в свою комнату и закрылся в ней.

– Открой! Немедленно открой! – неистово бился в дверь отец Фредерик.

– Я уже сплю, отец. Завтра поговорим.

Тот вскоре устал и отошел от двери. От шума проснулся Клаус и, увидев брата, кинулся к нему на руки.

– Как я всегда по тебе скучаю, – грустно сказал ребенок, – ты сейчас какой-то особенный.

– Просто сегодня мне улыбнулась удача. Могу же я быть хоть немного счастливым?

– Конечно, – убежденно ответил Клаус, – ведь ты – самый лучший на свете!

«Если бы так думала леди Перси!» – мысленно грезил Дерек, укачивая брата, и когда тот заснул, отнес его в постель. Сам же он уснуть никак не мог, в его голове бродили беспорядочные мысли: «Гордячка!

Но почему? Она была со мной мила. Все зовут ее Элен, это как-то по-французски, но так нежно – Элли. А у Уэлсли такой глупый вид, что мне сдается, он надоел бы любой девушке. Мэри любит его, а потому злится, вот и все. По словам Мэри, Элен любит только скрипку, но это же означает, что ее сердце свободно!». От этой мысли Дереку стало так хорошо, что у него внутри зазвучала новая музыка. Стараясь не разбудить Клауса, он осторожно зажег свечу, сел к столу и начал записывать звучащие в голове ноты.

Почти не спав всю ночь, наутро Дерек сел за клавесин – посмотреть что получилось. Услышав эту музыку, Фредерик понял, что в сердце его сына вошла любовь. Он рассердился и собрался потребовать объяснений, но тут же передумал: «силой ничего не добьюсь – упрямец начнет скрываться от меня. Лучше сделаю вид, что ничего не замечаю, а тем временем выясню кто она!». Зайдя в залу, он спокойно спросил у сына: