– Выслушайте меня внимательно, миледи, – холодно сказал он жене, – вы немедленно отправляетесь в Нортумберленд, будете жить в Алнвике.

– Вместе с вами?

– Нет. Вы едете туда без меня. Я пока остаюсь в Лондоне.

– Не знаю, чего еще наговорила вам ваша сестра, но…

– Я больше не потерплю никаких возражений! Немедленно собирайтесь, карета уже ждет вас.

Граф Перси вышел, резко развернувшись на каблуках. Герцог, хоть и не присутствовал при этой сцене, все слышал слово в слово.

Может, в первый раз он остался доволен твердостью сына. «Если бы Оливер был таким решительным и в политике…» – думал он.

А Элен с Долорес так и остались стоять посреди гостиной.

– Теперь-то вы обе, наконец, удовлетворены? – прошипела им Полина, но в глазах ее заблестели слезы.

И тогда девушкам стало жаль невестку. У них было такое чувство, что они тоже ее выгнали.

Дерек проснулся в хорошем настроении. Наскоро перекусив, он умылся и надел чистую блузу, на нее свой старый, но идеально чистый камзол, а затем и кафтан. Стоя у зеркала, он аккуратно расчесал и скрепил свои волосы на затылке, а после тщательно приладил, напудрив, новый дорогой парик. Наблюдая за туалетом сына, Фредерик саркастически заметил:

– Как можно позволять себе тратить деньги на такой дорогущий парик, когда имеются свои вполне приличные волосы?

– Ах, оставьте, отец, – возразил сын и поспешил на улицу.

Сев в наемный экипаж, он доехал до Ковент-Гардена[12], где его ожидали для занятий с оркестром. Пробыв там около двух часов, Дерек зашел, как обычно, в кофейню Уилла, что близ Ковент-Гардена, побеседовать с некоторыми музыкантами, критиками и их патронами – это было их излюбленное место, а также поэтов и литераторов.

Кофейня тогда была местом, которое ныне предназначается клубу. Кроме того, кофейня способствовала сглаживанию социальных различий, и в ней можно было видеть высоких аристократов, сидящих запросто с простыми дворянами. В те времена, когда не было ни настоящей журналистики, ни, тем более, телефонов или телеграмм – кофейни служили источниками различных новостей. В кондитерской Уайта на Сент-Джеймс стрит собирался высший свет. Тори[13] посещали кондитерскую «Кокосовое дерево», виги[14] – кофейню на Сент-Джеймс стрит. Кофейня Треби обслуживала духовенство, а «Греческая», куда любил захаживать и наш герой – людей науки и искусства.

Побыв немного в кофейне, молодой фон Лансдорф отправился преподавать музыку, а к вечеру заглянул в таверну «Два петуха» повидать друзей. Таверна эта потому имела такое название, что в ней постоянно проходили петушиные бои. Гарсиа любил бывать в ней, так как здесь завсегдатаям подавали отличный невыдохшийся эль[15].

Поужинав там с Гарсиа, по дороге домой Лансдорф сообщил, что органный концерт по заказу герцога Чандоса будет готов уже вечером, а его премьера состоится в замке герцога через два дня.

– Для тебя это неплохой шанс доказать старому герцогу, что ты пишешь лучше Генделя, – заметил Гарсиа.

– Надеюсь, что так.

– Ладно, мне нужно срочно идти. Буду нужен – зови.

– Опять новая девушка? – понимающе улыбнулся Лансдорф.

– Не всем же засматриваться на дочек герцогов, – парировал Гарсиа.

Лансдорф опустил глаза.

– Ага, поймал! Она так сильно тебе понравилась?

– Леди Перси настоящая красавица. Любой бы засмотрелся.

– Ну, не скажи. По мне леди Флеминг ничем не хуже – такая белокурая, нежная, – Гарсиа на мгновение мечтательно задумался, затем продолжил, – конечно, леди Перси бесспорно прекрасна, но по сути – это ужасный нестареющий Нортумберленд в платье! У нее такой же жуткий взгляд – когда смотрит, аж мурашки по спине. Нет, мне по душе более хрупкие создания.

Лансдорф промолчал, подумав про себя: «Странное дело вкусы.

По-моему, эта девица Флеминг совершенно незаметна рядом с такой редкой красавицей, как Эллен Эдуарда. К тому же ты наверняка и лжешь, приятель, просто от того, что она на тебя и глядеть не станет».

Друзья распрощались. Лансдорф не торопясь шел по улице. Магазины и лавочки уже закрывались. Юноша остановился около витрины с фарфоровыми игрушками. Одна кукла привлекла его внимание:

роли парламента и ограничение королевской власти.

зеленоглазая, с каштановыми кудряшками. «Да это же прямо она!» – невольно подумал Лансдорф и сокрушенно вздохнул. – «Фарфоровая кукла! Что же скрывается за вашей красотой, леди Перси?». Пройдя чуть дальше, он увидал уже знакомую ему вывеску «Школа фехтования». Теперь он точно решил, что завтра же запишется в нее.

Через два дня состоялся его органный концерт, успех которого был несомненным. На нем присутствовало много высшей знати, но ни леди Перси, ни других членов семьи герцога Нортумберленда не было. Это огорчило юного композитора, но он все еще не осознавал, что образ девушки постепенно завладевает всеми его мыслями.

Несколько дней спустя Дерек как обычно давал урок музыки дочерям графа Джерси. В зал, где они занимались, зашел дворецкий и тожественно объявил:

– К вам ее светлость леди Перси и леди Флеминг.

У Лансдорфа бешено заколотилось сердце. С большим трудом ему удалось сохранить невозмутимый вид. Издали послышался легкий стук каблучков, и вот перед Дереком появилась дочь самого могущественного и знатного герцога со своей подругой. Их сопровождал тот самый господин, которого Дерек видел с ними в парке. Следом вошли двое здоровенных камер-лакеев, которые остались стоять в дверях. В руках у леди Перси был футляр со скрипкой.

Леди Мэри и ее младшая сестра Бетти вышли к ним навстречу, присев в поклоне.

– Как я рада, Элен, наконец видеть вас! Вы словно о нас забыли, – сказала Мэри.

– Ах, дорогая, из-за болезни матушки совсем нет времени, – ответила леди Перси.

– Прошу, располагайтесь. У нас сейчас как раз урок музыки, – Мэри сделала жест в сторону Дерека, – выполняя вашу просьбу, спешу представить нашего учителя – достопочтенного[16] фон Лансдорфа.

Дерек молча поклонился.

– Ее светлость леди Эллен Эдуарда Перси и леди Долорес Флеминг, – еще раз представила Мэри девушек.

– Джозеф Грейл, главный гувернер леди Перси, – предупреждающе представился господин, сопровождавший их.

Неподвижные глаза дочери герцога впились в Лансдорфа. От ее взгляда юноша похолодел. Наступила пауза. Наконец она произнесла:

– У меня создалось впечатление, будто я прежде видела вас.

– В Сент-Джеймском парке, – подсказала ей Долорес, – помнишь юношу с маленьким братом?

– Ах, да, – усмехнулась Элен, – на вас был смешной парик. Никогда бы не подумала, что вы и есть тот самый фон Лансдорф!

Дерек постепенно обрел дар речи:

– Миледи знакомо мое скромное творчество?

– Очень даже. Но не прибедняйтесь. Не желая льстить, скажу, что считаю вас талантливым композитором. Однако я не думала, что вы так молоды. Сколько вам лет?

– Девятнадцать, миледи.

– Девятнадцать? – удивилась девушка. – А на вид гораздо меньше! Что ж, на самом деле это неважно. Я бы желала послушать ваш урок и именно вашу, Лансдорф, музыку, ведь я уже давно так хочу этого.

– Что будет угодно слышать вашей светлости?

Элен недовольно повела хорошеньким носиком:

– Отбросим «светлости». Леди Перси – вполне достаточно. Хотелось бы услышать одну из ваших сонат для скрипки и клавесина.

Мэри, вы согласитесь на партию клавесина?

– С удовольствием, но должна сказать вам, господин Лансдорф, что леди Перси превосходно лучше меня играет на клавесине, а тем более на скрипке!

– Вот как?

– Вы захвалили меня, Мэри, – сказала Элен, – между тем, мне было бы интересно узнать ваше личное мнение, Лансдорф, на этот счет.