Коналл пару минут слушал Калли, убеждая себя, что она в порядке. Она говорила утомлённо и скучающе, но в остальном — нормально.

После этого Коналл заставил Тею торопиться, зная, что Эшфорт примется выслеживать их.

Они были в дороге больше часа и почти не говорили. За последнюю пару дней Коналл понял, что Тея, как и он, не болтлива, пока не задают конкретный вопрос. Ему это нравилось. Их молчание было простым, как у друзей, давно знающих друг друга. Но так Коналл оставался со своими мыслями, а это не лучший вариант.

Тея сказала, что её слабость железо. После этого открытия в голове всплыли самые абсурдные выводы, которые никак не могли быть правдой. Потому он вёз её к другу, Вику. Вик вампир двухсот тридцати четырёх лет, который жил то в Глазго, то в Осло. Они встретились, когда он купил одну из старейших бутылок виски из коллекции «GlenTorr». Коналл доставил её в Глазго и был удивлён, что покупателем оказался вампир. У них было схожее чувство юмора, и Вик восхищал Коналла знаниями. Он любил учиться, имел множество степеней нескольких лучших университетов мира и связи по всей планете. Коналл и Вик оставались на связи, и Коналл навещал его, когда они оба находились в Глазго. Он знал, что Вик был в Осло, потому что отправлял ему небольшой ящик виски перед тем, как поехал искать Тею. Если кто и мог знать, кто Тея, то это Вик. Он знал всё о сверхъестественном мире и сможет прогнать бред из головы Коналла.

Коналл взглянул на Тею. Ему нравилось смотреть на неё. Слишком нравилось. Она доверяла ему, и это радовало. Он хотел убрать волосы ей за ухо, чтобы лучше видеть лицо, но сдержался. Он хотел постоянно её касаться. И знал, что и Тею к нему влекло, чувствовал это по запаху. Эта сложность им не нужна. Коналл должен игнорировать желания. Ради Калли, ради стаи. Ради него и ради Теи.

Коналлу нужно отвлечь их обоих.

— Твои родители знали? О железе?

Её глаза были почти чёрными в сумраке салона джипа, и на фотографиях Эшфорта выглядели тёмными, и их насыщенное тепло в реальности стало неожиданностью. Как и эмоции в них. Как Коналл мог подумать, что в этой женщине было зло?

«Коналл, порой ты ведёшь себя, как дурак».

Голос Теи отвлёк его от укоров.

— Не так много предметов сделано из чистого железа. Ну, по крайней мере, было. — Она невесело посмотрела на него. — В последнее время чистым железом стали украшать перила. Весело придумали.

Коналл задумался — чистое железо серебристо-серый металл, чуть податливее железа, но достаточно прочный, чтобы нанести урон. Спина Теи тому доказательство. Но если железо так отравляло Тею, не было важно, насколько оно чистое. Как и с серебром у волка, одно прикосновение к коже обжигало. Коналл побелел, представив, как ощущалось бы, если бы его отстегали плёткой с серебряными наконечниками, и поразился силе Теи.

— Так они не знали.

— Может, и знали. Мы не говорили об этом. Чистое железо содержит меньше углерода, поэтому не так прочно и нечасто используется, как другие материалы. Сейчас больше того, что называют коммерческим чистым железом, но оно всё же влияет на меня. То, из чего кузнецы делают те дурацкие декоративные перила… но… — Она с дрожью выдохнула. — Его используют и в авиации. Чистое железо я проверила в Гугле первым делом, когда убежала от Эшфорта. Там была страница, где говорилось, что коммерческое чистое железо используют в авиации.

Коналл молчал, пока обдумывал это. Она считала…

— Тея, — мягко произнёс он, — многие самолёты из алюминия.

— Алюминия? — у неё «ю» прозвучало как «ух».

— Да. Только не алухминий, а алюминий, — подразнил он, пытаясь убрать напряжённое выражение с её лица. Тея не могла винить себя в смерти родителей. Она не улыбнулась на его шутку.

— А маленькие части самолёта? Там может где-то быть чистое железо?

— Чтобы ты заставила самолёт упасть? — Он покачал головой. — Вряд ли, малышка. Ты… — Он не хотел возвращать её туда мыслями, но было важно успокоить. — Ты чувствовала боль или нечто похожее на простуду, когда села на самолёт с родителями в тот день?

Она сглотнула так сильно, что он слышал это.

— Нет, — прошептала она. — Я не знала тогда, но чувствовала себя так, как когда происходит что-то плохое. Шею обжигает и покалывает, сердце колотится, а внутри страх.

Коналл выгнул бровь.

— И ты каждый раз так ощущаешь опасность?

— Ага.

— Но ты не ощущала боль в тот день?

— Нет.

— Тогда твои инстинкты знали, Тея, что с самолётом что-то не так. Не ты причина катастрофы. Просто инстинкты говорили, что самолёт упадёт.

— А если от моих эмоций стало хуже? Я поджарила самолёт Эшфорта, а перед этим разбила лобовое стекло.

Коналл хотел остановить машину и посмотреть ей в глаза, говоря следующие слова, чтобы она видела его уверенность и искренность.

— Тея, ты не убивала своих родителей. Ты пыталась их спасти… не твоя вина, что они не послушали.

Она надолго замолчала, и он думал, что расстроил её. А потом:

— Порой я виню их за это. Они должны были понять, ведь знали меня. Знали… что я другая. Что нужно слушать меня, раз мне казалось, что что-то не так.

Он был рад, что отвлёк её от мыслей о своей вине и спросил:

— Когда они поняли, что ты другая?

— Как только я родилась. Они поняли, что что-то не так после анализа крови. У меня ДНК не совсем человека. Такую ДНК не заносят в базу.

Коналл кивнул.

— И у оборотней так. Врачами и акушерками у нас работают такие же оборотни.

— Умно. Но мои родители были людьми, так что я — загадка. Врачи провели анализ снова, оставили меня в больнице, но после месяцев различных тестов, не обнаруживших, что моя ДНК может вести к проблемам со здоровьем, другой доктор отправил моих родителей домой со мной. И они покинули город. Мама зарабатывала хорошо у Эшфорта, и они переехали в пригород Вестчестера. Мама с папой говорили, что, когда мне исполнился год, они поняли, что я особенная. Я начала говорить предложениями.

Коналл фыркнул.

— Как рано.

— Очень. И я была сильной. Сильнее папы. И… могла двигать предметы.

Он нахмурился не только от информации, но и от трепета в её голосе.

— Двигать предметы?

— Не касаясь их.

Коналл посмотрел на неё, и она с опаской посмотрела в ответ. Он хотел, чтобы она так не делала. Со спокойным выражением лица он произнёс:

— Я не знал, что ты так умеешь.

— Я и не могу. — Она покачала головой. — Уже не могу. Эшфорт не знает об этом. Родители этого так сильно испугались и пытались защитить, так что попросили меня остановиться. Я так и сделала. И годы без применения, казалось, поставили ментальный блок. Но когда сильно волнуюсь, почти могу вновь так сделать.

— Как когда включила свет в отеле вчера?

— Да. Мои родители, видимо, знали, что что-то не так. Папа даже не мог принять, что я была не его. Он доверял маме. И я точно его ребёнок. — Коналл посмотрел на Тею, которая мягко улыбалась. Он посмотрел на её рот, а потом повернулся к дороге. — У меня его тёмные волосы, глаза и улыбка. А мама рыжеволосая.

— Как и моя. — Коналл улыбнулся воспоминаниям. — Как и Калли.

— Я… видела фотографию.

— Где?

Она робко на него смотрела.

— Когда крала деньги из твоего кошелька.

— А, точно. — Он хмыкнул. — Ты ещё тогда сломала мне шею.

— Могло быть хуже.

Он сухо ответил:

— Я в курсе.

Тея ухмыльнулась, но улыбка увяла.

— Мои родители начали искать ответы, и папа стал понимать, что существует другой мир. И, когда я подросла, родители научили меня скрывать и управлять силой. Они запрещали использовать трюки с разумом. Двигать предметы, не касаясь их, и управлять тем, что видели люди.

— Но ты ещё можешь последнее. Почему это, а не телекинез, так сказать?

Тея вдохнула и призналась:

— Потому что я не переставала использовать трюки с разумом, — со стыдом призналась она. — В своё оправдание скажу — я была глупым ребёнком, использовала силу на одноклассниках и учителях. Даже после смерти родителей. Я заставила полицейских, нашедших обломки самолёта, думать, что у меня были раны. Я не помню, как очнулась в обломках. В один миг была тьма, боль от огня, удар, а потом я оказалась в стороне от обломков. Совершенно невредима. Я уже была достаточно взрослой и поняла, что это удивит многих. И заставила их увидеть порез на лбу, сломанную лодыжку и кое-что ещё. Я делала и другое — если я где-то поранилась и быстро исцелялась при человеке, заставляла его думать, что раны и не было. После того, как Эшфорт запер меня в той комнате, я поняла, как неправильно было использовать эту силу. Эшфорт забрал мою свободу, свободную волю. И я поняла, что делала своей способностью то же. Я лишала кого-то контроля над разумом. — Она медленно выдохнула. — Я ещё никому не рассказывала. — Что-то в груди Коналла расцвело от её признания. Тея заёрзала на сиденье, словно ей было неудобно. — Прозвучало так, словно родители стыдились меня, но это не так. Они просто пытались защитить меня.