Решаю оставить машину на другой стороне дороги, здесь широкие полосы и двойная сплошная, чтобы развернуться и попасть на ту часть, нужно сделать большой крюк, к тому же при объезде есть возможность встрять в пробку. Неудачное время, слишком много машин. А я спешу.

Сигнал мобильного требовательно обращает на себя внимание и я беру его в руки: голосовое. Оксана, как же ты не вовремя!

Именно в этот момент я поднимаю взгляд и замечаю в стеклянной двери через дорогу движение, да, расстояние приличное, но отчего-то я уверена — это он.

Сердце трепыхается, и я делаю неловкое движение рукой, благодаря чему мобильный проваливается между сидениями. Досадно ругаюсь и выскакиваю на улицу без него. Потом послушаю лепет Чистяковой, наверняка половина сообщения — это её всхлипы.

Нетерпеливо нажимая на кнопку переключения светофора перед пешеходным переходом, наблюдаю, как Демид стоит у крыльца и что-то разглядывает перед собой, засунув руки в карманы. Сердце теперь принимается осторожно, с каждым ударом, радостно увеличивать темп.

Я успеваю.

Успеваю.

Даже отсюда вижу, как Бронский хмурится. Оглядывается по сторонам, как будто чего-то ждёт. Потом достает телефон и какое-то время смотрит в него, взгляд сосредоточенный, Демид напряжен, я хочу скорее попасть на ту сторону, меня подталкивает в спину непреодолимое желание, порыв, и теперь кажется, что зелёный сигнал светофора не загорается слишком долго. Нервно нажимаю ещё раз на кнопку, но немигающий красный никак не сменяется.

Я не знаю, с чего начну разговор, не знаю, и как он отреагирует. Я действую спонтанно, просто хочу сказать, что чувствую. В глаза. Вот так, прямо и открыто. Сделать это немедленно, сейчас, и будь, что будет. И пусть в глаза мне скажет, что больше не любит, если так. Но внутри всё трепетно замирает в ожидании — там, в районе сердца, чувствую приятное покалывание — Демид смотрел на меня сегодня, и я знаю этот взгляд.

Пусть выиграю хотя бы время.

Бронский убирает телефон в карман и теперь направляется к парковке. Чёрный джип блестит на солнце, отражаясь бликами, светило благосклонно выглядывает из-за туч совсем недавно и сразу опаляет своим жаром; хоть погода в этом сезоне переменчива, чувствуется, что лето подбирается уверенными темпами, и что совсем скоро вступит в свои владения. Даже странно, что ещё с утра было холодно, а вот сейчас я даже пиджак оставляю в машине.

Слежу за Демидом, не отворачиваясь, хоть бы успеть, хоть бы не уехал. Ещё и телефон в машине, закон подлости в действии, не иначе. Наконец-то можно идти, и я буквально бегу по пешеходному переходу, посматривая по сторонам.

Уже почти перехожу дорогу, когда Демид ловит мой взгляд, он как раз подходит к джипу и берётся за ручку, но увидев меня, замирает.

Этот момент прямо сейчас пропечатывается в памяти, будто я заведомо знаю, что мне необходимо его запомнить, будто на будущее. Мы застываем, словно попадая в стоп-кадр, и становимся чёрно-белыми. Ещё мгновение, и время бежит дальше. Неумолимо, никого не спрашивая.

Бронский очевидно теряется, что совершенно на него не похоже. Он так не ожидает меня увидеть, что пристально смотрит и не двигается.

Я таким его никогда не видела. Становится не по себе от мысли, что он так сильно не хочет меня видеть, а всё, что сейчас было у ресторана — просто порыв и не более. Но ведь я помню его взгляд, и его слова, и не сходится. Не сходится и всё тут. А значит, дело в другом. Появляется тревога — Демид снова достает телефон, что-то пишет.

Это выглядит так нелепо, совершенно не вовремя, по-другому я представляю нашу встречу. Взгляд Бронский внезапно поднимает, и в этот момент волнение охватывает полностью. Новой волной, более мощной. Я шагаю по переходу на ватных ногах.

Чувствую приближение чего-то страшного, неизбежного, сердце сжимается, а по позвоночнику проносится холод.

Леденящий ужас сковывает за секунду, взгляд карих глаз, сигнал сбоку, я вздрагиваю, и лишь на мгновение оборачиваюсь, а потом перевожу взгляд обратно, и тело охватывает дрожь, мне кажется, я даже слышу какой-то свист, а затем раздаётся громкий хлопок, одновременно вижу вспышку белого света, и подкашиваются коленки, ещё одна, такая же яркая, оранжевая, а потом валит дым, чёрный, едкий. Я больше не вижу Бронского. Липкий страх сковывает мгновенно. Перед глазами мутно.

Снова сигнал машины, и теперь я бегу вперед, не чувствуя, как касаюсь земли, лишь одно ощущается отчётливо — грудную клетку разрывает обезумевшее сердце.

— Демид! — слышу будто со стороны свой отчаянный крик. Нечеловеческий, пронзительный. — Демид! Пожалуйста! Нет!

Он оглушает меня саму. Я кричу, продолжая бежать совершенно не заботясь о том, что к парковке вход сбоку, а я направляюсь к невысокому забору, напрямик, так быстрее, так ближе, но не успеваю его достигнуть.

И не сразу понимаю, что меня кто-то обхватывает сзади, руки крепкие, голос чужой, он называет меня сумасшедшей и больно сдавливает, не давая вырваться. Я не вижу, кто меня держит, но свихнулся здесь именно он, мне нужно к Демиду, почему мужчина меня не отпускает? Ему ведь нужна моя помощь…

Пытаюсь вырываться и снова кричу:

— Демид!

Я чувствую что-то солёное на губах. Кажется, слёзы. А может, я так сильно кусаю губы.

— Девушка, да успокойтесь же!

— Демид! Отпустите! Демид! Нет! — пытаюсь изо всех сил освободиться от этих жестоких объятий, захлёбываюсь в жгучей горечи. Перед глазами туман. — Демид!

Почему он не отвечает?

Я повторяю как заведенная. Облако чёрного дыма уносит мой крик, растворяет его во внезапно образовавшейся толпе, то что я слышу рядом просто неправда. Такого не может быть. Они все ненормальные.

«Там мужчина погиб…»

«Он открыл машину, что-то произошло…»

«Владелец студии…»

«Какой кошмар…»

«Я услышал хлопок, а потом смотрю машина горит, а рядом он лежит…».

«Не дышит…»

«Такой огонь сильный…»

«Наверно, что-то с проводкой…»

«Да бандюган, наверно… какая проводка?»

Что они такое говорят? Как они смеют?

Гул из непрекращающихся голосов перемешивается, превращаясь в бессвязный лепет.

Они врут. Врут.

Этого быть не может, я только что его видела, он смотрел на меня, он должен объяснить мне, какого чёрта… он должен! Нет, Демид просто не мог меня оставить… Не мог… Он же обещал… Он и так причинил мне много боли… Пожалуйста…

Просто повторяю как заведённая, что меня надо срочно отпустить, и прошу всех вокруг заткнуться, потому что это какая-то ошибка. Вот же, он смотрел на меня. Только что.

Я не понимаю, сколько времени проходит, всё тело немеет, у горла стоит ком, даже слёзы, кажется, заканчиваются, чувствую, как дрожу, но как загипнотизированная продолжаю смотреть на пламя и обязательно хочу проснуться.

Потому что это же дурацкий сон. По-другому и быть не может.

За забор не пускают, появляется полиция, пожарные, территорию огораживают красно-белой лентой, толпу разгоняют, но никто не уходит, все по-прежнему здесь, лишь скорая не торопится. Где же она?

Они же напутали, его можно спасти, сейчас приедут врачи. Только пустите меня к нему, пожалуйста…

В груди что-то колет, становится трудно дышать. Вдох-выдох. Вдох.

Я больше не выкрикиваю имя любимого мужчины. И больше не пытаюсь убедить окружающих, что он не мог меня оставить. Просто стою и смотрю, как пожарные справляются с огнем, который перекинулся ещё и на соседний автомобиль, я теперь шепчу имя, тихо, одними губами, хватка на плечах ослабевает, но совсем не исчезает, возле второго автомобиля причитает мужчина. Хозяин этой бездушной железки сокрушается, что он лишился машины.

Он — машины.

Я — любимого.

«Погиб… погиб… погиб…»

Медленно оглядываюсь, в ушах нарастает гул, он давит, неприятно отзываясь эхом внутри, и затихает, я теперь не слышу звуков совсем, все движения вокруг как в кино на замедленной кинопленке, такие глупые лица, им просто любопытно, зеваки. Я наклоняю голову, вот тот снимает на телефон, девушка качает головой, она как будто расстроена, но я же вижу, ей плевать, кто там лежит. Она уже завтра забудет, что сегодня видела. В памяти останется только то, как горел кусок металла. Люди лениво переговариваются, кто-то охает и закрывает рот рукой, кто-то просто стоит, собирая сплетни.