Плюс небольших расстояний — больше возможностей для близости, вот только не минус ли это, уверенности нет. Демид не улыбается, он бросает взгляд на губы, и снова возвращает его мне.

— Ты изменилась, — говорит, внимательно изучая мои глаза.

Перемены во мне совсем не удивительны, и если бы он только знал, что со мной творилось всё это время, вопросы бы отпали, но всё же поднимаю брови:

— Разве?

— Ты предпочитала вставать позже.

Лишь небольшой намёк на наше прошлое заставляет сердце сжаться — он помнит мои привычки, вот только готов ли говорить о нас? Портить хрупкую иллюзию не хочу, но решаюсь на своеобразный шаг:

— А вот ты всё тот же, — говорю открыто, выдерживаю его взгляд и замечаю, как Демид прищуривается. Чувствует, что это ещё не всё, ждёт продолжения.

— Разве? — усмехается теперь он. — И какой же?

— А вот этого я не знаю. Раньше считала, что знаю, сейчас — нет.

Мы теперь молчим, пауза затягивается, опасная черта не пройдена, но я к ней прикасаюсь. И только за Демидом выбор — продолжать разговор или оставить всё без ответов.

Он теперь серьёзен, взгляд не отводит, пронзает им, словно стреляет немыми укорами, и я ищу в себе силы справиться с подступающими чувствами — добраться до правды, не разворошив горечь нашего прошлого, просто невозможно, и вперед вырывается чувство вины, которое обязательно сменит тупая боль. Одно из другого вытекает.

— Поговорим? — разряжает повисшее напряжение Демид, вот только воздух теперь накаляется ещё больше.

Киваю и произношу, так же глядя в глаза:

— Я сварю кофе.

Демид уже в джинсах, но по-прежнему без рубашки, невольно скольжу взглядом по его подтянутой фигуре, и хоть происходит это мимолетно, а всё равно, когда поднимаю взгляд, вижу в глазах Бронского ухмылку.

— Я сам.

Ещё один привет прошлому: Бронский по утрам всегда варил мне кофе, потому что я действительно просыпалась позже него, или же приходила в кухню в разгар приготовлений. А вот вечер был за мной.

Не дожидаясь возражений, Демид отворачивается к стойке и возится с кофеваркой, а я опираясь на подоконник позади, немного присаживаясь. Разглядываю теперь Демида со спины, не боясь попасться, мне всегда нравилось за ним вот так наблюдать, запоминаю вновь его движения, я и не забывала, но сейчас пытаюсь уловить изменения в повадках.

Однако спустя время лишь ухмыляюсь — жесты до боли знакомые, родные.

Прошел целый год, но я помню абсолютно каждое его движение. Словно отпечатывала в памяти, зная, как долго мне придется обходиться без них. И я отчаянно все это время храню глубоко внутри его привычки, жесты. И ничего не изменилось, кроме одного — он теперь не мой.

Хочется поддаться желанию — подойти сейчас к нему и прижаться, обняв со спины, вдохнуть аромат его парфюма, и затаить дыхание, почувствовав, как он напрягает мышцы, и точно знать, что спустя мгновение он сам заключит меня в объятия.

Бронский, словно чувствует мой интерес, он вдруг оборачивается, и у меня, как и прежде, перехватывает дыхание от его взгляда.

Демид опускает его в район шеи, ниже, по коже бегут мурашки, кофе может остаться не тронут. Я даже не пытаюсь придержать ткань, которая и так уже едва держится на груди, мне кажется этой преграды уже и нет. И хоть рассчитываю на разговор, устоять не могу. Да и не хочу.

Я не боюсь сделать лишнее движение, чувствую, что тонкая материя вот-вот упадет к ногам, и вместо того, чтобы ее затянуть вновь, я напротив выпрямляюсь, и наблюдаю, как темнеет взгляд Бронского.

Ткань съезжает, а затем и вовсе скользит и оказывается на полу.

Демид делает всего пару шагов и оказывается вновь слишком близко, он опирается на подоконник обеими руками так, что оказываюсь между ними и хрипло произносит:

— Так мы не поговорим, — бросает он взгляд на губы.

— Я, пожалуй, оденусь, — шепчу в ответ. Но никто не собирается меня отпускать.

— Обязательно, — отвечает он. — Но позже.

Демид теперь прижимается к моим губам, а я обхватываю его за шею, посылая к черту свои вопросы. Они подождут, я заслужила ещё немного счастья, верно? Да, разговор определенно откладывается, а вот, что будет после него понятия не имею. Возможно, мы расставим точки в наших незавершенных предложениях, но будет ли новый абзац — большой вопрос. А пока что я ещё немного побуду счастливой.

Так символично где-то раздается гром и по стеклу начинают стучать капли. Дождь усиливается в такт нашему сердцебиению, вскоре подоконника нам становится мало, и мы перемещаемся в зону кровати, на этот раз Демид осторожен: поцелуи, движения рук, объятия — нежно, чувственно, словно время намеренно растягивается, разрешая нам ещё немного насладиться друг другом.

Он крепко прижимает меня к себе, а я цепляюсь за сильные плечи, понимая, как мне не хватало этого мужчины. И как будет без него тоскливо вновь. Но я отбрасываю тревожные мысли — времени на самобичевание будет ещё достаточно. А вот в объятиях Демид меня сжимает, словно в последний раз.

Мы всё-таки добираемся до кофе, я в длинной домашней футболке, Демид в джинсах, мы сидим друг напротив друга за небольшим столом и, изучая друг друга взглядами, молчим. Бронский вдруг усмехается:

— Спрашивай, — словно знает, о чем я думаю, наклоняется немного вперёд, опираясь на стол.

У меня слишком много вопросов, но все же выбираю из тех, что на повестке дня:

— Это ты подослал ко мне Ирину?

Демид так удивлённо поднимает брови, что даже теряюсь. Не была уверена, но все же считала, что наша встреча с Бронским и Оксаной в клубе не случайна, но выходит надо мной издеваются обстоятельства, а вовсе не Демид. Впрочем, он сейчас сидит на моей кухне и судьбу мне следует скорее благодарить.

И все же, очень странные чувства испытываю.

— Мы с Ириной вчера были в клубе… — делаю паузу, но все же сдаюсь под его взглядом, решаясь быть откровенной до конца. — И я видела вас с Оксаной.

Демид теперь хмурится.

Вопросы, что между ними происходит, я задавать не стану, но ревность все равно заполняет меня тут же. Это так нелепо — говорить сейчас о них, но я хочу выяснить, какого черта происходит.

— Я действительно Ирину знаю, — прерывает Бронский молчание. — Но, поверь, что вы будете в клубе понятия не имел.

Я киваю, внимательно разглядывая Демида. И верю ему. Хочу верить.

Бронский может просто не ответить, если ему это не надо, но открыто врать не станет, и хоть я уже давно не уверена, что хорошо знаю его, и всё же надеюсь, что распознать ложь способна.

— Ты решила, я попросил её притащить тебя в клуб за нами понаблюдать? — бьет прямо в цель Демид, усмехаясь. Я так отвыкла от откровений с ним, что решаюсь на ответ не сразу.

Бронский по-прежнему мне не друг, и не приятель вовсе, вряд ли наша ночь вмиг перевернет всё то, что творится вокруг. И какое конкретно отношение он имеет к происходящему — тоже вопрос открытый. Мне не хочется выныривать из нашей иллюзии, но назад пути нет. То, что он готов услышать мои вопросы — большой шаг, у меня сердце сбивается с ритма лишь от одной мысли, что Демид решает меня выслушать, но… сблизимся мы после этого или напротив отдалимся?

Пауза затягивается, и я всё же отвечаю:

— Я не знала, что думать. Но тот мужчина с улицы… — вспоминаю амбала, который протрезвел волшебным образом всего лишь от одного вида моего бывшего мужа. — Он показался мне очень странным и… не был похож на пьяного, — формулирую ответ. Опускаю глаза, делая глубокий вздох и вновь поднимаю, точно зная, что встречу очередную ухмылку.

И не ошибаюсь.

— И ты думаешь, я подослал и его, чтобы тебя спасти и затащить в постель?

Он поднимает брови, а я качаю головой.

Демид не подбирает слов, и как всегда, обескураживает прямотой, но теперь он не прав в своем выводе. Я думаю не об этом варианте, и всё же чувствую как покалывает в груди от его слов, они на меня действуют, хоть Демид даже не подозревает в каком ключе — дежавю снова подбирается, окуная в прошлое. Несутся воспоминания, одно, другое, третье.