Дрожащими пальцами быстро открываю мессенджер и набираю Демиду сообщение. Я прошу прислать фото, потому что очень соскучилась. Он отвечает не сразу, проходит минут десять, к этому моменту я готова разрыдаться так сильно, что закрываю рукой рот. Ливень нещадно сменяет капли на потоки воды, но мне плевать.
И всё же выпускаю эмоции наружу.
Они прорывают свою блокаду, когда Демид присылает фото. И оно в такой же обстановке, что и на тех кадрах, где он целует другую. Он приписывает, что после встречи всех пригласили на афтепати*, поэтому он там, и что скоро идёт в номер, а завтра с утра сразу ко мне.
Сразу ко мне.
После неё.
У меня больше нет сил сопротивляться очевидному. По щекам катятся слезы, они перемешиваются с дождём, прокручиваю в мыслях вновь и вновь его сообщение, оказывается я уже бреду по улице, вот только куда, сама не знаю — перед глазами туман.
Если верить фото — Демид мне изменяет, и придумать разумную причину, что это может быть очередной ошибкой и результатом неуёмной фантазии, просто без вариантов.
И хоть в голове не укладывается, как это возможно — ведь он только днём обнимает меня и шепчет, что любит, а не верить глазам тоже не выходит. Получается, он вечером спокойно уезжает и прижимает к себе другую. Лица девушки на фото не разглядеть, да это и не нужно, достаточно других частей тела, чтобы понять — преград для этих двоих нет.
В какой момент совсем рядом с обочиной тормозит серебристый джип, я не знаю. Как и то, где нахожусь. Слышу удивленно:
— Лика? — и оборачиваюсь, понимая, что передо мной Глеб. Кажется, он говорит, что возвращается с выставки домой и случайно видит меня. Ему действительно по пути. Он спрашивает, что произошло, и почему я одна бреду по дороге под дождём, но мне нечего ему сказать. Я поднимаю голову и вижу впереди мост.
Зачем я туда иду? У меня нет ответа. Впрочем и объяснять я Глебу ничего не собираюсь.
— Ты вся промокла, пойдём в машину.
Я не сопротивляюсь, он меня усаживает на сидение, чувствую только сейчас, как замёрзла, начинаю против воли дрожать, Глеб включает тёплый обогрев, и когда протягивает металлическую фляжку, тоже не возражаю. Пью большими глотками, и тут же чувствую, как внутри растекается обжигающая жидкость.
Куда меня отвезти? Куда хочешь.
На вечеринку, которую организовывают для реставраторов после выставки? Она как раз в самом разгаре? Отлично.
Соглашаюсь на всё скорее от отчаяния. И хоть Глеб действительно привозит меня в заведение, где всё вокруг располагает к веселью, мне становится не по себе ещё больше. Так тошно, так горько, я вообще жалею, что приезжаю сюда, да ещё и показываю Астахову свои эмоции.
Я, конечно, ничего не объясняю, он и не спрашивает. Вечно-понимающий-Глеб к моим услугам, он даже в какой-то момент тянется ко мне, но я кладу ему руку на грудь, немного отталкивая.
Как бы больно мне не было, я сначала разберусь с Демидом. А утешаться в объятиях другого — это не про меня.
Не знаю, что делать дальше, и с каждым бокалом чувство, разрывающее на части, усиливается. Кажется, я даже танцую, кричу подпевая, перехожу на рыдания и снова делаю несколько глотков из бокала, а потом чувствую на себе мужские руки. Чужие.
Глеб бережно прижимает меня к груди и гладит по волосам. А я прошу отвезти меня домой.
Навеселилась.
* * *
Голова тяжёлая, я не понимаю, что происходит.
Гул в ушах не даёт сосредоточиться, хватаюсь обеими руками за виски, и тут же острой болью в память впивается вчерашний вечер. Демид, фото, Демид. Фото. Демид.
Новая боль бьёт изнутри, на этот раз в области груди. В голове по-прежнему не укладывается, что мой муж может вот так с какой-то девицей, но я так хорошо запоминаю картинки, что даже смотреть снова не надо: вот он её обнимает, прижимает к себе. Его рука на её ноге, на следующем фото, уже под юбкой.
В голове ехидный голос Малены, что у неё не раз такое было.
«С виду благоверный говорит жене, что в командировку, а сам с ней в загородный дом…»
Но Демид ведь не такой!
Порция отчаяния несётся по венам с новой силой.
Всё равно хочу с ним сначала поговорить. В глаза посмотреть.
Я тогда ещё не знаю, что уже поздно.
Распахиваю глаза и удивлённо оглядываюсь. Испуганно прижимаю к себе край пледа, которым сейчас укрыта.
Только сейчас понимаю, что нахожусь не дома, не в своей постели.
На мне нет ничего, и этот факт окатывает ледяной водой. По позвоночнику проносится холод.
Рядом лежит мой телефон, а вот одежды нет.
Быстро сажусь на кровати и подтягиваю под себя ноги, не узнаю, где я — точно здесь впервые, пытаюсь понять, что вчера происходило, но помню только дождь, который судя по звуку, до сих пор не прекращается. И на этом всё.
Вспышка, и с новым ударом в груди вспоминаю, что была с Глебом в клубе. Кажется, я хочу уехать домой. Но то, что я вижу сейчас, никак не вяжется с тем, что в свою квартиру в итоге попадаю.
А значит я… у него?!
Астахова рядом нет, и я надеюсь, этот вывод не подтвердится.
Быстро беру телефон, стоит беззвучный режим, вижу пятнадцать пропущенных от Демида, и у меня сводит пальцы. А вот сообщение всего одно:
«Где ты?»
И отправлено оно рано утром.
Я не удерживаюсь и снова пересматриваю фото, только сейчас на двух из них в самом низу замечаю мелким шрифтом водяной знак, программу с помощью которых фотографии сделаны. Я пользовалась такой, чтобы создать картинки для презентации, и теперь зажмуриваюсь, отсчитывая удары ритма.
Это дешёвый монтаж. Монтаж. Даже если не так, я хочу в это верить.
Цепляюсь за эту мизерную надежду, тут же понимая, что катастрофа неизбежна. Она уже произошла.
Резко встаю и оглядываюсь, но не ошибаюсь — нет одежды, и приходится завернуться в плед.
Звонок в дверь застаёт меня, когда уже выхожу из комнаты, отсюда вход в квартиру видно хорошо, ещё один звонок и ещё, из небольшой комнаты, которая, по видимому, служит душевой, выходит Глеб, и к горлу подкатывает ком. Это какой-то сон.
Это сон.
Если бы.
На мужчине лишь джинсы, которые он сейчас застёгивает, направляясь к двери. Я хочу его остановить, но он меня не видит, а я будто приросла к месту и не могу сказать ни слова, словно в тумане наблюдаю, как входная дверь после щелчка открывается.
Слышу голос и замираю от ужаса.
А через мгновение вижу и самого Демида.
Встречаюсь с его мрачным взглядом, тёмным настолько, что вмиг подкашиваются коленки.
Сердце трепыхается в груди из последних сил, мне кажется, оно то останавливается совсем, то начинает биться слишком усердно.
Глеб вдруг оглядывается, но на него я посмотреть не могу. Меня испепеляет взглядом тот, кто прямо сейчас считает, что я его предала.
Хочу крикнуть, что это какая-то ошибка, нелепость, но слова застревают в горле.
Мой муж стискивает зубы, я вижу и то, как он сжимает кулаки.
— Демид, — шепчу одними губами.
И в следующую секунду, он срывается, Глебу прилетает незамедлительно, и завязывается борьба, я не успеваю как следует испугаться, потому что от шока не могу прийти в себя до сих пор. Драка также внезапно прекращается. Демид отпихивает Астахова к стене, бросает на меня уничтожающий взгляд и просто выходит.
Я не сразу отмираю, а когда понимаю, что произошло, бегу к двери, но меня останавливает Глеб.
— Он ушёл, Лика. Куда ты в таком виде? Он всё равно ушёл, — прерывисто дыша, повторяет Астахов, скулы, как и губы, разбиты.
— Ушёл, — шепчу еле слышно.