Гроза. Грохочет беспардонно, пугая Пепу кривыми линейками вспышек и резким, близким ударом. Словно в крышу дома метит. Для второй половины августа — это нормально.
Падал инжир с мягким шлепом, сдаваясь под сильными струями. Огромное дерево, соперничая с высоченным грецким орехом, перекрывало рыдающее небо над короткой площадкой двора. Завтра Кристина станет варить варенье. Инжирное, с беловатыми половинками грецких ядер, похожими на человеческий микро-мозг. Душистое и необычное. Поставит здоровенный чан на камни очага в защищенном от всех ветров углу дворика. Разожжет суковатые поленья, что Давид напилил из старой, прошлогодней, умершей вишни. Запах проплывет по округе потрясающий. Первый, неясный еще, намек на близкую осень. Дым, смола и память. Можно, понятное дело, сделать все проще и короче на электричестве плиты в кухне. А традиция? А волшебство? А маркетинг? Никому даже предлагать варенье не придется. Сами придут и все дадут, написал классик по совсем другому поводу. Северные люди охотно купят эту сладкую южную экзотику. Увезут небольшие банки с собой в холодные края, как память о растаявшем лете.
Стук уверенный в запертую дверь. Кому не спится в глухую, промокшую ночь? Пепа забухала выучено в сомкнутую пасть. Ух-ух. Подбежала к двери, принюхалась и завертела радостно хвостом. Кто там? Второй час ночи. Я удивилась и открыла.
Андрей. Промокший до последней нитки. Белая рубашка, синие джинсы прилипли к телу в ноль. Дорожная, черная сумка блестит водой в левой руке.
— Привет. Нежданных гостей принимаете?
— Входи.
Я уже шесть килограммов в плюсе. Как выгляжу? Айк сказал, что отлично. И Давид. И Гарик. И Криста. А вдруг врут?
— Мне бы полотенце. И переодеться. Мокрый, как рыба. Прямо с корабля на бал.
Какой бал? Все спят давно. Я пошла вперед по короткому коридору к душевой. Ни слова еще не сказала. Не могла. Не верила. Что это наяву. Он поймал меня в темноте. Обнял. Так, как мечтала всегда. Как ждала все это гребаное время. Я нашла его губы. Поцелуй. Провидец Климт, всем известным принтом на китайской кружке. Тягучее золото, и время провалилось. Мелкими, яркими, ненужными подробностями. Стекло куда-то мимо нас.
— Я, — он зачем-то хотел говорить. Запах дождя, соленого моря, острого желания. Андрей.
— Нет, — ответила я и засмеялась своему всегдашнему ответу. Стягивала упрямую мокрую рубаху. Потом жесткие, сопротивляющиеся, снова мокрые штаны.
Его руки везде. Мои губы всегда. В моей комнате спит Кирюша. Туда нельзя. Мы занимались любовью на кухне, забыв даже свет погасить. На столе, на полу. Где придется. Мы соскучились. Наверное, шумно. Наверняка. Никто не пришел нам помешать. Никто и не мог. Мы бы не заметили.
— Я, — снова начал Андрей, когда пауза нас все-таки остановила. Я закрыла его рот ладонью. Села рядом на линолеуме пола. Оперлась спиной о теплую плиту. Колени, еще слишком костлявые, притянула к груди. Ребра торчат. Да, красавица я еще та. Он убрал лицо в сторону от моей руки и тоже сел. Смотрел неясно в свете лампочки под потолком. Голый, сильный. Долгожданный. Большие плечи, грудь в редких темных волосах. Татуировка. Как там его стальное колечко? Не попалось сегодня мне в руки. Не успело. Слишком быстро владелец спрятал его в силикон.
— Я могу сказать?
— Говори, — я отвернулась. Стала искать глазами свое платье. Прикрыть надо поскорее мое уродское тело.
— Я не ожидал, — сказал он.
Я пожала плечами. Я тоже. От себя точно. Хотела спрятать себя от навязчивой лампы на потолке и его внимательных глаз.
— Обернись, — попросил он.
Я обернулась. Он улыбался своей знаменитой, лихой мальчишеской улыбкой. Новая вертикальная морщинка появилась между бровей. Губы обветрились и наверняка саднили, зацелованные мной. Провел рукой по моим волосам, убирая их с лица. Коснулся рта. Я поцеловала сухие, шершавые пальцы.
— Я, — начал он и замолчал. Нет слов. Кончились, не начавшись. Убрал ладонь. На безымянном пальце тонким ободом светилось под холодным равнодушным электричеством золотое кольцо. Я не удивилась. Знала о нем. Вопрос: «Ты чей?» больше не существует. Только кольца везде.
— Надевай штаны. Я положу тебя спать в свободной комнате на втором этаже, — сказала я. Платье нашлось. Я натянула его через голову. Спрятала белье в карман.
Андрей разглядывал свою мокрую, скомканную одежду рядом. Фиг натянешь такое. Я протянула ему кухонное полотенце. Мы не смотрели друг на друга. Это было опасно. Мы могли снова. И снова. И снова…
— Я люблю тебя, — сказал он тихо. Взял меня за руку. Сказал. — Веди.
Я люблю тебя. Я говорила это тысячу раз его поцелуям. Его рукам. Его плечам. Бедрам. Дальше. Стальному колечку, о котором так мечтала. Я люблю тебя. Я признавалась его телу каждой клеткой своего. Внутри. Зачем снаружи? Что это изменит? Только добавит ненужных вопросов. Или сомнений. Или, не приведи господь, страданий. Нет. Зачем? Я знаю это. Пусть думает, что хочет. Как ему проще. Я люблю тебя, мой единственный. Какое счастье, что ты есть. Спасибо.
— Я женился. Она ждет ребенка, — Андрей все-таки высказался. Сидел ко мне спиной на узкой кровати и вертел яростно кольцо на пальце. Холодновато-умытое утро осторожно заглядывало в окно.
— Я знаю, — я улыбнулась. Смотрела на него без страха. Я счастлива и свободна. Что-то вырвалось из меня. На волю и навсегда. Расковало застывшую в невозможном ожидании невозможного душу. Я выздоровела.
— Я женат уже в третий раз! И снова… — он резко обернулся. Напоролся на мою улыбку. — Ты! Где ты, блядь, была все это время! Я искал тебя! Я тебя звал! Ты всегда молчала и уходила!
На секунду мне показалось, что он меня ударит. Я зажмурилась. Он навалился на меня всем телом и стал целовать. Словно не было этой сумасшедшей ночи.
— Я люблю тебя! С первой секунды, как увидел в коридоре. Этой зимой. В общаге. Помнишь?
— Я помню. Я тоже… — я чуть не проговорилась. Нет. Зачем? Не надо.
— Ты тоже? Да? Говори! Я чувствую. Повторяй за мной: я люблю тебя! — он уже не целовал. Вжимал меня в себя. Больно и отчаянно.
— Перестань. Рассвело. Мне надо идти. Скоро Кристина проснется и Кирилл, — я аккуратно выбралась из-под его тяжелого тела. Еле оторвала себя.
— Вот ты стерва! Всегда только пользуешься мной и уходишь. Каждый раз одно и то же. Плевать тебе на меня. Убирайся. Пошла вон, — он сказал это уже спокойно. Выверенными, давно обдуманными словами. Отвернулся. Гордый и правый.
— Эй! — промолчала я в спину правильного мужчины. Натянула платье и скользнула за дверь. Многое могла бы сказать. Вроде горького и совсем не нового: «Это ты женат в третий раз, мой единственный. Это у тебя бабы и дети везде, где надо и не надо. Это ты суешь свой член в каждую подряд. Я в чем перед тобой виновата? В том, что не хочу в эту очередь бесконечную вставать? А потом ждать, когда крайняя твоя подружка в подоле принесет? Или предыдущая? Приглядывай за собой получше! Презервативы купи, придурок. Или телевизор!»
— Поехали, — сказал хмуро Андрей после завтрака.
Никто, казалось, не заметил того, что мы с ним теперь чужие люди. Посторонние. Еще пять секунд и враги.
Кирюша, Кристина, неистребимая Лариса щебетали радостно-счастливо. Смотрели только на него. Мужчина тер периодически лоб сильной рукой и выглядел усталым.
— Куда? — я вдруг испугалась. Документы на ребенка оформлять?
— Нет, — ответил моим мыслям Андрей. Всегда умел это фокус со мной. — Поедем в Город. Прогуляемся. Сегодня же суббота. Проводите меня заодно.
— Я не хочу, — сразу отозвалась я. Встала на ноги. Хотела сбежать из кухни подальше.
— Я не сомневался, — Андрей грубо, ногой, захлопнул дверь, перерезав мне выход. — У меня всего один день. Мы, я и Кирилл, хотим, чтобы ты поехала вместе с нами. Не от-ка-жи нам, по-жа-луй-ста, — он по слогам, не скрывая злости, закончил. Говорил вперед, ни на кого не глядя.
Кристина удивленно посмотрела на нас. Уловила очевидный напряг. Переводила блестящие глаза с одного на другого. Не понимала. Собирала грязную посуду со стола. Остатки рисовой каши, пирожки с мясом и абрикосами.
