Готова ли ты сделать следующий шаг или так и останешься неподвижной и покорной?
Где та непобедимая девочка, которая была уверена, что нет такого человека, который ответил бы ей отказом?
Которая была уверена, что этот мир создан только для неё и её игр?
Почему же теперь кажется, что для тебя не осталось даже крохотного уголка в этом мире?
— Твою же мать! — тихо выругалась Ася и поставила кружку в посудомойку. — Какого собственно хрена. Тварь я дрожащая или супергерой?
— Даже жаль, что тебя сейчас Ева не слышит. Она была бы счастлива.
Ася медленно выпрямилась и закрыла дверцу посудомойки.
Дала себе еще несколько секунд, чтобы найти ответы на свои вопросы.
В конце концов, она никогда не сдавалась на милость победителя, а предпочитала самой быть завоевателем.
Поэтому Ася обернулась, подошла к Адаму, взяла за руку и повела за собой в его спальню.
Это была какая-то иная Ася, которой Адам никогда прежде не знал, но о существовании которой догадывался и с которой ему не терпелось познакомиться. Она лишь иногда выглядывала из-под подрагивающих ресниц, бросала кокетливые тени на ее губы, хрустальными колокольчиками звенела в смехе.
В Асе иногда проскальзывала некая дерзкая дуэлянтша, и тогда Адаму слышались кастаньеты.
Ему хотелось быть единственным в мире, кто видел бы в этой няне в пижаме слабый, едва живой, но все еще струящийся по венам огонь.
И сейчас, когда она просто взяла его за руку, он уже понял все, что будет, и даже немного — как. Увидел всю ее смелость и всю ее честность, и ему даже стало больно от предвкушения и гордости за эту женщину.
Дорога до спальни была выложена битым стеклом.
И лишь после того, как дверь за ними закрылась, его израненное тело ожило и заиграло, само собой бросилось в бой под литавры сердцебиения.
Он помнил, что нужно быть осторожным, он даже специально смотрел позы, подходящие беременным женщинам, но его руки и губы знать ничего не знали об этом.
Прежде Адаму не доводилось жалеть, что он не родился осьминогом.
Он целовал Асю, как умирал, то приникая жадным ртом к ее рту, то слепо припадал к плечам, и шее, и радовался, как дурак, что на них немного одежды, и ее маечка на тонких бретельках так легко скользила вниз. И пышная грудь, не дававшая ему покоя едва не со дня их знакомства, была именно такой восхитительной, как он и мечтал. И можно было, наконец, ласкать ее бедра, и можно было делать вообще, что угодно.
Ася вовсе не собиралась быть ни робкой, ни скромной.
Она отвечало жарко и пылко, и сама стягивала его футболку, и целовала его везде, куда могла дотянуться, и он так и не понял, как они вообще добрались до кровати, и требовалась вся его выдержка, чтобы все-таки замедлиться. Вот для какого мгновенья он с раннего детства тренировал силу воли.
Плавность и нежность.
Нежность и плавность.
И еще очень много доверия.
— Я умру, если ты мне изменишь, — выдохнул Адам еще прежде, чем его дыхание восстановилось.
— Ты сейчас об этом думаешь? — в ее голосе не было удивления.
— Я ни о чем не думаю, — он потерся носом о ее плечо. — Я просто вдруг понял, что умру, если ты мне изменишь.
— Что же, время пришло собирать камни, — вздохнула она.
Он перевернул ее на спину, вглядываясь в немного печальное выражение лица.
— Прости, — покаялся Адам, вдруг сообразив, что это вовсе не то, что следует говорить в подобной ситуации. — Я лю…
Ася торопливо потянулась к нему с поцелуем, не давая завершить фразу. Запуталась пальцами в его волосах.
— Прости, — повторила она вслед за ним.
Он улыбнулся, целуя уголки ее губ.
— Знаешь ли, что рядом с тобой я становлюсь свободнее? — спросил он. — Как будто заранее уверен, что все, что я сделаю или скажу, тебе понравится. Это знание открывает головокружительные перспективы.
— Ты тоже? — изумилась она.
— Очень здорово жить, зная о том, что ты кому-то действительно нравишься.
— Да, — согласилась Ася. — Неплохо.
И засмеялась, потому что тоже не могла удержать в себе переполнявшее их обоих ликование.
36
— Адам, что случится, если твоя мама и твой папа окажутся в одном месте в одно время?
— Конец света.
Было раннее утро, и осень насылала свои туманы, и Ева, убежавшая вперед вместе с Васькой, казалось нарисованной.
— Тогда у нас проблемы. Как мы будем отмечать день рождения ребенка?
— Никаких проблем — сначала мы устроим праздник для моей мамы, потом для отца и семьи Линара. Я великий мастер лавирования.
— Лавировали, лавировали, да не вылавировали, — Ася потянулась, чтобы сорвать желтый кленовый лист. — Как много торжеств для одной маленькой девочки.
— Твой день рождения ранней весной. К тому времени Макар уже родится.
— Можешь не привыкать к этому имени, — хмыкнула Ася. — Ева еще сто раз передумает.
— Ты серьезно собираешься назвать ребенка так, как решит эта мелочь?
— Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет, — Ася подхватила его под руку, заглядывая в лицо: — знаешь дату моего рождения? Изучал мое личное дело?
— Просверлил в нем пару дыр, — признался Адам и, склонившись, полез к ней с поцелуями.
— Опять! — завопила Ева. — Что вы за целовальники!
— Адам, ты не мог бы перестать так светиться? — спросила Вика раздраженно. — Мы только что потеряли клиента. Нет никакого повода изображать из себя хорошо начищенную сковородку. Просто собери отдел корпоративного обслуживания и наори на них всех.
— Не такой уж я и монструозный начальник, — он спрятался за монитор и строго-настрого велел себе перестать напевать под нос веселые песенки.
— Смотреть на тебя тошно, — кисло пожаловалась Вика.
— Адам, — в кабинет заглянула администратор Лиза, — к тебе гостья. В переговорку или сюда?
— Сюда, — решил он, заленившись.
Лиза исчезла, чтобы уступить дорогу прекрасной незнакомке.
Длинные ноги на высоченных шпильках. Элегантный короткий плащ. Черные гладкие волосы, рассыпавшиеся по плечам. Неброский макияж и неброские украшения стоимостью в хорошую машину.
Вика хищно прищурилась, готовая любить такого клиента вечно.
— Адам? — красотка одним плавным движением скинула с себя плащ, небрежно бросила его Вике на стол и села в кресло, закинув ногу на ногу. — Меня зовут Альбина. Ваш отец попросил меня об одолжении.
Ничего, что включало в себя участие его отца, не могло быть приятным.
— Фарид Ашотович? — разочарованно пробормотала Вика и, раздраженно отодвинув от себя плащ, вернулась к работе.
— Какого рода одолжение? — спросил Адам, искренне надеясь, что в этом нет ничего развратного.
Альбина очаровательно улыбнулась.
— Помощь в воспитании вашей дочери.
— А! — Вика торопливо погасила свое восклицание и снова подняла голову. По ее губам ползала ухмылка.
— Что же, Альбина, — спокойно спросил Адам, — у вас есть опыт работы с детьми?
— Я учусь на четвертом курсе педагогического института, — с достоинством сообщила Альбина.
Откинувшись в кресле, Адам внимательно изучал послание отца.
Красивая. Юная. Богатая.
— Так я позову Анастасию Алексеевну, — ехидно предложила Вика.
— Стоп, — велел Адам. — Не нужно Анастасию Алексеевну. Видите ли, Альбина, мне не нужна столь высококвалифицированная помощь.
— И прекрасно, — обрадовалась она. — Значит, можно отбросить эти церемонии. Вы, наверное, догадываетесь, что мы можем обсудить наши дела за ужином.
Она снова ослепительно улыбнулась и протянула ему старомодную визитку.
— Позвоните мне, когда закажете столик, — и она легко встала, подхватила свой плащ, рассыпав стопку бумаг и танцующей походкой покинула кабинет.
— Ого, — Вика вытянула шею, чтобы разглядеть в окно ее машину. — Папенька-то расстарался.
Адам выбросил визитку в мусорку и сердито захлопнул ноутбук.
— Не говори об этом Асе, — попросил он.