– Все в порядке? – интересуется дядя, поравнявшись со мной.
– Вроде того.
– Выглядишь расстроенной.
Больше всего в чужаках меня раздражает внимательность. Почему родные никогда ничего не замечают, а едва знакомый человек будто сквозь кожу смотрит?
– Просто думаю… Вот бы мама это увидела.
– Ей бы понравилось.
– Мила, осторожнее! – замечаю, что сестра слишком резво скачет возле камней.
Поле и колосья пшеницы заканчиваются. Начинается лес с могучими деревьями. Их кроны укрывают нас от палящего солнца.
– И все-таки… – гляжу под ноги, – почему ты тратишь столько времени и сил на эту… прогулку вместо того, чтобы привезти нас домой на автобусе или такси? Скажи честно.
– Вам это нужно, – отвечает дядя. Кошусь на него, а он наблюдает за Милой.
Сестра подобрала палку и теперь размахивает ею.
– Мне лично нужны кровать и тишина, – хмыкаю.
– Верю, – дядя добродушно улыбается. – Но все же попробуй дать выход эмоциям.
– Зачем?
– Ты зажала себя в тисках ответственности. Боишься заплакать перед сестрой, потому что ты для нее пример. Но теперь можешь положиться на меня. Побудь обычным подростком.
В груди закипает волна негодования. Хочется возразить, да что он обо мне знает, чтоб вот так критиковать? Но едва я раскрываю рот, как издалека доносятся вопли сестры.
– Мила, – мчусь на ее голос. – Мила!
Дышать тяжело, пот стекает на глаза, одежда прилипла к телу. Сестра стоит по колено в озере и размахивает руками, поднимая брызги. Она смеется и радуется.
– Вела, смотли, водичка! Теплая!
У меня чуть сердце не остановилось, а ей весело.
– Подожди, дно проверю, – беру палку и продавливаю дно. Никаких подозрительных ям и скрытых провалов.
Кроссовки увязают в мокром береге и иле по щиколотку. С громким хлюпаньем выхожу на сушу, снимаю их и хорошенько прочищаю, сидя на корточках у воды.
– Только не вздумай далеко уходить, слышишь? – показываю сестре кулак. Она высовывает язык и обрызгивает меня.
– Не хотите искупаться и перекусить? – дядя ставит рюкзак на траву. – Последний рывок недалеко отсюда.
– То есть? – уточняю я.
– Переплывем озеро на лодке.
Мила подбегает к нам и поворачивается спиной:
– Ласстегните молнию!
Дядя тянет к ней руки. Опережаю его и помогаю сестре снять наполовину мокрое платье. Она остается в нижней одежде, и хочет скинуть майку, но я ей запрещаю.
– Но мне жалко! – канючит сестра.
– Сейчас искупнешься и будет нормально.
Не собираюсь раздеваться перед Тихоном. Слишком много мерзких историй читала в интернете про то, как родственники мужского пола причиняли боль маленьким девочкам. Поэтому я остаюсь в одежде и приглядываю за Милой с берега.
– Ты уже умеешь плавать? – спрашивает дядя у сестры.
– Да! Я ходила в бассейн! – хвастается она.
– Мила, плавай вдоль берега. Здесь тебе не бассейн, спасателей нет, поняла?
– Поняла, – надувается Мила.
Пока она плещется, мы с дядей подготавливаем площадку для обеда. Он достает плед и раскладывает на траве. Кукуруза ждет своей очереди, вода в бутылке противно теплая. Как же не хватает холодильника или льда.
– А ты не хочешь? – дядя кивает в сторону озера. Качаю головой. – Почему?
– Я ведь уже говорила, что пока не могу тебе доверять. И… – замолкаю, раздумывая, следует ли говорить ему это. – Неужели ты сам не понимаешь, как это выглядит?
– Что?
– Ну… как-то странно будет, если я кинусь в озеро без купальника, а ты будешь смотреть на все это со стороны.
Взгляд дяди на мгновение становится тяжелым, потом отстраненным. Он покачивает головой и кивает.
– В современном мире мужчиной быть тоже опасно, – фыркаю, но не успеваю его перебить – дядя продолжает: – Я понимаю, что девочки должны быть бдительными. Вам нужно опасаться незнакомцев, следить, чтобы с младшими сестрами не случилось ничего плохого. Но не все мужчины извращенцы. Нам тоже иногда достается от женщин.
Отворачиваюсь и смотрю на счастливую Милу с розовой шляпкой на голове. Она снимает ее только на ночь. Как же легко Тихон купил ее доверие. Боюсь, что дома она окончательно ему доверится, и я перестану быть для нее авторитетом.
– Вера, – дядя щелкает пальцами, привлекая мое внимание, – раз ты пока не можешь мне доверять, пообещай кое-что.
Напрягаюсь, и похоже он это замечает. Голос дяди смягчается:
– Пообещай, что попробуешь быть обычным подростком, а не старшей мамосестрой.
Долго терзаю его взглядом, размышляя над ответом.
– Ну… может быть, – неохотно отвечаю. – Но это не значит, что я перестану присматривать за сестрой.
Больше мы не разговариваем, пока Мила не вылезает из воды довольная и уставшая. От нее пахнет болотом и илом. Споласкиваем руки чистой водой, протираем антибактериальными салфетками и садимся есть кукурузу.
11
После сытного перекуса мы с Милой отходим за деревья, чтобы она переоделась в чистое белье. Прикрываю ее широким пледом, раскинув руки. Дядя убирает следы нашего пребывания: складывает остатки кукурузы в мешок, туда же отправляются ее листья и объедки. Он никогда не мусорит, всегда выглядит опрятно. Только сейчас замечаю, что в доме он побрился, и на его лице нет щетины.
– Всё! – довольно заявляет Мила.
В этот раз она надела желтое платье – наверняка вечером будет смотреть «Красавицу и чудовище».
– Далеко до лодки? – складываю плед в рюкзак.
– Полчаса ходьбы.
– Так ведь солнце вовсю жарит? не напечет?
– По прогнозу обещали облачность. Посмотрим, когда доберемся до места.
Мила скачет кузнечиком, напевает какую-то песню и успевает полюбоваться полевыми цветами. Неподалеку кружат насекомые.
– Мила, осторожнее, там шмель летает, – кричу я.
– Ага, – равнодушно отвечает сестра, и чуть ли не вплотную разглядывает насекомое.
– Она бесстрашная, – замечает дядя.
Мила держит ладошку рядом с цветком, а по ней ползает шмель. Она улыбается и не шевелится.
– Щекотно, – говорит сестра, когда мы приближаемся.
Наконец она пересаживает шмеля на цветок и уносится вперед.
– Да, в этом вся проблема, – вытираю пот со лба и опускаю козырек кепки пониже.
– В чем именно?
– Она слишком храбрая. Когда-нибудь ей за это достанется.
– Уже были проблемы в школе?
– Откуда ты это знаешь?
– Я же оформлял опеку, – поясняет он, – и документы из школы тоже забрал.
Только сейчас понимаю, что больше не увижусь ни с прежним классом, ни с теми девчонками, которых долгие годы называла подругами. И, самое смешное, что я ничего не чувствую. Ни легкости, ни грусти. Мне все равно.
– Тогда ты и про проблемы должен знать.
– Мне вскользь упомянули про них, но подробности опустили. Расскажешь? Я должен знать, к чему готовить Милу. Ей ведь тоже придется пойти в новую школу. И ей может быть сложнее адаптироваться, чем тебе.
Об этом я забыла. Все, что было важно, это просто идти, присматривать за сестрой и соблюдать режим. Давно живу как робот.
– Я сама толком не в курсе. В школе сказали, что она побила какого-то мальчика, а сестра – что наваляла ему за дело. Он обижал нескольких одноклассниц, и она решила вступиться за них. Выговор почему-то сделали ей, а не тому задире.
Дядя улыбается. Его взгляд грустный, но из-за морщинок у глаз кажется, что это добрая грусть. Если брать вкусы, то я бы описала это как соленую карамель.
– Потому что миром правят стереотипы, Вера, – замечает Тихон. Соглашаюсь кивком. – Общество так натренировали. Если мальчики дергают девочек за косички и заглядывают им под юбки, то это якобы нормальный процесс взросления. На самом же деле взрослые сами поощряют в сыновьях склонности к насилию и нарушению чужих границ. Интимная жизнь должна быть неприкосновенной, и я сейчас говорю не о сексе.
Такого от него я уж точно не ждала. Бывало, что я обсуждала с подругами тупые вопросы или шутки, связанные с половым созреванием, но не с мамой. А тут не только мужчина, но еще и родственник, не стесняясь говорит о таких вещах.