Так я тогда могу даже не дышать совсем! Набрал полные легкие силы духа, да ныряй на любую глубину, пока тебя давлением воды в оладушек не расплющит!

Сосредоточившись, я притянул к себе облако местного тумана и приказал ему никуда с камня не улетать. Дышать стало заметно легче. Так, что дальше? Будем пить и жрать этот туман? А почему бы, собственно, и нет? Ману же свою пил-ел, и ниче. Подумаешь, энергия другая, из умерших духов выдавленная! Некрофагия, скажете? Трупоедство? А пельмени вам с беляшами — не трупоедство? Труп хрюшки или бычка, завернутый в перемолотые трупы пшеничных зародышей, обгрызенные дрожжами, если тесто дрожжевое, перемешанные с разбитым в них куриным эмбрионом. Дрожжи, кстати, в процессе готовки тоже подыхают. Так что жрать еду, синтезированную из ошметков духов, отбросивших старые оболочки в астрале перед тем, как уйти на перерождение, это даже большее веганство, чем поедать заживо растения. Это как ремень из змеиной шкуры, только не снятой с трупа, а из украденной у рептилии во время линьки.

От этих размышлений меня отвлекла остановка. Фиг знает, какие законы физики в этом мире правят, и есть ли они тут вообще… Но если бы на такой скорости, на какой я тут летел, мой камень затормозил в настоящей реальности, то я бы улетел нахрен и размазался по асфальту, как икра по хлебушку. Есть икра красная, черная, кабачковая… А была бы икра денисковая, деликатесная. Для того, чтобы и пожрать, и нажраться. Про почти девяносто процентов спирта вместо воды в организме не забываем!

А еще передо мной, перед лицом, застыл шарик из жидкости. Поскольку других вариантов не было, то это должен был быть искомый мною спирт. Это что, сто двадцать восемь литров — это всего лишь шарик около семидесяти сантиметров диаметром? Даже, наверное, меньше. На всякий случай я ткнул пальцем в замерший передо мной пузырь, после чего попробовал на вкус оставшуюся на пальце жидкость. Ну да, спиртяга чистейший. Только вот, будучи сам проспиртованным, я ощутил его почти как воду.

И вот, глядя на этот прозрачный шар, колыхавшийся после тычка пальчиком, в голову пришла очередная идея. Повинуясь моей воле, струи окружающего меня тумана потянулись ко мне, увлекая за собой и спиртовой пузырек. Напитав бухло силой духа, я хлопнул его об камень и принялся потоками тумана размазывать его по поверхности гранита, попутно напитывая его еще и собственной маной. А также вливая потоки маны и силы духа в сам камень. Через пару минут процесс был завершен, и я отдал команду обратить весь спирт, соединенный с маной, в воду, как можно детальнее представляя себе то место, откуда я провалился в мир духов.

Окружающая обстановка сменилась, как кадры в фильме с кривым монтажем. Вот только что был астрал, а вот я даже не моргал, и уже эльфийская роща. С грохотом отлетела от меня бочка с крайльниерром, получившая мощный толчок возникшим из ниоткуда куском гранита метровой толщины и метра два в диаметре. Я сидел на этом камне и с грустью смотрел на алкогольное миницунами, выплеснувшееся из недр бочки, грустно катящейся подальше от меня. А в кармане у меня лежал и играл плеер.

«…На жестоком пути прозрения, где ты больше не будешь серой тенью…» — донеслись до меня его последние слова, прежде чем я выключил музыкальный артефакт.

Ну да. Ответ на вопрос, почему он заткнулся, когда я переместился в глубины мира духов, лежит, в общем-то, на поверхности. Поверхности планеты. Чтобы наушникам звук передавать, воздух нужен, а там его нету. Тяжело играть в вакууме. Особенно тяжело играть тяжелый рок.

Заглянув в астральный туман, я убедился, что теперь он практически пуст, и кроме экстракта веселянки, там больше ничего нету.

— Иииииииииииихаааааа! — раздался сверху веселый визг Миюффт.

Подняв голову наверх, я увидал долбанутую парочку. Девочка сидела на спине у Циперона, привязанная черной субстанцией. Сам же Циперон в очередной раз тормозил об ветку когтями.

— А ты чего это на камне сидишь? — спросила мелкая, едва десантная парочка приземлилась на землю.

— Да в хоккей решил погонять, вот шайбу и сотворил. — ответил я. — Клюшку мою не видела? Спорим на щелбан, что я в бочку гол забью!

— Что? — похлопала та глазами. — Ты слишком сильно головой бился, когда на спор гвозди лбом забивал? Так давай полечу!

— Вот тебе лишь бы аптечкой лишний раз помахать. — закатил я глаза. — Вот чего ты на каждую царапину с ультой наперевес кидаешься?

— Так чем чаще пользуюсь, тем лучше я ею владею. — пожала она плечами и хлопнула ладошками Циперону по плечам. — Давай еще разок?

Посмотрев вслед уносящейся ввысь по дереву парочке, я с некоторой грустью осознал, что трезвее меня сейчас, наверное, лишь младенцы. Да и то те, у кого мамаши не бухают перед кормлением. А в этих диких средневековых местах, думается мне, такое на каждом шагу. Даже на родине у меня и то — кормящих алкомамаш не сосчитать. Один плюс только — детишки спокойные растут, пока на грудном вскармливании, молчаливые. Поели — и дрыхнут себе спокойно, пока похмелье не накроет. А потом вырастают, и свое потомство так же растят. А еще говорят, что преемственности поколений в России не осталось!

От ностальгии по родине меня отвлек натужный металлический скрип. Хотя и усилил тоску по родине в то же самое время. Сразу вспомнилось, как мы с пацанами вместо физры метал с заброшек в металлоприемку таскали. Пользы от уроков спортивной ходьбы в шеренгу, между прочим, от этого было раз в десять меньше, чем от упражнений с железом. Правда, нивелировали мы всю эту пользу тем, что вырученные деньги на пивас спускали. Но мы же все-равно бы его пили? Да. Так что хоть в минус по здоровью не уходили, и то хорошо!

Источник натужного металлического лязга я отыскал глазами достаточно быстро. Держась за голову огромной железной лапой, если сравнивать конечность с лысой башкой, топал император. Глаза его были закрыты, а походка явно намекала, что рулит телом автопилот. Возможно, даже в прямом смысле. От этих киборгов всего можно ожидать. Неуверенной походкой бог-из-машины уверенно шагал в моем направлении. Когда он приблизился, то стало понятно, что на самом деле, это просто я сидел в том направлении, куда он направлялся. Ибо, не открывая глаз и запнувшись об мой гранитный постамент, свободной рукой император попытался схватиться за бочку, которая должна была стоять там, где она стояла совсем недавно. Вот только стальная ладонь тупо прошла через воздух. Видимо, подумав, что просто не дошел, император попытался сделать еще пару раз и вполне закономерно растянулся передо мной на камне.

— Ооо… Уа? — удивленным голосом издал набор букв звуков правитель Арпатира.

— Плагиогранит, знакомьтесь, это император. Император, это — плаго… Пло… Тьфу. Короче, камень. — ляпнул я первое, что пришло в голову.

— Аааааа… — понимающим голосом ответил космодесантник. — А боччка гдэ?

— Уронили бочку на пол, оторвать бы Вакху лапы. — вздохнул я.

— Ууууу… — грустно ответил Император и зевнул, не меняя позы. — И штто т’ИК’перь делать?

— Похмеляться? — предложил я и, сотворив бутылочку холодного эля и, открыв ее под недовольное шипение стеклянной тары, протянул бухому киборгу.

Заскрипев механизмами, император попытался перевернуть свою тушку на противоположный от меня бок, чтобы повернуться ко мне передним бампером. Только вот гранитная плита неожиданно закончилась и с грохотом жестяного ведра с болтами он свалился на землю.

— Ой… — вырвалось у него, и он даже открыл глаза, с трудом сфокусировав гляделки на протянутой в его сторону бутылочке. — О! Шик!

Стеклянная поллитра смотрелась в стальной лапе императора, как детская бутылочка. Надо было соску еще сверху натянуть для полноты картины. Да и, глядишь, не пролил бы он хорошего продукта тогда. Вот кто бы мог представить, что у механических конечностей может быть похмельная трясучка? Там вроде всякие приводы и сервомеханизмы? Или у них что-нибудь покруче уже изобретено? То, что может страдать от похмелья вместе с пилотом.