— Ты бы умер от блаженства, — добавила Дара. — Говорят, их поцелуй — высшее наслаждение, которое только бывает…
— Кто бы мог такое сказать, а?
— Они сами.
Ковальски хмыкнул с мрачным торжеством. У него на физиономии застыла суровая решимость человека, с которого одной смерти на неделю хватит выше крыши и который теперь твердо намерен жить.
— Я почти не удивляюсь, что у тебя оказалось оружие, — бросила Фелла, расхаживая по комнате. — Где, кстати, под матрасом или под подушкой? Под подушкой? Хм. Надо будет спросить Озза — почему он не стал трогать твой пистолет.
Дара покашляла в кулачок, как бы говоря, что Озз-то не дурак — помнит, с кем Макс работал. И, может быть, даже хочет жить долго и счастливо.
— Но вот еще вопрос, как ты сумел противиться ее взгляду и голосу? Поцелуйша очаровывает жертву, и нужна невероятно сильная воля…
Завуч Одонара замолчала, когда поняла, что сама делает комплимент иномирцу. Ковальски вообще будто не заметил слов Бестии. Он задумчиво рассматривал лежащий у изголовья золотой локон.
— Так на него и Браслет Гекаты не действовал, — заметил Кристо. — Хет говорил — подчинение с ним тоже не очень-то работает, а? Он же бездник.
— Понятно, — подытожила Фелла. — Ну что же, иномирец, кто-то очень сильно хотел твоей смерти. Поцелуйша — едва ли не самый опасный целестийский наемник из-за своего очарования. По традициям древней Целестии ее обычно подсылали к смертельному врагу, которого крайне уважают и очень опасаются…
Кристо не утерпел и вставил ещё пару слов:
— А если по новым традициям — так их подсылают к тому, кого хотят видеть дохлым как можно скорее. Э-э, Макс, а кто это так сильно хочет, чтобы ты помер?
Макс затруднился с ответом. Кристо сразу же понял, почему. Уже, вроде как, ясно стало, что в Семицветнике хотят смерти Февраля. Да и помимо Магистров найдутся желающие: уцелевшие контрабандисты, кое-какая нежить, да теперь вот еще добавилась семейка этого благородного Гиацинта… или нет, Макс же отказался тинтореля убивать?
Да с той же Бестии можно начинать!
— Вопрос не в этом, — Дара бесцеремонно уселась на постель Ковальски. — У кого были средства нанять поцелуйшу? Они ведь берут за свои услуги не просто дорого, а…
— Сколько? Ну, хоть примерно?
Напарница не посчитала, что нужно Кристо просветить в этой области. Она посмотрела подозрительно и отрезала:
— Тебе в жизни столько не заработать.
Макс извлёк из-под матраса запасную обойму, покрутил в пальцах и положил вместе с пистолетом на столик у изголовья, рядом с локоном Лорелеи.
— Так значит, они — что-то вроде лучших местных наемников?
— Ты еще не понял, иномирец?
Бестия теперь изучала комнату на предмет еще чего-нибудь ядовитого — поцелуйши коварны.
— Тогда почему вместо того, чтобы прикончить меня сразу, она распиналась тут о том, как прекрасна смерть и о том, как наши губы во что-то там сольются…
Кристо не выдержал — хрюкнул со смеху. Да-а, ожидала, что Ковальски загнется прямо от предвкушения, а какой еще может быть ответ?
Ответ дала Дара. Пару мгновений она удивленно смотрела на Макса, потом пожала плечами и протянула:
— Ну-у, ты в Целестии. Тут даже у наемников… понимаешь?
Макс прикрыл глаза. Традиции… С контрабандистами было просто приятно иметь дело. По крайней мере, те были современны.
Бестия ядовито усмехнулась, поднимая из угла мертвую голову поцелуйши.
— По крайней мере не смей жаловаться на то, что никто не заметил твоего возвращения.
** *
Даже если бы Макс внезапно свихнулся и решил пожаловаться на отсутствие внимания — едва ли у него бы такое вышло. Весть о том, что самозваный Оплот очнулся, молнией пронеслась по артефакторию, и к одру Ковальски началось форменное паломничество. Первым в комнату вступил Озз, светя новым коллекционным фонарем и разминая волосатые лапищи.
— Пациент идет на поправку? — промурлыкал он, наклоняясь над Ковальски и словно невзначай подставляя второй глаз. Лекарь артефактория искренне считал, что страдания закаляют душу. Но от Макса он покамест новой порции страданий не дождался. Ковальски посмотрел из-под приопущенных ресниц и отрывисто произнес:
— Потянешь руки куда не надо — протянешь ноги в нужном направлении.
Озз, который в целебне наслушался и не такого, покивал, провел диагностику магическими путями и объявил, что все в порядке, организм восстановился «после, как бы это сказать, смертушки», просто Максу следует пока избегать переутомлений.
Жаль, он не выписал рецепт, каким образом это сделать.
После Озза в комнату впорхнула Мелита с радостным «Пришла пожелать доброго дня! Хочешь ириску?» Через десять минут степенно постучался Нольдиус. Потом заглянул Хет — просто из любопытства и с вопросом, не нужно ли поделиться какими-нибудь новостями. Потом были Фрикс, Скриптор, Ренейла, Гелла, компания хихикающих практерок и какой-то хмурый тип из Производственного Отдела, которого Ковальски видел впервые.
Закрытая дверь визитеров не останавливала: все были либо магами, либо артемагами.
После появления Вонды с бутылкой рябиновой браги в обнимку и с чрезвычайно радостными песнями о каком-то грядущем событии, Макс понял, что пора подключать стратегию. По его просьбе Дара разложила рядом с ним множество ненужных тяжелых метательных предметов — от затупленных кинжалов до завалявшейся в шкафу у артемагини наковальни. Макс не чувствовал себя способным встать, зато руки у него наливались силой с каждой секундой — в этом убедились три теорика, у которых над головами просвистел справочник по нежити. Справочник сопровождался комментарием от кровати:
— Провалитесь в болото!
Кристо, хихикая, повесил на дверь комнаты Макса лист, на котором размашисто начертал: «Ни влизай — убёт» (полезное заимствование из внешнего мира), но и после этого посетителей не стало меньше. Практеры и практиканты просто бросали жребий и высылали «смертника»: тот по-пластунски преодолевал порог, швырял в комнату подношения (ириски, виноград, кремовых стрекоз), бормотал что-то вроде пожеланий выздороветь скорее и исчезал прежде, чем Макс успевал это откомментировать: «Еще два таких партизана — и я начну военные действия!»
Когда порог робко и без стука переступил встрёпанный и слегка кем-то покусанный Оплот Одонара Гиацинт — Макс уже почти привык к тому, что одному побыть не удастся. Но вот смириться с этим так и не успел.
— Пришел спросить, когда я уберусь отсюда? — осведомился он, непринуждённо постукивая пальцами по пистолету. Из метательных предметов оставалась наковальня, но Макс посчитал нужным выказать особое гостеприимство. Тинторель сглотнул и срочно наметил пути отступления.
— Нет, — выпалил он. Потом, еще через пять секунд, набравшись смелости: — Я рад, что ты жив.
— Хотел бы ответить «взаимно», — сухо ответил Ковальски. Молодой, голубоглазый и честный Оплот продолжал топтаться у двери, яростно рожая какую-то мысль. Наконец он разрешился:
— Ты… ты поступил благородно тогда, на арене. Я прошу прощения за оскорбления, которые тебе нанес.
Макс смерил Оплота таким взглядом, что тот понял: зря он не взял с собой белый флаг. А Кристо ему, между прочим, советовал…
— Я знаю, что мы никогда не станем друзьями, но однажды я надеюсь заслужить твоё уважение. Ты моё заслужил, господин Февраль. И если я что-нибудь могу для …
— Можешь, — подал голос Макс. — Прекрати вливать мне в уши этот благородный кисель. Знаю, что у вас тут так принято по традициям — даже вражда должна быть красивой, нет? Плевать на традиции и к черту уважение. Мы — соперники. Может, в других обстоятельствах мы нашли бы общий язык — что вряд ли — но не сейчас, когда есть…
— Она, — кивнул молодой Оплот, — я понимаю.
— Отвечая на то, зачем ты пришел сюда: нет, я не знаю, зачем она меня вернула. Есть еще вопросы по существу?
— Только тот, что она в тебе нашла, — с горечью и легким сарказмом отозвался Гиацинт, — но об этом не тебя нужно спрашивать. Желаю тебе скорее выздороветь, Макс Февраль.