Волна весенних безумств в Одонаре не потопила всего четверых.

Одной из них была Лорелея. По-прежнему холодная и задумчивая, она бродила по саду или стояла на своей башне с развевающимися волосами, скрестив на груди руки. Обычная ее печаль теперь часто разбавлялась гневом или горечью, когда она кусала губы, вспоминая что-то или сверкала глазами — и порыв «слепой магии» сносил к отчаянию Зерка столетний дуб. Но что обозначало поведение богини — никто выяснять не осмеливался.

Дара почти повторяла поведение Лорелеи, но на башне не стояла и не наносила никакого ущерба деревьям. Она просто почти ни с кем не разговаривала, разве что с вещами, и теперь часто смотрела сквозь собеседника, будто решая что-то в уме. Пока что такое ее поведение оставалось незамеченным: Кристо наконец добился от Мелиты скупого согласия на свидание (но после похода во внешний мир); сама Мелита серьезно сообщала всем и каждому: «Я весной себя чувствую мотыльком и должна облететь все цветы!» — и правда, летала то там, то тут, и поймать ее не всегда удавалось. Нольдиус же тоже не избежал весенних чар, перестал пудриться и начал робко поглядывать на бегающих за ним девчонок, к удовольствию последних.

Очередным лицом, неподвластным пению птиц и ароматам цветов, был Макс Ковальски. Чаще всего он попросту лежал на кровати, читал или смотрел в потолок и не делал ровно ничего. Уроки сеншидо давал только если его очень тормошили (почти не тормошили), а если и выходил в сад, то раз в день и совсем ненадолго: чтобы увидеть издалека тонкую белую фигурку с ало-золотыми волосами и вернуться опять к себе в комнату.

Наконец, Экстер Мечтатель упорно пребывал в меланхолии. К этому обычному для директора состоянию прибавилась печаль об утраченной Бестии. И еще кое-что прибавилось, о чем действительно стоило печалиться, и в один великолепный солнечный день Скриптор сообщил Максу, что он нужен Мечтателю

Наглый теорик прямо так и написал.

Он застал Макса не в бездействии, а за сборами. Группа должна была уходить во внешний мир на завтрашний день, Ковальски понимал, что уже не вернется в Целестию после этого ухода. Стены комнаты, чутко следившие за настроением хозяина, еще совсем недавно изображали одну и ту же фразу на разных языках и разными шрифтами: «Как мне забыть?» — но после решительного окрика угомонились и стали просто серыми.

— Я нужен Мечтателю? — подозрительно переспросил Макс, глядя в свою легкую сумку. — В какой степени?

Скриптор схватился за голову и молча возвел кверху выразительные глаза.

Он все показал верно: у директора был вид утопающего. С минуту Экстер просто задыхался и размахивал руками, потом выпалил:

— Макс, это совершенно невозможно! Только что… извещение из Семицветника. Это… это катастрофа…

Какое-то время Макс вглядывался в его лицо. Потом скис.

— Только не говори мне, что у вас тут бывают инспекции.

Директор издал тихий, жалостный и полный согласия звук.

— В такое время? Я имею в виду — после квалификации? И теперь, когда у вас тут нет… черт.

Экстер исторг из груди чудовищно печальный вздох.

— Опасаюсь, что все дело именно в отсутствии Феллы. Видишь ли, они могли решить воспользоваться ситуацией… Судя по тому, что я получил, — проверка будет доскональной, и я…

Макс остановился посреди аллеи (разговор велся в саду), с омерзением отвернувшись от целой полянки ландышей.

— Сколько ты рулишь артефакторием — двести лет или больше? Не говори мне, что тебя ни разу не инспектировали.

— Но тогда ведь была Фелла… — Экстер схватил выражение лица Ковальски и вздохнул. — Макс, это не просто инспекция. Их не интересует процесс обучения, вернее, интересует не столько процесс обучения, сколько сам Одонар: Комнаты… Хламовище… Очень многие в Целестии неверно понимают суть артефактория, а через это хотели бы воспользоваться мощью предметов, которые мы держим у себя…

— Понятно, — пробормотал Ковальски, закатывая глаза. — Типичное неумение отличить военный объект от колбасной лавки. Подключи свои связи.

— С-связи?

— Все сходятся на том, что у тебя отменные подвязки в Семицветике — раз ты попал на этот пост.

Директор вздохнул в очередной раз, но его вздох остался заглушен счастливыми трелями соловья в зарослях черемухи. Хотя уже по лицу Экстера можно было догадаться: вот как раз в этом случае его связи будут бесполезны.

— Макс, ты нужен нам! Твоя… — он запнулся, прежде чем выговорить слишком неромантческое слово: — стратегия. Если всё правда, и в составе комиссии будут не только маги, но и магнаты, и даже высшая нежить… они не должны увидеть ни одного из важных помещений Одонара!

— Комнаты и Хламовище?

— А также Производственный Сектор и Опытный. И отдел снабжения, и… Макс! — он умоляюще сложил руки перед грудью, выглядя, в общем, довольно комично. Но Ковальски, которому это отчаянное «Макс!» до боли напомнило выкрик Дары, досадливо поморщился.

— Ладно. Какой стратегией пользовалась в таких случаях Бестия?

С-стратегией?

— Ну, если отбросить в сторону дачу крупных взяток и нанесение тяжелых травм инспекторам, остается всего два метода прохождения комиссий. Первый — идеальный, когда после первых пяти минут инспектора думают: «О, нет, как в этом заведении все правильно, скрупулезно и скучно, пора сматываться, или мы не доживем до конца инспекции…»

— О! Мне кажется, я начинаю понимать. В таком случае, Фелла пользовалась вторым методом. Ну, понимаешь, когда после первых пяти минут инспектора думают, что не доживут до следующих пяти минут…

— Хаос?

— Именно после этих комиссий об Одонаре поползли столь зловещие слухи, — шепотом поведал директор, мимоходом срывая высокий василек. — Что до меня, я во время таких инспекций вообще опасался выходить из кабинета.

Макс хмыкнул, как бы говоря, что в этом-то он не сомневался.

— Какова численность неприятеля?

— Около полусотни.

— Просто нашествие какое-то.

— Видимо, они рассчитывали как раз на свое количество.

— Согласен, полсотни разнородных особей так просто в хаос не вовлечешь, кто-нибудь да пролезет. Ты же говорил, что среди них будут магнаты и даже нежить? Эти ваши… кровососы, нощники и прочие, из сотрудничающих с Семицветником?

— Да. И, Макс… Очевидно, возглавлять их будет Синий Магистр…

— Как-то я уже ставил диагноз его умственным способностям. Ну, ладно.

Ковальски задумался, и не сказать, чтобы это были приятные размышления. Второй раз разбирать сумку… Впрочем, в сумке-то как раз ничего особенного нет. Дурацкая инспекция. И, наконец — еще сколько-то дней здесь, чересчур близко от нее, с ощущением этой треклятой хрустальной стены между ними…

— И скоро они прибудут? — наконец выговорил он.

— На восьмой день, считая от сегодняшнего.

— Немилосердно по отношению к вам, но мне-то времени хватит. Шутка в том, чтобы научиться с ней обращаться учеников и пару-тройку сотрудников…

— С ней, Макс? Ты говоришь о стратегии?

— Я говорю о звере, которым намерен затравить эту твою комиссию. О звере, который, в принципе, известен здесь, только вот всё же не на уровне моего мира. А там мало кто ему может противостоять.

— И этот зверь… — начал Мечтатель, наклоняясь к Ковальски поближе, чтобы услышать тайну.

Макс театральным шепотом произнес одно-единственное, жуткое слово:

— Бюрократия!

* * *

Группе пришлось отправляться во внешний мир без Ковальски, причем остальные об этом узнали непосредственно в день выхода. После чего дружно обругали разгильдяйство, царящее в артефактории (в Одонаре модно было ругать разгильдяйство, и оно почему-то всегда представлялось зловредным призраком, не зависящим ни от кого и существующим самостоятельно) и выслали делегатов за дополнительными инструкциями.

В роли делегатов выступали заинтригованный Кристо и задумчивая Дара. Эти двое застали Макса в директорском кабинете в компании с кружкой кофе, несколькими центнерами бумаг и Экстером Мечтателем. Макс разбирался с документацией, и вид у него был — точь-в-точь чинуша из Семицветника.