Глава девятнадцатая, которой предпослан второй эпиграф
Бывает, выловлю в пруду
Коробочку конфет,
А то среди холмов найду
Колеса для карет.
Л. Кэрролл «Алиса в Зазеркалье»
Замок проснулся от истошного крика.
Ядрошников, наспех одетый, столкнулся с О’Шипки внизу.
- Вы слышали? - спросил он, переводя дыхание. Зубы его клацали от холода.
- Слышал, - ответил О’Шипки, вскидывая глаза и следя за Ахиллом, который уже спускался по лестнице, перепоясывая кафтан широким шелковым кушаком. Ахилл был угрюмым и заспанным, за ним маячил не менее мрачный Аромат Пирогов. Что-то в них было не то, но разбираться не пришлось, ибо дверь распахнулась, и в холл вбежала растрепанная Анита. Она так и бежала всю дорогу: изменившись в лице, от пруда.
- Там… там… - Анита тыкала пальцем в дверной проем. Вдруг она совсем побелела и тускло сверкнула глазными яблоками. Ахилл подлетел, пал на колено и успел подхватить ее в руки.
Ядрошников выставил кулаки, стал на пороге и осторожно выглянул.
- Никого нет, - он обернулся в недоумении.
Белки провернулись; зрачки, похожие на сливы в джек-поте, скользнули книзу, мгновенно напомнив О’Шипки какое-нибудь «зеро» или «флеш-ройяль».
- Пруд, - простонала Анита и взялась за виски. - Я… я пошла посмотреть в пруд. Как вы велели…
- Я советовал, а не велел, - нетерпеливо поправил ее директор, комкая тирольскую шляпу. - Кто же вас напугал? - ведя допрос, он в то же время рассеянно следил за Пироговым, который выглядел вконец растерянным; Аромат изумленно топтался, загораживая проход.
- Ты совсем как тот енот из сказки, дорогая Анита, - шутка О’Шипки прозвучала фальшиво. - Помнишь? Тот, Кто Сидит в Пруду. Наверно, ты своего отражения испугалась, и напрасно, ты пленительна, как и встарь… - брякнул он, путаясь в комплименте.
- Вздор! - крикнула Анита и залилась слезами. - Там… там плавает Мамми. У нее ужасное лицо. Меня стошнило… я не успела отвернуться, я попала ей прямо в глаза…
Теперь побледнел Ахилл. Его гладкий череп мгновенно отсырел, став похожим на некий запотевший овощ. Руки невольно разжались, из-за чего Анита едва не упала, но директор успел протянуть ей ладонь.
- Пойдемте посмотрим, - О’Шипки, сказав это, пожал плечами, словно хотел показать свое полное неучастие в темных делах Центра. - Если она говорит правду, то наше положение плачевно. Буря утихла, - обратился О’Шипки к директору, когда они уже быстро шагали к пруду. - Может быть, мы вправе рассчитывать на гостей? Почтовое судно, рыбацкая лодка…
- Нет, - безнадежно ответил Ядрошников. - Это судьба. Мы все здесь погибнем, я знаю. Никто не придет и никто не поможет.
- Вам виднее, - пробормотал Ахилл, услыхавший его пораженческие речи.
Пирогов сопел так громко, что заглушал живые звуки печального утра.
На мостках было тесно; тем не менее, все поместились.
- Это невыносимо, - директор издал прерывистый вздох.
Взгляд Мамми был так же строг, как всегда; правда, теперь эта строгость адресовалась чему-то невидимому и устойчивому, поскольку глаза смотрели в точку, находившуюся за спинами сгрудившейся толпы. Анита сразу отвернулась и присела на шаткую скамеечку. Мамми раскинулась в полной неподвижности; не только раскинулась, но и раздулась, и непонятно было, когда она успела так измениться за короткое время, превратившись в ужасную бабу. От твидовой леди не осталось следа, ночная рубашка казалась широким, грязно-розовым блином; одна бретелька соскользнула, и вывалилась правая грудь: чудовищная, в жилах, с прокушенным черным соском. Рот был распахнут, язык вывалился. Мамми задушили ремнем от сумочки; сама сумочка аккуратно стояла в траве; вязальные спицы торчали, подобно антеннам, и горбилась серая спинка шерстяного клубка. Над Мамми плавали остатки непереваренного салата и кружочки моркови; пруд стал похож на суп, и в этом доисторическом прабульоне Мамми играла роль главного костно-жирового ингредиента.
- Об алиби, разумеется, лучше не заикаться, - в голосе директора сквозила ирония. - Это мог сделать любой из нас.
- Я не делал, - оскорбился Ахилл. - Я был занят другим…
Он многозначительно поглядел на Аромата. Тот еще больше насупился, сопение перешло в угрожающий хрип.
- Я спал, - сказал О’Шипки.
- Нет, вы не спали! - возразил Ахилл. - Вас вообще не было в номере!
- Откуда же вы знаете?
- Знаю, - упрямо ответил тот. - У нас пропали шахматы. Мы их искали всю ночь. Аромат решил, что это вы взяли, и пошел к вам в номер. Вас не было.
- Вот оно что, - протянул Ядрошников. - То-то я гляжу, что вы с Ароматом сами не свои. Куда же делись ваши шахматы? Они нашлись?
- Нет, - удрученно сказал Ахилл. - Их нигде нет. Это чья-то гнусная шутка. Кому они могли понадобиться?
О’Шипки прищурился:
- Выходит, что это вам я обязан варварством, которое учинили в моих апартаментах?
- Аромата можно понять! - злобно выпалил Ахилл. - Он страшно рассердился на вас. Мы были уверены, что это ваша работа. Опять же помните, что это Аромат. Он дик и буен. Если он что-то сломал, я готов возместить ущерб из собственного кармана.
- Однако вы не нашли шахмат!
- К сожалению, не нашли. Но не нашли и вас.
- У меня разболелся живот от здешней кухни. Я не обязан перед вами оправдываться.
- Тихо, господа! - директор призвал их к порядку. - Не время разбрасывать камни. Подозрение, как и вчера, остается на каждом. Что касается моей персоны, то я спал, без свидетелей. Подозревать меня, руководителя Центра - очевидная нелепость, но я, увы, нисколько не похож на жену Цезаря.
О’Шипки, пользуясь наступившим молчанием, задумался.
- Между прочим, о жене, - заметил он после тягостной паузы. - Как насчет тебя, Анита? Ты постоянно таскалась за Мамми. Ты могла выманить ее к пруду, задушить, а после разыграть перед нами представление с обмороком.
- Негодяй! - гневно бросила ему Анита. - Бедная, бедная Мамми!…
- Бедная Мамми!…- передразнил ее О’Шипки. - А вчера был бедный, бедный мистер Шаттен. А позавчера - бедный, бедный Трикстер. Я вижу, тебе нравится это прилагательное. Кто еще бедный? Может быть, ты примеряешь его к каждому?
- Я прошу вас, господа, - взмолился директор, стараясь не заглядывать в пруд. - Нас осталось всего семеро… постойте, постойте. Где же близнецы?
Ахилл и О’Шипки переглянулись. Встрепенулся и Аромат, почуявший новую неприятность.
- Должно быть, спят, - предположил Ахилл. - Они ведь засыпают за двоих. Но Анита кричала так громко, что и мертвый бы проснулся!…
- Мертвый бы не проснулся, - возразил О’Шипки. - Господин директор - похоже, нас снова оставили в дураках. Скорее в замок!
- Вы думаете… - директор взялся за сердце.
- Бегите же, говорю я вам!
Толкаясь и оступаясь в болотную грязь, собравшиеся поспешили прочь с мостков. Анита порывалась вернуться, чтобы закрыть, как она настаивала, у Мамми глаза, но только свалилась и вымазалась; порыв прошел, да и само полуобморочное состояние как-то сошло на нет, и она побежала, едва ли не обгоняя быстроногого Ахилла. Тот несся, нисколько не стесненный в беге ортопедической обувью; Аромат Пирогов высоко поднимал колени, путаясь в рубахе. Они с Ахиллом больше походили на близнецов, чем близнецы настоящие, и пропажа шахмат, означавшая ослабление связи, сразу же бросалась в глаза, проявляясь в нарушенной синхронности бега. Ядрошников смешно семенил в хвосте, размахивая руками и поминутно проверяя, на месте ли шляпа.
Ворвавшись в замок, они взлетели по лестнице и, отдуваясь, остановились перед номером близнецов. Дверь была заперта.
- Посторонитесь, - велел О’Шипки.
Он разбежался и высадил дверь плечом. Директор жалобно охнул, вспомнив, видимо, что он состоит в должности и отвечает за имущество. Он охнул вторично, но уже по другой причине.