В машине у Медора Медовика был еще один телевизор.

Петр Клутыч каким-то чудом удерживался на экране. Камера иногда показывала окаменевшего красного профессора и снисходительно аплодировавшего либерала. Петр Клутыч выкрикивал короткие и понятные фразы:

- Они крадут людей!…

- Они против Бога!…

- Они забираются людям в мозг!…

- Они делают над людьми эксперименты!…

- Они хотят разрушить наш мир!…

- Им помогают эти вот! - Петр Клутыч указал на либерала. Тот изумленно улыбнулся и, желая подтверждения, ткнул себя в грудь. Петр Клутыч правильно понял иронию и метнул в либерала стакан с минеральной водой.

К трибуне-стойке подбежали люди, но Петр Клутыч вцепился в ее край.

- Они торгуют Богом!…

- Они презирают историю человечества!…

- Они задумали…

- Надругаться над стадами!…

- Отравить дев!…

- Похитить реки!…

- Но ничего!…

- Илья Муромец уже едет!…

- У него металлический конь!…

- Приходите, и вам помогут!…

- В нашей поликлинике!…

Петра Клутыча оторвали и понесли. Он сорвал паричок, бросил его в лицо красному профессору.

- Купите хотя бы это! Иногда это помогает!… Прикройтесь…

Профессор брезгливо утерся, надулся вконец и стал смотреть поверх публики.

Аудитория взорвалась.

На гранитной набережной расположились два человека.

Один был худ и сутул, второй напоминал сдувшийся мячик. Падал снег, ночной припорошенный лед отсвечивал зеленоватыми фонарями. В зияющей полынье кружила утка. Между сидевшими стояла бутылка, опустошенная на две трети; грубые стаканы, бесхитростная закуска на газетном листе.

- Это не провал, товарищ майор, - в десятый раз твердил Балансиров. - Десять процентов - это победа. Кто же мог знать, что он отмочит? А он давно замышлял…

- Не надо сластить пилюлю, капитан, - Медовик неотрывно смотрел в черное небо, безуспешно пытаясь различить звезды. - Десять процентов ничего не решат. Мы могли взять больше. А нашего спасителя человечества я посажу к обезьянам и буду кормить морковью.

Балансиров ничего не ответил и разлил остатки водки.

- Не убивайтесь, - сказал он после паузы, протягивая стакан Медору.

- Время, - возразил тот. - Время уходит.

- Но ты прав, капитан, - сказал он, усвоив стакан. - Нам не пристало убиваться. Десять процентов потенциально спасенных для Бога и государства. Да что государства, бери выше - для мировой деревни. Может быть, этого достаточно? - спросил он себя с надеждой. - Может быть, продержимся на соплях? Тем более что они будут густеть…

Балансиров выпил.

- Мне нельзя пить, печень больная, - пожаловался он. - Я напьюсь только в одном случае: на радостях, когда вас не станет. Так что живите долго, - иногда Балансиров позволял себе шутить с майором. Сейчас он чувствовал, что шутка сойдет ему с рук.

Оба помолчали, обдумывая продолжение.

Утка плавала и опасливо поглядывала вверх.

- Требуется плотная кладка, - с пьяной уверенностью добавил капитан. - Мы заделаем щели, залатаем прорехи. Стена реальности, бетонные блоки накрепко схвачены раствором. Инородные чудеса не пролезут.

- Ты не масон?

Оба горько расхохотались и ударили друг друга по плечу.

Медор окинул взглядом спящий город.

- Узок круг их интересов. Он ограничивается зеркалом. И что за беда? - для собственного успокоения он пожал плечами. - Российский блин обуглился по краям, но основная мякоть уцелела… Настанет день, и всех нас куда-нибудь заберут, всех похитят, искусят и соблазнят, - тихо молвил Медовик. Он подставил ладонь, и снежинки таяли. - Потому что человек убог и глуп. Человек и человечество держатся сами на себе, на глупости и убожестве, потому что если дать им силу и великую мысль… о, что будет! Какой наступит кошмар…

- Мы этого не допустим, - Балансиров качнулся.

…Ночные призраки, повинуясь космическим позывным, выползали из подворотен и окружали беседующих, но не решались приблизиться.

Декабрь 2003 - май 2004

В этой повести наверняка будет много противоречий и нестыковок, да и с логикой плоховато. Но ведь и в жизни не все удается продумать наверняка, правда? Тем более, в проекте такого масштаба, о котором пойдет у нас речь. Сие положение дел печально. К тому же это повесть о малоизученном явлении любви. А каждому известно, что нет повести печальнее на свете, чем…

- Карточки украли! Карточки! - по древней привычке заголосила какая-то бабка, хотя речь шла только об одной, особенной, карточке.

Вокруг - дело происходило на городском базаре с павильонами и свободным проездом - столпился народ.

Разные попадались там лица: красные, сизые, бледные, под барашковыми шапками и неестественными шляпами, под узорными платами; сплотились салопы, шинели, пальто, плащи, дутые куртки. Бритые черепа покачивались в образовавшемся море людей, как смертоносные мины, замаскированные под охранительные буйки.

Остановился трамвай и наглухо перекрыл движению горло. Из нескольких сверкающих мерседесов, разбавленных ауди, под шелест распахиваемых дверей, степенно шагнули на мостовую респектабельные фигуры. Молодые и не очень молодые. Недовольные пожилые оставались согреваться в салонах, ибо их кровь остывала. Вдобавок резонно напомнить, что у пожилых владельцев такого рода машин, случись им выйти, кровь остывает еще быстрее и сразу сворачивается. Многие, чуть ли не все, полезли по карманам и бумажникам, интересуясь сохранностью собственных «карточек».

Поминали великую, бессмертную Аннушку, разлившую масло - таких осточертевших и начитанных субъектов знатоки норовили изматерить заслуженной бранью.

- Опомнись, бабка! - урезонивали старуху. - Ты посмотри, какое у нас на дворе тысячелетие! Или ты блокадница из уцелевших, не разбираешь времен!

Скоро выяснилось, что «утащили» пластиковую карточку: даймер, за показаниями которого старуха жадно следила, теряя остатки разума - кому он нужен? Мы имеем в виду даймер, да и разум сомнителен. Потеряла…

- Тогда понятно, - присвистнул кто-то. - Велика беда! Так зачем же ты вопишь? Добрые люди, отведите ее на ближайший пункт, пусть ей выдадут новый… Всего и хлопот, бабушка! И добрая старость не в радость…