– Лучше выбрось блажь из головы и займись исполнением служебных и супружеских обязанностей! – заявила Зинаида и ушла.

Он вышел из поликлиники и подумал: «Нельзя сказать, что меня женщины не любят. Другое дело, что любят не те».

Машенька стояла за прилавком среди книг и явно скучала. Он подождал, пока она посмотрит в его сторону, и помахал рукой.

В первый миг Машенька удивленно распахнула глазки, а во второй – выпорхнула из-за прилавка, кинулась ему на шею и звонко чмокнула в щеку.

Он обнял ее за талию и сказал:

– Почему-то я всегда люблю как-то антропософски.

– И я тоже, я тоже… – залепетала она.

– Знаешь, что такое любовь? – спросил он.

Машенька закивала, заволновалась и прикусила губки.

– Любовь – это страсть к познанию, – сказал он. – Закончилось познание – закончится и любовь.

Она вдруг погрустнела. Ему захотелось ее ободрить, и он сказал:

– Любовь – это когда вся предшествующая жизнь кажется ошибкой.

– Радость ты моя! – вскрикнула Машенька и поцеловала его в губы.

Он не сказал ей, что женился. Не то, чтобы язык не повернулся. Просто забыл.

По дороге домой он думал: «Какие девчонки! Какие девчонки! Милые, душевные, внимательные! Все, как на подбор! Даже трудно кого-то выделить».

Жена открыла ему дверь и он с порога заявил:

– Представляешь, какие, оказывается…

Жена стала поправлять что-то на вешалке и спросила:

– Что «оказывается»?

– Все и самым лучшим образом… – ответил он и, кряхтя, наклонился, чтобы развязать шнурки.

– Огурчик ты мой консервированный, – сказала жена и вздохнула. «Странные какие-то фантазии», – недовольно подумал он, но промолчал.

На ночь глядя он по привычке проветрил комнату, пролистал газету, обнял жену и заснул сном праведника.

Две девчонки кинулись вверх по лестнице, но дорогу им перегородил рослый парень в светлой рубашке. Еще две попытались проскользнуть в коридор первого этажа. Их опередили люди в камуфляжной форме.

Сергей замедлил шаги, дожидаясь, пока девицы и милиционеры посторонятся, и направился к выходу из гостиницы. В дверях омоновец держал за руку девчонку в желтой, приталенной кофточке. Девчонка не вырывалась и спокойно говорила:

– Не с ними я! Не с ними! Просто стояла и ждала. Ну, ждала я здесь! Нельзя, что ли?

Сергей тронул ее за плечо и спросил:

– Что такое?

Взглянул сначала на девчонку, потом на омоновца и сказал:

– Она со мной. – И обратился к девчонке: – Говорил, чтобы тут не торчала. Подождала бы где-нибудь там…

Он прошел вперед и через несколько шагов оглянулся. Девчонка успела отделаться от удивленного омоновца и выскочила из гостиницы.

Они спустились по ступенькам и свернули на «Охотный ряд». Был светлый и свежий летний вечер. После дождя легко дышалось.

– Вот пристали, паразиты, – сказала девчонка. – Ща бы они меня забрали.

Сергей взглянул в ее большущие, с поволокой, темные глаза и подумал: «В следующий раз заберут». Он ожидал, что девчонка сразу кинется вниз в метро, а она шла рядом, чуть подняв голову, будто считала про себя.

– Я, собственно, просто так… – сказал он. – Можешь улепетывать. Она продолжала идти рядом, смотрела перед собой и говорила:

– Денёк сегодня… Ну, ничего не ладилось! Как назло!.. А меня, между прочим, Гретой зовут.

– Это, наверное, творческий псевдоним, – сказал он.

– Как тебе сказать… Может быть. А ты, наверное, не просто так именно меня захотел выгородить? – спросила она.

– Даже не знаю, – ответил он, помолчав. И заметил, что это ее расстроило.

– Я у гостиницы подружку ждала, – сказала она.

Они проходили мимо уличного кафе. Играла музыка.

– Хочешь, посидим немного? – предложила она.

– Нет настроения, – ответил он.

– А я бы посидела, – сказала она. – Музыка хорошая. Меня раз под нее мать отлупила.

Всем своим видом она показывала, что не торопится. Шла рядом с ним, иногда чему-то улыбалась и легко касалась его локтем.

– Ты в гостинице работаешь? – спросила она.

– Нет, заходил, приятеля навещал, – ответил он.

– Подружка недавно с одним человеком познакомилась, – сказала она. – Совершенно случайно, на улице. И такой хороший человек оказался. Своя фирма. В Москве сейчас живет.

– Бывает, наверное, – сказал он.

– А ты когда-нибудь у гостиницы с девчонками знакомился? – спросила она.

– Это как? – не понял он.

– Ну, покупал себе кого-нибудь?

– Не покупал. Не люблю безразличия в женских глазах, – ответил он.

– Как это? – не поняла она.

– Так вот получается, – сказал он.

– Я тоже не люблю безразличия, – сказала она. – Не терплю просто. И вот ты! Не просто же так ты решил меня от мента оттащить?

– Не просто, не просто, – сказал он. – А здесь мне – на другую сторону. Так что – пока! Да?

От неожиданности она растерялась. Он невесело подморгнул ей на прощание и отвернулся.

В этой вспорхнувшей перед ним судьбе его не интересовало ничего.

Когда самолет приземлился, в аэропорту шел дождь. Этот мерный и светлый, благородный дождь сопровождал их все время, пока дожидались автобуса, сидя на чемоданах под козырьком вокзала, пока ехали по пятнистым, желто-зеленым, выцветшим долинам. У самых предгорий небо вдруг расчистилось и за тонкими серенькими облаками замаячило бледно-белое солнце. Но в ущелье стало сумеречно. Дорогу впереди надолго затянуло тягучей матовой жижей тумана.

На третьем часу пути почти все пассажиры спали, откинувшись на спинки кресел, в расстегнутых пальто и отброшенных на плечи шарфах. Было жарко, пахло гарью и бензином.

Они с Лешкой долго читали. Иногда отрывали глаза от страниц, показывали друг другу за окном что-нибудь примечательное – свору громадных псов, мчащихся по улице; непривычного вида, бараком вытянутый, высокий дом; мальчишек верхом на осликах. Но потом Лешку тоже сморило – опустил голову ей на плечо и заснул.

Выше по ущелью туман пропал и вокруг плотно расстелилась режущая глаза снежная белизна. Дорога и лохматая речушка виляли, то и дело пересекались, заставляли автобус грохотать по очередному мосту, прижимаясь всей своей тушей почти к самому его краю. А с обеих сторон, пропадая в высоте, нависали белые, с темными родимыми пятнами отвесных скал, горы.

Горячевы выехали на день раньше. Обещали узнать, когда приходит автобус, и встретить у гостиницы. Но то ли забыли, то ли поленились. А когда после обеда возвратились с Лешкой к себе в номер – стук в дверь. Заявляются оба – и Ленка и Димка. Ахи, обнимания, целования, будто год не виделись. Оленька, извини ради бога – катались, только что вернулись. И сразу сто вопросов: как доехали? без приключений? в аэропорту не сидели? не мутило в самолете? Ну а здесь вам как?

За окном крутая, снизу поросшая щетиной леса, а выше яркая, в бликах снегов и тенях скал Донгуз-Орун с маленькой папахой салатово-зеленого ледника набекрень. И рядом вершины, еще и еще. А между ними рекой спускается вниз далеко видимая с их восьмого этажа широкая полоса сплошного соснового леса – Баксанское ущелье.

– Это еще что! Вот мы вас завтра на канатке поднимем. На Эльбрус посмотрите, если облачности не будет. Из «Ая», – кафе такое на самом верху, – виден, как на ладони. Позагораете на склонах. Сегодня погода была – прелесть. Мы вон с Димкой какие красные. Вы после этого места ни на какое море больше не захотите. Кстати, здесь столько знакомых собралось! Вчера ребят встретили, с которыми в прошлом году вместе катались. А Сквозняков, оказывается, только три дня еще пробудет, какие-то у него срочные дела в Москве. Сегодня вечером все соберемся в ресторане. Так что подтягивайтесь.

– Не знаем. С дороги все-таки.

– Да хватит жмотничать. Можно раз в год и в ресторане посидеть.

– Не в деньгах дело. Посмотрим, может быть, придем.

Но как только они ушли, достала из чемодана вещи, собралась гладить. Лешка посмотрел выразительно: ну, бабы… А только что говорила…