На востоке уже занималась заря. Густая небесная синь потихоньку проглатывала маленькие звёзды, мерцавшие над тёмными силуэтами деревьев. Влажная от росы трава тяжело шуршала под ногами.

Элья, на всякий случай, отошла подальше и пристроилась за самым раскидистым кустиком. Потом побродила рядом, не спеша возвращаться. Постояла немножко, глядя, как величественно вздымаются над спящей землёй древние деревья, похожие на огромные тёмные колонны, посмотрела на чарующе-сапфирный небосвод… А как легко здесь дышится!

«Размяться, что ли?..» — подумалось Элье. Прежде она тренировалась каждое утро, но в походных условиях это было невозможно, нет-нет да и пропустишь денёк.

Элья выпрямилась, сложив перед собой руки, и приподнялась на носочки. Потом опустилась. Потом снова приподнялась…

Жаль, у неё нет в распоряжении часа-двух — волноваться же начнут! Но чтобы немножко разогреть мышцы, хватило и двадцати минут. Покружившись напоследок среди деревьев, Элья остановилась, переводя дыхание… и вдруг услышала журчание воды. Очень негромкое, но в свежем утреннем воздухе, при полном безветрии, невозможно было бы спрятаться даже далёкому звуку. А журчание слышалось где-то совсем рядом… Если это был тот родник, где Мадбир накануне набирал воду, было бы неплохо напиться перед возвращением.

Элья поспешила на звук.

Земля плавно изгибалась, словно готовясь взметнуться более высокими холмами, а потом — ещё дальше — горами Драконьего Хребта. В одном таком изгибе и текла небольшая речушка. Элья вышла к ней, стремясь к видневшемуся за деревьями просвету. К тому моменту стало ещё немного светлее — медленно, но уверенно расползалось по небосводу бледное пламя просыпающегося солнца.

На пустынном берегу рос одинокий ясень. Он словно бы отворачивался от леса, всеми своими ветвями устремляясь к воде — и не имея возможности дотянуться до неё. А на одной из ветвей…

Это было похоже на кошмарный сон.

На дереве сидел попугай огромнейших размеров — с человека, если не больше. Он был слишком велик для тонкой ясеневой ветки, но всё же она каким-то чудом выдерживала его вес. Рассвет потихоньку счищал с его перьев темноту, и из-за едва проступивших красок уже нельзя было принять гигантскую птицу за тень. Да и чёрный глаз поблёскивал очень уж по-живому.

«Бежать!» — вопил инстинкт самосохранения.

Однако Элья не могла пошевелиться, не могла даже закричать. Ужас, порождённый невозможностью происходящего, словно сковал её, обездвижив и лишив голоса.

— Вода…

Скрипучий голос, свойственный всем попугаям, полувопросительная интонация, лёгкий, но резкий наклон головы с похожим на коготь клювом.

— Вода… — повторила птица всё с той же мелодичностью ссохшейся двери древнего склепа, медленно открываемой невесть зачем появившимся визитёром. — Вода-а-а…

Элья резко выдохнула и попятилась — и снова застыла, неловко растопырив руки. В голове зашумело — как-то странно, весело, по-ярмарочному. Померещился запах пряностей.

— Беги… беги-и-и… — проскрежетал попугай. — А не то пррроглотит тебя Белоборрр, пррроглотит коррроль болотный…

— Что?.. — выдохнула Элья.

Попугай распахнул крылья, забил ими, гулко стуча по ясеневому стволу, зарокотал сердито:

— Сожрррёт Белоборрр! Сожрррёт пррредательницу! Пррреданную прредательницу сожрррёт!!

Он будто стал ещё больше, заслонил собою небо вместе с последними звёздами и светом белевшего востока, превратился в огромную громкую тень…

Элья, наконец, отмерла. С истошным воплем она бросилась прочь. В ушах шумело, шум этот сливался с грохотом крыльев, и казалось, что вот-вот нечто неведомое чёрное настигнет, повалит… сожрёт…

Она мчалась меж стволов, видя только силуэт домика перед собой — он был совсем рядом, ещё бы чуть-чуть, ещё немножко…

— Элья!

«Грапар!»

Элья бросилась в его объятия и разрыдалась.

— Куда тебя понесло, ну?.. — выдохнул он устало.

Элья не могла говорить, не могла успокоиться. В ушах её продолжало греметь: «Сожрррёт! Сожжрррёт!!».

— Я видела ог… огромного поп… пугая… — прорыдала она.

— Зачем ты вообще туда пошла?!

Теперь, когда всё закончилось, Элья и сама понимала, что поступила глупейшим образом. Пойти одной гулять по Белобору! Она, конечно, не отходила далеко, но если бы что-то с ней случилось…

— Ну, сама дура, что я тебе могу сказать… Ладно, всё позади. Давай, вытри слёзы… всё хорошо.

Элья на секунду приникла щекой к его ладони, прикрыла глаза.

Никогда, до встречи с Грапаром, она не чувствовала себя такой защищённой. Когда ей угрожала опасность — или просто становилось очень страшно — он всегда оказывался рядом. Как у него это получалось? Как он умудрялся всегда появляться вовремя, когда был особенно нужен ей?..

Элье столько хотелось ему сказать! Но она молчала, охваченная странным ощущением, что если попытается облечь чувства в слова, то всё испортит. Грапар, наверное, тоже это понимал — потому что тоже молчал. И этот невыразимый момент был настолько драгоценным, что Элья была близка к какому-то новому пониманию выражения «молчание — золото».

Послышались быстрые шаги. Элья с сожалением отошла от Грапара и повернула голову.

К ним бежал Лэрге.

— Я услышал крик. Вы в порядке, Элья? Вы белая, как снег. Вы плакали? Что случилось?

— Я в порядке, — ответила она, благодарно улыбнувшись. — Теперь всё хорошо…

— Это я виноват, — Лэрге сокрушённо покачал головой. — Я должен был пойти с вами…

— Нет-нет, это я сглупила. Простите, что заставила поволноваться.

— Ну что вы, дорогая Элья, вам совершенно не за что извиняться. — Лэрге улыбнулся и поцеловал ей руку. — Вы всё ещё дрожите. Пойдёмте в дом. Расскажите всё-таки, что так напугало вас?

Элья безропотно взялась за его предупредительно подставленный локоть и начала рассказывать про огромного попугая на ветке ясеня.

Только слово «предательница» не смогла произнести.

— Он сказал, что я погибну здесь, если не уйду… Это так ужасно!

Грапар, шагавший по другую от неё сторону успокаивающе дотронулся до её плеча. Элья тайком кинула ему благодарный взгляд.

— Попугай-предсказатель? — переспросил Лэрге.

— Да, я помню, что вы в них не верите, — раздражённо отмахнулась Элья, вспомнив разговор на Белой Площади. — Но вы должны верить мне! Я и правда его видела! И слышала!

— Я вам верю, — серьёзно сказал граф. — Но и вы должны поверить, что пока я жив, вы не погибнете. Что бы там ни говорили попугаи. Пусть даже очень большие…

Элья прикусила губу. Если бы Лэрге был там, на берегу той речки, то собственные слова показались бы ему сором, пустым сотрясанием воздуха. Он может быть очень смелым, но обмануть судьбу — тем более, её судьбу — ему не удастся.

Но что же ей теперь делать? Бежать? Куда, как?..

— Тем не менее, я понимаю, что вам всё равно страшно, — сказал Лэрге, — И поэтому я отдам вам один из своих амулетов. Белобор — не самый обычный лес, и там, где человек бессилен, поможет магия.

— Вы очень добры! — обрадовалась Элья. — Надеюсь, вас это не очень затруднит… Всё-таки это ваш амулет…

— Нисколько не затруднит. Я не ношу его — он лежит в моих вещах как память о матери. Она заговорила его у какой-то могущественной колдуньи и подарила на моё десятилетие, чтобы он всю жизнь хранил меня… Я практически не встречался ранее с нежитью, поэтому не могу сказать, как он действует, однако полагаю, что матушка вряд ли стала бы дарить мне подделку. Она была очень обстоятельным человеком…

Когда вернулись в дом, Лэрге первым делом полез в сумку и извлёк оттуда что-то вроде круглого медальона, покрытого цветной эмалью. Только, в отличие от настоящего медальона, амулет не открывался. Зато он был очень лёгкий, Элья почти не чувствовала его веса на шее, а спустя четверть часа и вовсе забыла о нём.

Лэрге к тому времени устроился на лежаке и сразу заснул.

Остальные тоже спали — всё-таки легли уже глубоко за полночь.

Элья же знала, что не уснёт после случившегося.